Иранские сценарии

Мы должны сегодня рассматривать иранскую проблему в ракурсе формирующейся мощнейшей угрозы нашей безопасности. Мы, военные аналитики, приходим к выводу, что эта угроза (военный удар по Ирану) нанесет урон и Китаю, и Европу, но основной удар придется по нам. Давайте представим, что произойдет, если будет война, или тем более вторжение в Иран, что будет собой представлять проамериканский режим в Иране и военное присутствие НАТО. Идет подготовка к мощной вооруженной агрессии с применением ядерного оружия, ведь если первым нанесет удар Израиль, а за ним втянутся и Штаты, и они не достигнут быстрого военного успеха, то и американцы, и господин Нетаньяху уже готовят общественное мнение к применению ядерного оружия.

Надо доносить до общества роль МАГАТЭ, которая сегодня, к сожалению, очень негативна. Даже когда МАГАТЭ возглавлял Мохамед эль-Барадей, речь шла о том, что Иран выполняет все требования ДНЯО, и его деятельность в ядерной сфере не нарушает никаких международных договоров. Потом на эту должность был назначен Юкия Амано, произошло рассекречивание через WikiLeaks депеш из ООН в США о том, как назначался Амано (а они не были опровергнуты!) Амано не хотели назначать, и он стал заверять, что, в отличие от эль-Барадея, будет проводить совсем другую политику, уволит ряд неугодных членов комиссии МАГАТЭ, что сегодня фактически и произошло. То есть сегодня МАГАТЭ, выдвигая ряд дополнительных требований к Ирану, выходит за рамки, поставленные для него ООН. Россия должна четче артикулировать подобные вещи.

Охарактеризовать проблему в терминах противостояния Ирана Западу, или, наоборот, попыток Запада вынудить Иран сдаться и согласиться на навязываемые ему условия, было бы слишком упрощенно. В  наших дипломатических усилиях мы стараемся исходить из наших национальных интересов и учитывать целый ряд привходящих факторов. Мы не можем, например, говорить об односторонних санкциях или об игнорировании их, по одной простой причине: те же односторонние санкции касаются нас непосредственно, и невыполнение каких-то условий ставит под угрозу интересы наших крупных компаний, нашего бизнеса, нашей экономики. Существуют объективные реалии, и нам приходится иногда допускать какие-то шаги, позволяющие уклоняться от тех угроз, которые возникали бы в случае такого прямолинейного реагирования. Россия совершенно естественно и законно позиционирует себя как мировая держава, ее голос сейчас слышен все сильнее и ощутимее, но здесь мы должны использовать все методы. Дипломатический путь, та же «шестерка», несмотря на небольшую эффективность работы, проделанной в ее формате, остается одним из инструментов, который позволяет нам в значительной степени ослаблять и напряженность вокруг Ирана, возникшую по совершенно разным причинам, в том числе и не по тем, которые в открытой форме сформулировали наши уважаемые военные. Понять это можно, но согласитесь, что Совету управляющих МАГАТЭ тоже приходится преодолевать откровенное нежелание реально смотреть на факты представителей целого ряда стран.

Надо признать, что это большинство стран исходят из того, что Иран не до конца открыт, не до конца откровенен, не всегда ведет себя как партнер, заинтересованный в решении этой проблемы. Да, Иран четко формулирует свои законные права, которые мы поддерживаем, и, кстати, один из показателей того, что наша поддержка этой позиции имеет результат – это то, что если несколько лет назад западники вообще не хотели слышать о правах Ирана на мирный атом и ядерную программу, то сейчас это признается совершенно априорно. Под влиянием западников Совет управляющих хотел принять резолюцию, но мы на сессии Совета МАГАТЭ смогли это дело завернуть, потому что у нас наметился процесс переговоров. Переговоры в «шестерке» могут начать процесс «выруливания» на какое-то понимание того, какими путями можно было бы снять эту проблему. Естественно, тут вопрос в искренности сторон, и прежде всего – Запада, насколько они искренно хотят решить проблему мирными средствами. Могу процитировать заявление Клинтон: «США приветствует заявление иранского руководства о том, что ядерное оружие противоречит исламу и поэтому Тегеран не разрабатывает его. Если иранцы действительно придерживаются этого мнения, то они должны проявить открытость и убедить мировое сообщество в том, что это не абстрактная позиция, а государственная политика». Она также отметила, что США открыты для того, чтобы «доверять такой позиции Ирана», но в то же время они хотели бы видеть «конкретные действия Ирана, доказывающие такую позицию». Есть нестыковки, есть просто недопонимание. Даже инспекционная поездка в заместителя гендиректора МАГАТЭ в Иран – и там были моменты нестыковок и элементарных недоразумений, а может и нежелания той или другой стороны довести эту инспекцию до какого-то практического результата.

