В то время как российский император путешествовал в Европе с одного международного конгресса на другой, рычаги оперативного управления восточной политикой оказались в руках «родственного клана» - Семена Ивановича (Симоне ди Джованни) Мазаровича (глава миссии в Тегеране) и его шурина Александра Ивановича Рибопьера (чрезвычайного посланника и полномочного министра в Константинополе). Назначение сына венецианского адмирала руководителем российского представительства в Персии приписывали влиянию министра иностранных дел Российской империи - Иоанна Каподистрия, грека по происхождению и будущего правителя независимой Греции, который покровительствовал далматинцу из Каттаро.
Семен Мазарович как и министр начинал свой карьерный путь медиком в Дунайской армии, а затем в этом же качестве сопровождал в Персию генерала Ермолова. Сложно сказать, где именно он сумел впервые проявить свой дипломатический талант, но 6 июля 1818 года Мазарович был «по Высочайшему повелению причислен в ведомство бывшей Государственной Коллегии иностранных дел и определен Поверенным в делах в Персии». Вероятнее всего, большую роль в этом решении сыграл положительный отзыв Алексея рмолова, который обычно был довольно скуп на похвалу.
Перед русской миссией стояли крайне сложные задачи, связанные с необходимостью поддерживать дружеские отношения с персидским двором, рассматривая государство Каджаров как возможный противовес Османской империи. Против России активно интриговали англичане, опасавшиеся усиления позиций Петербурга в регионе. По инициативе принца Аббаса-Мирзы Каджары провели модернизацию своей армии с помощью британских советников.
Подписанный в 1813 году Гюлистанский мир не разрешил все спорные вопросы с Россией, персидская сторона затягивала процесс согласования новых границ между государствами. По условиям Тегеранского соглашения между Великобританией и Персией, стороны отказывались признавать границу, установленную Гюлистанским договором.
К тому же непросто складывались отношения между дипломатической миссией и Ермоловым, начальником Отдельного Кавказского корпуса. Боевой генерал предпочитал действовать без оглядки на инструкции из Петербурга, что временами шло в разрез с установками российского МИДа. Да и в целом обстановка в регионе становилась все более взрывоопасной. До начала греческого восстания оставалось три года, но для европейских дипломатов было очевидно, что постоянные волнения на островах, в Валахии и других турецких провинциях неизбежно выльются в нечто более масштабное.
Пока Александр I был скован в своих действиях принципами легитимизма в рамках Священного Союза европейских монархов, восточная политика России носила «выжидательный» характер. Однако русским дипломатам, непосредственно находившимся в Тегеране и Константинополе, было очевидно, что перемены неизбежны. Другой вопрос – к чему могли привести эти перемены?
О деятельности Мазаровича во главе русской дипломатической миссии мы можем судить из писем и записок Александра Грибоедова - секретаря посольства в этот период. Первоначально отзывы знаменитого писателя о своем шефе носили благоприятный характер. Еще до отъезда в Персию Грибоедов писал своему другу Степану Бегичеву 15 апреля 1818 года
Мазарович, любезное создание, умен и весел.
Их знакомство состоялось еще в Петербурге, и Грибоедов судил о главе миссии не по его деловым качествам, а по манере общения с людьми – все современники отмечали открытость Мазаровича, отсутствие барского отношения, доброжелательность.
Мазарович очень мил, много о нас заботится и уважителен и весел
- Грибоедов. Январе 1819 года. Путевые записки.
Однако вскоре тональность высказываний начинает меняться. Ряд исследователей полагает, что критические отзывы со стороны Грибоедова были вызваны несхожестью характеров двух наших героев – импульсивность и обидчивость секретаря миссии приводила к мелким, но частым обидам на Мазаровича, которые писатель и дипломат не считал нужным скрывать.
Впрочем, далеко не все претензии к руководству миссии можно свести к субъективным оценкам. Были замечания и более серьезного характера. Так, чиновник русской миссии Андрей Амбургер (впоследствии генеральный консул в Тавризе), еще в 1819 г. высказывал беспокойство о моральной стороне дела в разговоре с Николаем Муравьевым:
На счет действий Мазаровича в Персии, братья его совершенно пустились без стыда в торги и таскаются по базарам для закупки товаров, которые они намерены продать в России. Поведение такое, кажется, неприлично русскому поверенному в делах.
Не менее серьезными были обвинения в том, что в ряде случаев Мазарович вел переговоры с персидскими чиновниками, принижая свой высокий дипломатический статус, заискивая перед министрами и визирем. Впрочем, кулуарные разговоры и злословие подчиненных никак не повлияли на карьеру главы миссии. В 1821 году он получает чин статского советника и в том же году начинается война между Османской империей и государством Каджаров. Боевые действия завершаются победой персидских войск, но почва для дальнейших конфликтов сохраняется. Усиливаются антироссийские интриги со стороны британской дипломатии. Неразрешенные пограничные вопросы делали новую войну между Россией и государством Каджаров вопросом времени.
Летом 1826 года «партия войны» при дворе шаха берет верх, начинаются боевые действия, а русская миссия еще в январе покидает Тегеран. Завершается дипломатическая карьера Мазаровича в Персии. Он был «уволен от звания Поверенного в делах в Персии» и прикомандирован к командующему Отдельным Кавказским корпусом, а затем к Азиатскому департаменту Министерства иностранных дел. На смену ему назначается Грибоедов. Но это уже совсем другая история.