Кавказские дни Банин -6

Окончание. См. также Кавказские дни Банин

Умм эль-Бану не хотелось покидать Баку. К тому времени многие из бывших собственников, чье имущество было конфисковано новыми властями, перебрались в крепостную старую часть города. Уехала и Асадуллаевы. Крепостная часть города имела своеобразную планировку. Крепость спускалась с холма к морю. В самом центре - замок средневековых правителей, а вокруг него более поздние плоскокрышие дома. Есть здесь и мечети. Улочки в крепости узкие и извилистые. Даже революция не сразу сориентировалась в лабиринтах Ичери шехер и здесь не было особых перемен: муэдзины призывно пели с высоких минаретов, люди стекались к намазу, совершали религиозные обряды.

Перебравшись жить в Ичери шехер, Умм эль-Бану сразу почувствовала, что живет в мусульманском городе. По его узеньким улочкам могли пройти только верблюды и ослы, машин здесь не было. Все женщины носили чадру. Среди кустов сирени мальчишки играли в «альчики». Словом, была истинно восточная атмосфера. В самом воздухе старого города витали слова: «На все воля Аллаха! Безгранична милость Его, подчиняйтесь его воле – он превыше всего!». Эти слова умиротворяли и успокаивали. Старый город оберегал своих детей от внешнего мира с его страхами и бедами и придавал уверенности. Город за стенами крепости жил иной жизнью: его атрибутами были современные здания, автомобили, кинотеатры. 

В самый разгар революционных преобразований получить загранпаспорт было почти невозможно. Умм эль-Бану с мужем уехали в Тифлис, где три месяца дожидались загранпаспортов. Грузия будущей писательнице понравилась. Жизнь в городе била ключом, всюду ощущалось веселье. Те, у кого еще оставались деньги, тратили их в ресторанах, театрах, на скачках. Джамиль считался одним из самых известных игроков на Кавказе. Вскоре тбилисская квартира молодых превратилась в клуб игроков в покер. 15-летняя Умм эль-Бану иногда присоединялась к ним. Ей не впервой была карточная игра – в доме Асадуллаевых все играли в покер. Теперь она заигрывалась за зеленым столом до раннего утра в компании профессионалов, курила, переживала волнение истинного игрока. 

Люди в Тифлисе были хорошо одеты, не голодали. Дома многих богачей были конфискованы, и они жили на съемных квартира. При этом люди не ощущали особой тревоги в связи с революционной ситуацией, были веселы, нарядны, женщины носили дорогие украшения. Жизнь в городах Кавказа больше походила на европейскую.

Наконец, загранпаспорта были получены, молодая семья перебралась через Батуми в Турцию. Эта страна поразила Умм эль-Бану - прогресс тут был налицо. В новой Турецкой Республике женщины не носили чадру и не закрывали лица. Головы многих из них покрывали белые или цветные платки. Умм эль-Бану тоже повязывала голову таким подобием чалмы. В Стамбуле было много «русских кабаре». Позже эти кабаре распространились на Запад и, наконец, сконцентрировались в Париже, где было множество русских эмигрантов. Джамиль развлекался в кабаре «Черный цветок», куда иногда брал с собой молодую жену. В кабаре пели русские песни, пили шампанское и «страдали в тоске по родине». Казалось удивительным, что в таком месте, где следовало бы развлекаться, люди собирались, чтобы предаваться ностальгии; но вряд ли они согласились бы сменить такой вид «развлечения» на более веселый. Днем Умм эль-Бану бывала в мечетях, вечером в кабаре, а Джамиль тем временем проигрывал в карты последние деньги. Живя в роскошном доме, молодые ложились спать голодными, ели только хлеб и рыбные консервы. 

В итоге в Париж Умм эль-Бану уехала уже без нелюбимого мужа. Там, когда были проданы и проедены последние фамильные драгоценности, встал вопрос о поиске достойного заработка. По рекомендации мачехи юная Умм эль-Бану начала карьеру в доме моды, пополнив ряды молодых эмигранток, зачастую благородного происхождения, осваивавших профессию манекенщицы. Там она набиралась опыта и материала для своей книги «Парижские дни», вышедшей вскоре после «Кавказских дней».

В 1946 году Банин встретилась с Иваном Буниным. Она без ложной скромности считала, что ее нобелевскому лауреату ниспослало небо. Банин обладала свойствами, специально созданными для роли фаворитки: ее окружал ореол кавказской и магометанской экзотики, на которую так падки были все русские писатели - Лермонтов, Пушкин, Толстой. Она принадлежала к той же корпорации, что и Бунин - сама была писательницей, да к тому же стояла на нижней ступени иерархической лестницы, на которой он занимал верхнюю. Словом, Бунин объявил, что Банин и есть та самая «черная роза», о которой он мечтал всю жизнь, благо у нее черные волосы и глаза. 

Бунин пытался редактировать ее книги: «В вашем романе «Кавказские дни» есть большая ошибка, которую следует уничтожить в новом издании: ни один русский нигде и никогда не мог произнести такую фразу «Я поднимаю бокал за Святую Церковь», это все равно, как если бы мусульманин воскликнул: «Выпьем за Аллаха!». Его острый взгляд замечал все.

Банин упрекала Бунина в алкоголизме, предрассудках, предвзятости по отношению и к коммунистам, и к Западу, и к французам. 

Бунин заставлял Банин писать по-русски, но она сопротивлялась: «Я запрещаю вам переодевать меня в русскую. Вы превратили мою родину в колонию, ладно, но мы вовсе не смирились с этим «под тенью ваших дружеских клинков», как пишет без всякой иронии ваш великий поэт Лермонтов. Если б вам привелось видеть мою бабушку, которая плевалась при виде «русских христианских собак», вы бы лучше поняли наши мирные чувства к вам. Ни семья моя, ни предки, ни религия, ни народ не были русскими. Мой род со своими Али-бабой, Гюльнарами, Лейлами и прочими вышел из Персии, а вовсе не из Ярославля или Царицына. Я не русская и пишу не для одной русской эмиграции. Да, я считаю себя западным человеком и западным читателем, а еще больше - гражданкой мира».