Тем не менее двери не закрыты, пути к восстановлению нормальной ситуации вокруг Ирана существуют. В отношении Сирии казалось, что все идет к вооруженному конфликту, к катастрофичному сценарию, но пока что удается выходить на какие-то договоренности, на понимание, что можно разрядить эту ситуацию невоенными средствами. Тот же Ахмадинежад говорил: «Помогло ли ядерное оружие уцелеть Советскому Союзу? Он развалился, имея ядерное оружие». Я не утверждаю, что «шестерка» эффективна и имеет великое будущее, но на данном этапе она может сыграть ключевую роль в том, чтобы затормозить сползание к конфликту, который может привести к катастрофическим последствиям на Ближнем Востоке.

Что можно предложить Ирану? Это очень серьезный вопрос, и мне кажется, что мы тут могли бы выступить инициаторами какой-то программы. Что значит «откажитесь»? А вы отказались от оккупации Ирака? Вы отказываетесь от поддержки вооруженной оппозиции в Сирии? Вы отказались от вооруженной воздушной кампании по уничтожению войск Каддафи и от бомбардировок Триполи? От чего отказываются США? США это что, единственный мировой судья, который должен всем диктовать свои условия, а все ему должны подыгрывать? Или это страна, которая тоже должна на себя брать определенные обязательства? Мне представляется, нужно бы продумать программу, на чем могла бы основываться договоренность с Ираном, потому что просто «откажитесь» - этого недостаточно.

Для США очень важен исламский фактор обладания ядерным оружием. Даже к Северной Корее они отнеслись очень сдержанно. Если вспомнить недавние уроки истории по Ливии, то Каддафи был в нескольких шагах от обладания ядерным оружием. Шел он по очень простому пути: он решил купить ядерные технологии у другого исламского государства – Пакистана. И действительно приобрел часть этих технологий, при этом был пойман пакистанский «родоначальник» ядерного оружия. Историю замяли как только Каддафи отказался от обладания ядерным оружием и объявил об этом публично. То, к чему это привело, вообще к чему приводят эти войны, которые сегодня гремят на арабском Востоке, действительно подтверждает тезис о том, что страны видят гарантии своей безопасности только в обладании ядерным оружием.

Начинать нужно с того, чтобы постепенно снимать санкции с Ирана, но одновременно добиваться от него более открытой позиции по своей ядерной программе. Иран –развивающаяся страна с большим потенциалом, она идет к тому, чтобы обладать современными технологиями во многих сферах, и можно было бы ей оказывать помощь в этом смысле, например, делиться биотехнологиями, технологиями авиации и транспорта. Такой путь возможен.

Акцент нужно сделать и на том, чтобы заставить Иран как-то более активно проявить свою позицию, прежде всего, на ближайших переговорах. В иранском политическом истеблишменте сейчас кризис. Наблюдаются различные силы и различные подходы. И именно противостояние между законодательной и исполнительной властями, наличие фигуры «духовного лидера», который принимает решения и пытается как-то уравновесить ситуацию в стране, мешают принятию решений внутри Ирана. Возможно, умеренно консервативные круги, в руках которых сейчас находится парламент страны, и ярые националистические силы, которые представляет в правительстве Ахмадинежад, каждая из этих сил, возможно, готова была бы пойти на какие-то отдельные тактические шаги в плане достижения договоренности с шестеркой переговорщиков. Я не говорю о каких-то глобальных уступках, но о поисках путей к договоренности, о прозрачности в отношениях с МАГАТЭ.

Высказываются идеи о расширении круга переговорщиков, о более активном привлечении стран Южной Европы (Испании, Италии, Греции), у которых есть сейчас хоть какие-то отношения с Ираном, в условиях практически полного отсутствия у него политических отношений с основными европейским государствами. Расширение также может быть за счет государств БРИКС, привлечения Турции. Но постоянная борьба за власть двух основных сил в верхушке Ирана мешает и той, и другой стороне пойти на какие-то конкретные шаги.

