"Поэты – мои постоянные спутники, мои путеводители", - говорила Манаба, создавая из металлов оклады книг, украшенных разными техниками, работая над портретом Шота Руставели в эмали и иллюстрациями его поэмы "Витязь в тигровой шкуре". Ученицей Манабы стала ее дочь, Лейла Изабакарова. Она окончила отделение промышленной графики факультета декоративно-прикладного искусства Тбилисской Академии художеств. Овладев техниками всех видов эмалей, Лейла воплощает свои фантазии в ювелирных изделиях, в миниатюрах. Об искусстве кубачинских мастеров Лейла Изабакарова рассказала "Вестнику Кавказа".
- Лейла, вы учились у родителей. Насколько сильно их влияние в вашем творчестве?
- Мамы нет уже десять лет. Она ездила по Дагестану, по Грузии, собирала детали, украшения, какие-то половинки поясных пряжек, много камней - янтарь, бирюзу. Осталось много от этого наследия, и я решила, что ему надо дать вторую жизнь. Детали незавершенных мамой ювелирных изделий, оставшиеся от дедушки инкрустированные растительным орнаментом газыри, элементы старинных украшений, камни разных форм и оттенков стали основой сделанной мной коллекции, посвященной янтарю, кораллу и другим камням, а в 2017 году прошла выставка в Национальном музее Дагестана. Она называлась ”Фьюжн”, поскольку мы совместили то, что не совмещается, дали вторую жизнь старинным вещам, фрагментам произведений.
- Во что вы превратили старинные изделия?
- Например, газыри, оставшиеся от моего дедушки, настолько красивые! Там техника исполнения - золотая насечка по железу растительным орнаментом в чистом золоте. Они оставались лежать дома просто как цилиндровые формы. И мне пришла идея сделать из них женские украшения. То есть газыри, предназначенные в мужском костюме времен Кавказской войны для сохранения пороха, получили новую жизнь уже как женские украшения. Я видела в этом какую-то символику. Очень интересный получился браслет с газырями.
Есть также янтарная коллекция, где с янтарем сочетаются детали старинных мужских поясов, черкески, знаменитого кавказского костюма, и нашивных украшений от женского дагестанского костюма.
В каждой работе и у меня, и у мамы есть связь с Тбилиси, потому что я там родилась и выросла, а мама там прожила почти всю свою жизнь. Естественно, невозможно было не отразить в своем творчестве грузинскую тему. Она везде присутствует, у меня везде Тбилиси, тбилисские балконы, тбилисские орнаменты, так же как и в маминых работах, и у меня.
- Можете поподробнее рассказать об истории газырей?
- Кавказский костюм называется черкеска. У черкески на груди с правой и с левой стороны делали по восемь штук газырей для красоты, но в военное время, то есть во время Кавказской войны и ранее, они использовались для хранения пороха. Еще на черкеску надевается второй атрибут - пояс, на котором закреплялся кинжал или пистолет, или длинное ружье. Так выглядел кавказец в XIX веке.
В начале XX века, после Кавказской войны, газыри стали играть чисто декоративную роль. На праздники мужчины надевают черкески с газырями, чтобы показать, что они кавказцы. Сейчас это просто дань традиции, дань памяти предкам. И в моей версии они превращаются в женские украшения.
- Как работала ваша мама, Манаба Магомедова?
- До маминого уровня я не смогу дойти, она работала во всех техниках. Он пробовала всё, что существуют в ювелирном деле, училась всему сначала у кубачинских мастеров, потом у грузинских, затем приезжала в Москву к известнейшим специалистам, строгановским профессорам, к Федору Яковлевичу Мишукову. Она работала в музеях, дружила с Мариной Михайловной Постниковой-Лосевой из отдела драгметаллов Исторического музея. Словом, всегда поддерживала связь с крупнейшими московскими музеями. Ее работы хранятся в Оружейной палате Кремля.
Она была всеядна. Ее интересовало все, она работала день и ночь, не покладая рук, 16 часов в день до последнего, до 85 лет. На выставке в музее Востока представлено 130 маминых работ. Если собрать все ее работы, находящиеся в разных музеях, получилось бы не менее тысячи. В нашей семье это искусство передается по женской линии, в ауле Кубачи есть блестящие мастера. Мне племянницы помогают в эмалях, думаю, они продолжат эти традиции.
- Как это искусство развивалось в Кубачах?
- Аул Кубачи историки описывают с VI века. Кубачи раньше называли Зирихгераном. В Музее Востока проходила выставка "Кубачи – Зирехгеран. Исторический портрет древнего города". Там как раз были представлены потрясающие кубачинские рельефы. ”Кубачи” в переводе с тюркского означает ”изготовители кольчуг”. Кольчуга состоит из 250 тыс. колец. Потом Кубачи перешли на бронзовое литье, потом постепенно делали оружие. Кубачинское оружие хранится в лучших музеях мира. Постепенно перешли на женские украшения. Соседний аул Амузги обеспечивал кубачинцев лезвиями, ножнами для кинжалов и остальными атрибутами холодного оружия.
Когда Кавказская война закончилась, это оружие стало иметь художественное, чисто декоративное значение. Уже не для войны использовалось, а чтобы передавать из поколения в поколение, украшать свой костюм - черкеску.
Далее это все перешло в ювелирные украшения. Есть целые семьи, где искусство передается уже через 10-11 поколений. Одна семья уже 10 поколений занимается именно свадебными браслетами. Есть семьи, которые занимаются именно эмалью, например, Топчиевы. Есть мастера по филиграни. Были гравировщики: народные художники Расул Алиханов и Гаджибахмуд Магомедов.
- Металлом кубачинцев, как вы сказали, обеспечивал аул Амузги. А откуда брали камни?
- Кубачинцы много ездили по всему миру. В некоторых домах целые комнаты заполнены утварью, тарелками со всего мира. Кубачинцы были знатоками антиквариата. А металл часто переплавляли. Так, очень мало браслетов, изготовленных до XVIII века, поскольку их переплавляли, чтобы сделать что-то новое. А в советские годы был создан комбинат, который ежегодно поставлял в Кубачи две тысячи тонн серебра, и аул обеспечивал весь Советский союз своими работами.