Грузинская церковь требует запрещения абортов

В последней проповеди католикос-патриарх Грузии Илья II назвал искусственное прекращение беременности «величайшим преступлением, происходящим практически в каждой семье». По его словам, «смертная казнь в отношении злодеев запрещена во многих государствах, но ведь аборт – это осознанное договорное убийство родителями беспомощного и беззащитного существа?!». Патриарх отметил, что «подлое истребление невинных чад осуществляется с соучастием врачей, при попустительстве как государства, так и общества». «В античном мире аборт был запрещен; затем христианская церковь считала его смертным грехом, а разрешила лишь советская власть. Если кто-то предлагает матери выбор между ее жизнью и жизнью ребенка, она, разумеется, выберет жизнь ребенка и пожертвует собой. Как же мать может подвергать свое еще не родившееся чадо мучительной смерти? Оно ведь так же чувствует боль, как и взрослый человек?» - заявил патриарх, призвав власти немедленно принять закон о запрете абортов. По словам очевидцев, паства внимала проповеди с ужасом на лицах. Никогда прежде столь деликатная проблема не озвучивалась с амвона так жестко и бескомпромиссно. В обществе развернулась бурная дискуссия.

Аналогичное требование звучит с церковных кафедр во многих других странах. Но дело в том, что именно в Грузии православная церковь стала уникальным влиянием, возвысившись над всеми иными общественными институтами, а порой и подменяя госструктуры. Начало росту влияния церкви положил конкордат, заключенный во время правления президента Шеварднадзе. Документ предоставлял ГПЦ уникальные полномочия и привилегии, в том числе освобождал от налогов, требовал согласования с церковными иерархами многих вопросов общественной жизни и так далее. Особую роль сыграла фигура самого патриарха, пользующегося непререкаемым авторитетом, что неудивительно в условиях полной дискредитации политического класса и общественной элиты, в том числе интеллигенции.

Но требование запрещения абортов затронуло столь чувствительную сторону личной жизни, что дискуссия оказалась предметной и разносторонней. Тем не менее, опасаясь обидеть патриарха, большинство противников запрета пыталось противопоставить религиозным чувствам рациональные аргументы вместо рассуждений о «правах человека». Премьер Бидзина Иванишвили заявил, что если церковь волнует вопросы демографии, то рост рождаемости вовсе не зависит от запрещения абортов. «Мы можем увеличить рождаемость только в результате развития экономики и роста благосостояния народа», - отметил премьер. Впрочем, патриарх, в своей проповеди, делал акцент не на демографических проблемах, а на нравственно-этической стороне.

Патриарха немедленно поддержали влиятельные деятели правящей коалиции «Грузинская мечта». Лидер Партии народа Коба Давиташвили обещал разработать специальный закон «о запрете абортов» и согласился сделать исключение только в особых случаях, а на матерей-одиночек распространить программу защиты свидетелей: «Если незамужняя женщина не хочет рожать только потому, что стыдится своего социального окружения, государство обязано обеспечить ей жилье в другом городе или селе».

Абсурдность подобных инициатив отметили многие оппоненты из числа неправительственных организаций, радеющих за гендерное равноправие. Но выступить вслух против самой идеи законодательного запрещения абортов решились не все. Тем не менее в социальных сетях (в большей степени анонимно) немало рассуждений о чрезмерном влиянии церкви на общественную жизнь. Причем, саму церковь винить не в чем: она, по сути своей, обязана бороться за осуществление религиозных догм. Вопрос в том, способно ли общество и государство создать «сдерживающие механизмы», которые не позволят превратить страну в теократию.

Важно отметить, что рост влияния церкви в Грузии начался не с самого конкордата, а в процессе распада СССР и крушения коммунистической системы. В 1989 году, одна из наиболее влиятельных в те времена политических сил – Национал-демократическая партия Георгия Чантурия - разработала проект конституции, согласно которой православие объявлялось государственной религией, а священный синод исполнял роль верхней палаты (сената) двухпалатного парламента. Таким образом, ни один закон не мог быть введен в действие без одобрения синода. В последующем об этом пришлось забыть, поскольку политическая элита нуждалась в поддержке Запада, где могли не понять превращения в теократию государства, претендующего на членство в ЕС. Но православная церковь остается главным ресурсом легитимации власти. Не считаться с этим не может ни одна правящая команда, а Илья II известен своей последовательностью в достижении уже озвученной цели.