На этой неделе исполняется ровно год со дня вступления в должность президента США Дональда Трампа. О том, каким был этот год для США, России, Кавказа и Ближнего Востока, а также об итогах внешнеполитического года РФ "Вестник Кавказа" побеседовал с генеральным директором Российского совета по международным делам Андреем Кортуновым.
- Андрей Вадимович, по вашей оценке, заинтересовал ли Южный Кавказ США за год работы Трампа, или же он все еще вне зоны внимания, как во времена избирательной кампании?
- Думаю, Южный Кавказ после этого года будет рассматриваться в более широком контексте крупных внешнеполитических задач США. Мы сейчас ждем, какова будет политика новой администрации американского президента в регионе Ближнего Востока, так как до сих пор очень много вопросов том, чего, собственно говоря, Вашингтон хочет от ближневосточных стран. От этого, в свою очередь, будет многое зависеть в отношениях между США и Грузией, США и Азербайджаном, да и Армения тоже здесь играет свою роль. На контакты США с Азербайджаном определенно повлияет развитие очень непростых отношений Вашингтона с Тегераном, Штаты вполне могут начать рассматривать Баку в качестве своего союзника в противостоянии с Ираном. Но пока у Трампа нет оформленной стратегии по Ближнему Востоку, ее нет и по Южному Кавказу.
- Если конфронтация между Ираном и США дойдет до срыва "ядерной сделки", как это скажется на обстановке в регионе?
- Это приведет к дальнейшей поляризации региона и по линии Иран-Саудовская Аравия, и по линии шииты-сунниты. Дело может дойти до новой "холодной войны" в регионе: Трамп может попытаться создать "арабское НАТО" для противостояния Ирану. Думаю, у него это не получится, но задача такая может быть поставлена. Разумеется, срыв сделки затруднит и прогресс в арабо-израильском урегулировании. В Тегеране, в свою очередь, усилятся консервативные силы, которые будут толкать руководство республики к конфронтации. То есть это будет негативным событием в любом случае, и лучше этого избежать.
- Насколько вероятным срыв "ядерной сделки" представляется сейчас?
- Пока можно говорить только о тенденции к пересмотру сделки американцами. Эксперты, в том числе в Госдепе и Белом доме, которые понимают угрозы и вызовы, стараются эту тенденцию притормозить, однако ее усиливает влияние радикалов, в том числе, в Пентагоне и узкой команде Трампа, которые демонизируют Иран и настроены на очень серьезную конфронтацию. В США сейчас идет борьба. Первым индикатором того, чем эта борьба закончится, станет сохранение или несохранение соглашения с Ираном в формате "5+1". Если формат будет разрушен, может быть запущена цепная реакция, ведущая к очень серьезным негативным последствиям.
- Каковы другие вызовы для России, перешедшие из прошлого года в этот, помимо американских?
- Думаю, у нас сохраняется одна фундаментальная проблема – российско-украинские отношения без прогресса, в том числе на востоке Украины, без стабильного перемирия, без выполнения хотя бы части Минских соглашений. Нам будет очень трудно дальше без этого не только в построении отношений с Киевом, но и контактов с Европой.
Помимо этого, есть целый ряд других вопросов, в частности, вопрос строительства Евразийского экономического союза, так как процесс идет сложно. Мы видим некоторые результаты, и очень бы хотелось, чтобы в этом году эти результаты были бы усилены.
Помимо этого, есть целый ряд конфликтных ситуаций. Это касается и нагорно-карабахского конфликта, и грузино-абхазских и грузино-южноосетинских отношений, и Донецка и Луганска, и Приднестровья, тем более что политический процесс в Молдове развивается непросто. Очень важно минимизировать те риски, которые сейчас имеются и по возможности максимизировать позитивные возможности.
И очень важно продвигаться вперед в сопряжении китайского проекта "Нового Шелкового пути" и процесса евразийской интеграции, а также в создании зон свободной торговли. Здесь есть много интересных предложений от наших партнеров, и необходимо стремиться снизить уровень российско-европейского противостояния в том, что касается соседства, дабы в наших отношениях с постсоветскими государствами, будь то Беларусь, Молдова, Армения или другие, мы выступали бы не как конкуренты с ЕС, а как партнеры.