Геополитические качели Узбекистана

Правда, как считает главный редактор журнала «Проблемы национальной стратегии» Аджар Куртов, политика Ташкента может быть тревожным сигналом для Душанбе: «Американцы, уходя из Афганистана собираются оставить значительную часть техники (не непосредственно боевой, а той, которая может использоваться для материального обеспечения присутствия военнослужащих – это строительная техника, автомобили, это другое оборудование) государствам Центральной Азии. Ташкент заинтересован в том, чтобы львиная доля этого куска, досталась ему и не досталась бы Таджикистану, потому что Таджикистан мог бы использовать ее для более успешного и более форсированного строительства Рогунской ГЭС.

Раньше Узбекистан и Таджикистан были в рамках одного военно-политического союза – ОДКБ, а сейчас у Узбекистана руки развязаны. Конфликт, который существует по поводу того, строить или не строить Рогунскую ГЭС (в этом году была явная эскалация этого конфликта, когда Узбекистан разбирал полотно железной дороги, ведущий в одну из южных областей Таджикистана, прекращал поставки газа, из-за чего была серьезная угроза остановки важнейших бюджетообразующих предприятий Таджикистана) может перейти в горячую форму. Никто от этого не застрахован.

Руководство Таджикистана должно было десять раз подумать, прежде чем выкатывать Москве какие-то фантастические претензии о том, что арендная плата за российскую военную базу должна составлять в 300 миллионов долларов в год. Если переговоры по этому вопросу притормаживаются, притормаживается и дальнейшее финансирование развития этой базы, которая обеспечивала безопасность Таджикистана». 

Директор аналитического центра Института международных отношений МГИМО МИД РФ Андрей Казанцев думает, что «ОДКБ не ослабевает с выходом из нее такого члена как Узбекистан. Реально он прекратил взаимодействие с ОДКБ в плане предоставления войск, участия в каких-то коллективных структурах типа КСОР, предоставления денег и даже информации организации значительно раньше. Примерно года с 2009 никакого реального сотрудничества с Ташкентом в рамках ОДКБ не было. То, что организацию покидает такой член, лишь усилит интеграцию в ее рамках.

Что касается ситуации с российской базой в Таджикистане, то выход Узбекистана подхлестнет желание Таджикистана эту базу сохранить. Ситуация в Афганистане очень сложная и очень неопределенная, никто в мире не берется прогнозировать, что там будет после 2014 года. Таджикистан попадает в прифронтовую зону, которая может возникнуть. Российская база всегда была гарантом неприкосновенности границ Таджикистана на этом направлении. В этой ситуации запрашивать максимальную цену за базу не совсем рационально.

Все, что мы наблюдаем, для специалистов по Центральной Азии совершенно не является чем-то новым, непривычным. Это касается политики и Узбекистана, и Таджикистана: это то, что называется «многовекторная внешняя политика в действии». Все центральноазиатские государства проводят эту многовекторную политику, суть которой была сформулирована еще задолго до того, как образовались новые независимые государства Центральной Азии. Еще до ввода советских войск В Афганистан туда, была поговорка: «Афганская политика заключается в том, чтобы прикуривать американские сигареты русскими спичками». Все центральноазиатские государства занимались в рамках многовекторной политики такого типа прикуриванием. Считать, что это может привести к какому-то принципиально новому развитию ситуации в регионе, на мой взгляд, преждевременно».

По мнению директора казахстанского Института парламентаризма Болата Байкадамова, «вход Узбекистана из ОДКБ и других региональных объединений – это скорее тенденция, устойчивая политика узбекских властей, и здесь ничего нового нет. За 20 лет Узбекистан демонстрирует эту далеко не похвальную устойчивость. Выход из ОДКБ – прямое свидетельство вот этой политики. Я считаю, что выход из этой организации ослабляет как организацию, так и саму ситуацию по безопасности в регионе. Скажу, почему.

Во-первых, режим узбекский политический не вечен, любой переход власти к другой элите будет сопровождаться непредсказуемыми последствиями. Ситуация может выйти за пределы Узбекистана и затронуть интересы соседних государств.

Нужно было в свое время эту организацию по безопасности подкреплять теми необходимыми ресурсами, которые позволяли бы Узбекистану не продавать стабильность как товар как России, так и США. Эта угроза за 20 лет в сознании узбекской элиты превратилась в доходный товар, который можно продавать, и этим умело пользуются США.