Но ни одна сторона в Иране не позволяет дугой проявлять сейчас какие-либо инициативы. Такое положение сохранится до весны будущего года, когда будут выборы нового президента, поскольку недавние парламентские выборы не принесли какого-то изменения во внутренней структуре сил в стране, не было достигнуто равновесия. то первый момент.

Второй момент заключается в том, что чем больше будут звучать угрозы Ирану, тем иранское общество будет больше консолидироваться, и даже две эти группировки (условно две, на самом деле их больше) могут консолидироваться в условиях усиления психологического и возможности военного давления на Иран, так же как и происходит консолидация иранского общества.

В иранском обществе пока нет условий для проведения «цветной революции», о чем сейчас очень активно говорят на Западе. После событий 2009 года протестное движение было полностью подавлено. Основная масса населения поддерживает исламскую республику, исламские ценности и духовного лидера. Возможно, здесь также есть какие-то различия во мнениях о роли духовного лидера в будущем страны, о проведении более демократических преобразований в структуре государственной власти, но нет никакой организующей силы, которая бы могла сейчас возглавить какую-то революцию в Иране изнутри.

С зарубежными оппозиционными силами, центры которых находятся в США и в Англии, все внутренние оппозиционные силы сейчас практически порвали отношения, и именно за счет этого им удалось как-то сохраниться на внутриполитической арене страны.

В 2003 году, когда был президент-реформатор Хатами, Иран согласился подписать дополнительный протокол к ДНЯО, но этот протокол не был одобрен меджлисом, как раз прошли парламентские выборы и на них победили консервативные элементы. Иранцы убеждены в том, что именно это неодобрение меджлисом дополнительного протокола к ДНЯО произошло потому, что европейцы, принудив Иран подписать этот протокол и обещав помощь в освоении мирных ядерных технологий, не пошли на это. Словом, недоверие к возможным инициативам, которые сейчас может проявить группа «5+1», сохраняться.

Что касается отношений с Россией, то Иран сотрудничает с нами, но в целом в иранском обществе господствует отрицательное отношение к России. Даже большинство тех консервативных сил, в руках которых сейчас меджлис, относятся к России с недоверием и большой долей подозрительности. Сейчас они в нас видят единственный шанс как-то выйти из нынешней ситуации, но с другой стороны, есть в правительстве Ирана и те силы, которые активно поддерживают идею стратегического партнерства. После охлаждения отношений в 2010 году, последний год, после «арабской весны» и активизации политического диалога между Россией и Ираном, эти настроения в Иране опять всплыли. России надо очень взвешенно подходить к процессу. Стратегическое партнерство с точки зрения Ирана – это лишь способ сказать, что «США для нас – враг №1».

В Иране недооценивают военную угрозу. Там озабочены своим имиджем, тем, что это самостоятельное, крупное, важное государство. И иранцы имеют право на самостоятельную внешнюю политику и на суверенитет, но у меня ощущение, что такую ошибку в свое время сделало иракское руководство. Когда Саддам Хусейн всему миру давал понять, что у него есть оружие массового уничтожения, подыгрывал всем этим группам, которые были созданы в США, по изучению угрозы со стороны Ирака. Известно, что они фильтровали информацию. Информацию, которая подтверждала угрозу со стороны Ирака, клали на стол президенту Бушу, а информацию, которая не подтверждала, ему на стол не клали. Известно также и то, что Саддам Хусейн всячески подыгрывал этой кампании, которая велась против него. Он считал, что, блефуя таким образом, он себя обезопасит. Не случится ли в случае с Ираном этот иракский парадокс? На самом деле, программа до ядерного оружия Ирану еще очень и очень далеко, а впечатление у многих мировых игроков такое, что он уже очень близок к этому. Нет ли в борьбе за суверенитет, за право обладания ядерной энергией серьезного просчета? Сейчас очень многие говорят о ядерном оружии у Ирана как о состоявшемся факте, как о вопросе времени. А так ли это? Здесь какого-то ясного ответа иранцы не дают.

У Ирана здесь есть свои резервы в этой области - они могли бы прояснить какие-то вопросы. Они недооценивают антииранского потенциала, который существует сейчас в тех странах, которые допускают военное решение этой проблемы. Причем, эти страны сами не знают, куда приведет это военное решение, но они уже рассматривают конкретные сценарии. Мне кажется, что Ирану следует отнестись к этому серьезно, памятуя об иракском опыте, а не просто списывать это на риторику, на запугивание, на шантаж.