Узбекистан 20 лет существует как суверенное государство. У него нет внутренних ресурсов, достаточных для достойного экономического функционирования, нет свободной либеральной экономики. Нет намека на открытость страны, нет демократического устройства, нет того, что позволяет стране выстраивать социальные, политические, культурные и другие коммуникации с другими странами, которые могут инвестировать в эту страну. Инвестиции идут только военные или же это инвестиции на недопущение дальнейшего дестабилизирующего развития событий, то есть оплата угрозы. Вот эта ситуация позволяет сделать вывод, что Узбекистану неспособен самостоятельно при этом режиме решать проблемы внутренней региональной безопасности. ОДКБ как организация служила очень хорошим институтом для того, чтобы в регионе и в самом Узбекистане создать ту ситуацию, которая могла бы постепенно вести к достижению того регионального потолка или уровня безопасности, который надолго снял бы вот эту угрозу».

Как считает руководитель отдела политических исследований Института Кавказа Сергей Минасян, «вряд ли особые проблемы возникнут у Армении, да и у ОДКБ на кавказском направлении с выходом Узбекистана из ОДКБ. Скорее, все с точностью до наоборот. Как бы это парадоксально ни звучало, но приостановление участия Узбекистана в структурах ОДКБ в рамках всей организации, позитивно скажется на повышении ее эффективности и управляемости ОДКБ. Не секрет, что около двух лет секретарь ОДКБ искал изощренные механизмы того, чтобы военные структуры ОДКБ, могли бы действовать в условиях, если одно государство-участник, Узбекистан, все время стремилось гасить все инициативы по интеграции. Поэтому предпринимались разработки по созданию некоего механизма, когда можно было принимать решения в отсутствии консенсуса, или «консенсус минус один», и т. д.  С другой стороны, для Армении ОДКБ означает двустороннее армяно-российское военное и военно-политическое сотрудничество, и в этом плане ничего существенного не будет происходить. Особенно после заключенного в августе 2010 года нового документа, который регламентировал порядок нахождения на территории Армении российской военной базы, которая теперь обеспечивает безопасность на всей территории Армении, а также во всем южнокавказском регионе. Во многом это также способствует парированию возможных угроз, скажем, на карабахском направлению. Все эти механизмы получили новое дыхание. Мы ожидаем в сентябре масштабные учения ОДКБ. Они покажут, что ОДКБ на кавказском направлении особых серьезных проблем не имеет». 

Кандидат психологических наук, военный эксперт Давид Джамалян придерживается позиции, согласно которой «ОДКБ как организация, как геополитическая реальность, за последние годы окрепла без активного участия Узбекистана. Выход этой страны вряд ли реально может негативно повлиять на дееспособность ОДКБ. Членство Узбекистана во многом носило формальный характер в организации. Была теоретическая возможность задействовать военный потенциал Узбекистана, но так как налицо была пассивность и нежелание вовлекаться в деятельность ОДКБ, то эта возможность в период членства в ОДКБ носила лишь потенциальный характер. Так что реально терять организации нечего.

Хотя, конечно, в политическом, в геополитическом аспекте можно поговорить на эту тему. Определенные угрозы, конечно, есть; если рассматривать выход Узбекистана с точки зрения узбекско-американских отношений, возможности появления в этой стране американских военных баз, то здесь, на мой взгляд, надо обратить внимание на следующие два аспекта этого вопроса. Если потенциальные военные базы будут использованы в афганском направлении и будут как-то использоваться для утверждения Соединенных Штатов в этом регионе, то здесь можно видеть даже некий аспект взаимодействия, так как не секрет, что и России, и ОДКБ в какой-то степени выгодно то, что сегодня делают американцы на афганском направлении. Они воюют с теми, с кем пришлось бы воевать России. Кстати, афганское направление – одна из редких площадок кооперации между Россией и Соединенными Штатами. Но, если рассматривать потенциальные возможности военных баз Соединенных Штатов в антииранском контексте политики США, то здесь, конечно, есть над чем задуматься».

Иранский фактор беспокоит и Аджара Куртова: «Он сыграл определенную роль в решении высшего руководства Узбекистана соединиться в своем геополитическом неформальном альянсе за Вашингтоном. Это может иметь и антииранскую направленность, причем и прямую, и опосредованную. Опосредованную в том смысле, что, возвращаясь к тематике Рогуна, за последнее время руководство Таджикистана колоссальные усилия, чтобы достроить гидроэлектростанцию, возведенную в ранг национальной идеи, подкрепить строительство какими-то внешними спонсорами, внешними союзниками. Это и идея переброски воды из Таджикистана в Иран, и союз трех персоязычных государств, и многое-многое другое. Фактор Узбекистана на всех этих идеях, если действительно имеет место альянс с Вашингтоном, может поставить крест. Тем самым убивается два зайца – и антииранская направленность, и антитаджикская. Но я думаю, что на самом деле американцы играют, не достигая только одной какой-то цели. Для США Узбекистан – не такая уж знаковая величина. Как может сравниваться 180-миллионный Пакистан (с хорошей отмобилизованной армией, господством спецслужб, где межведомственная разведка решает основные политические вопросы политического развития страны и внешней политики, а вовсе не президент и не Кабмин), и 30-миллионный Узбекистан? Это просто смешно. Вопросы безопасности Центральной Азии американцев не волнуют. Они любят приходить в любую точку мира, создавать там проблемы, устраивать хаос, а потом оставлять эту территорию, и этот хаос с тановился головной болью других государств. Да, он будет головной болью России. Но в еще большей степени он будет головной болью стран Центральной Азии.

Политика Ташкента по его выходу из ОДКБ недальновидная. Сейчас они определенные политические дивиденды, пенки, сливки снимут из-за своего сближения с США. Но им нужно помнить о судьбе людей, которую мы только что наблюдали на примере Северной Африки и Ближнего Востока – того же Мубарака, президента Египта. Это был прекрасный союзник США, но они его бросили беспощадно, и сейчас он при смерти фактически находится. А чем ситуация в Египте отличалась от ситуации в Узбекистане? Все очень похоже. Тот же лидер, который десятилетиями сидит. Тот же жесткий, авторитарный режим. Та же экономика, которая не стоит на своих собственных ресурсах. Та же зависимость от внешней помощи. Та же торговля, может быть, не своей безопасностью, но геополитической лояльностью. Причины примерно те же самые, и то, что произошло в Египте, вполне может произойти и на постсоветском пространстве, в том числе в Центральной Азии и в Узбекистане. Но политическая элита Узбекистана ведет курс на извлечение сиюминутных выгод в ущерб национальным интересам страны».

Вместе с тем, как подчеркивает Андрей Казанцев, «политика России в регионе не сводится к политике ОДКБ. Политика ОДКБ – это только часть ее. Вот в этом плане геополитические риски, связанные с выходом Узбекистана, все-таки есть. Они заключаются в следующем: есть феномен в Центральной Азии, «геополитические качели», то есть колебания в сфере военно-геополитического влияния между Россией и США. Во второй половине 1990-х Узбекистан был жестко проамериканским государством. Затем был период (до вторжения американцев в Афганистан), когда Узбекистан стал сближаться с Россией и Китаем просто потому, что видели, что американцы проблемы безопасности Центральной Азии отказываются решать. Потом, когда американцы вошли в Афганистан, опять был период очень жесткой проамериканской позиции Узбекистана, который прекратился после восстания в Андижане, когда вновь Узбекистан переориентировался на Россию и Китай и переждал такой период тяжелого отношения к Узбекистану со стороны западных политических элит. Сейчас мы возвращаемся к новому этапу такой проамериканской политики, причем существенно то, что Узбекистан всякий раз закладывал моду, которой в регионе начинали следовать. С точки зрения России это опасно. Это первый геополитический риск. Есть второй геополитический риск: ситуация в Афганистане усложняется, в центральноазиатских государствах ситуация тоже очень непростая. Важно, чтобы все великие державы и все организации, задействованные в регионе (Россия, Китай, США), каким-то образом взаимодействовали на ситуацию. И в этом плане я бы все-таки отметил систему многовекторности по-узбекски, потому что в принципе все центральноазиатские государства проводят многовекторную политику, но если мы возьмем, предположим, многовекторную политику Казахстана, то она заключается в том, чтобы со всеми дружить, со всеми позитивно взаимодействовать. На мой взгляд, в такого рода многовекторности ничего, кроме хорошего, нету. А вот многовекторность по-узбекски всегда заключалась в том, чтобы противопоставлять одни великие державы другим и на этом делать политику. Действия Узбекистана создают новую основу для усиления противоречий между Россией и США.