Тбилисские истории. Пес, сазан и "Салгейруш"

К полуночи похолодало. Грязь, которую Давид проклинал целый день, стала для босых ног спасительной. Непонятно, но в засушливое лето именно небольшой участок берега, откуда стоило делать дальние забросы в надежде на сазана, оставался топким. Давид, понятное дело, об этом не знал и, когда собирался на рыбалку, сапоги отложил в сторону. А вон как вышло. Давиду пришлось разуться, чтоб не загубить кроссовки, и, чертыхаясь, целый день с трудом удерживать равновесие. Однако, когда стемнело и задул холодный ветер, теплая грязь стала спасительной. Давид устроился на складном стульчике у самого края топи, зарыв ступни в вобравшую за день солнечное тепло, но так и не подсохшую грязь и не терял надежду выудить крупного сазана.

День был все-таки не для рыбалки. А с учетом оставленного застолья с шашлыком, от которого текли слюни, и потрясающего букета белым вином, которым где-то разжился Кока, рыбалка представала совсем уж глупой затеей. Но не зря ведь снасти потащил. Да и Кокины кузены, браконьерствовавшие на Сиони*, раззадорили: "После нас ничего не поймаешь", – подзуживали они, а Давид стиснул зубы и, сожалея о вкусном вине, отправился на водоем. Кока, правда, обещал проведать и принести еды и вина, но Давид не поверил – на приятеля не нашлась еще та сила, чтоб от стола оторвать.

Кока так и не появился, а Давид продолжал сидеть по щиколотку в теплой грязи, запахнувшись в ветровку. Сиони разволновался. Сигнальные колокольчики на лесках тупо молчали. И Давида все чаще стали посещать малодушные мысли о возвращении в коттедж. В какой-то момент его удержало лишь соображение о том, что хозяева могли улечься спать, будить было неудобно, к тому же еще и все домишки в поселке один к одному – поди не спутай, а сразу найди нужный. Ну и, конечно, – улов: несколько шамай – совсем не то, ради чего Давид выбрался на Сиони и на бахвальство двоюродных братьев Коки многозначительно отвечал: "Посмотрим-посмотрим, как это вы всего сазана сетями вытащили". Но его упорство с каждой минутой все больше походило на упрямство, все разумнее становилось смириться с поражением, напрячься, но вспомнить хозяйский дом и хоть выспаться, а не стыть на обдуваемом со всех сторон берегу водоема.

Катушка на любимом "Альбастаре" закрутилась тяжело – зацеп, только подумал Давид, как метрах в двадцати раздался громкий всплеск – сазан сделал свечу! Теперь надо было без суеты, не торопясь, без рывков аккуратно подтянуть его к берегу. Главное, чтобы он не оказался слишком уж большой – Давид отлично понимал, что крупнее пятикилограммового в одиночку в кромешной ночи может и не вытащить. Сазан хоть на пятерку и не тянул, но впечатлял! Давид, вымазываясь в грязи и слизи, сажал отчаянно бившуюся рыбину в садок. Теперь можно было триумфально возвращаться.

"Ой, мамочки, как же рыбы хочется!" – раздался вдруг женский голос. Давид поднял голову: даже темнота не скрыла большого округлого живота стоявшей на берегу женщины. "Рыбак, слышал – женщина рыбы хочет", – сказал ее спутник. Повелительный тон Давиду не понравился. Он послал бы ночного командира куда подальше, если б не женщина. Святое правило: беременной отказывать в еде – тяжкий грех.

Давид окончательно перемазался грязью и рыбьей слизью, вываливая в пакет сазана, то и дело застревавшего плавниками в ячейках садка: "На здоровье". "Сколько я должен?" – мужчина уверенно сунул руку в карман, подчеркивая, что не поскупится. "Нисколько", – ответил Давид. "Я серьезно", – упорствовал тот. "Я тоже серьезно", – сказал Давид, затягивая жмых в петлю – уходить с берега ему расхотелось. Из-под облаков вынырнула яркая луна. "Лицо у тебя знакомое, рыбак... Ты из Тбилиси ведь? Откуда-то я тебя знаю", – сказал мужчина. Давид наконец приладил колокольчик к леске и сам вгляделся в собеседника: "Мало ли откуда... а я тебя не знаю". "Не в Авлабаре* живешь? – спросил незнакомец. – Там, кажется, тебя видел". "Нет, не в Авлабаре", – ответил Давид. "Значит, с кем-то путаю. Так все же, сколько с меня?" – вернулся он к деньгам. "Ничего не надо, – отказался Давид. – Ешьте на здоровье". "Ну, спасибо, брат... Меня Псом кличут", – представился вдруг он, не обращая внимания на женщину, которая уже несколько раз позвала его домой. "Как?" – не понял Давид. "В случае чего, если какие проблемы возникнут, то сошлись на меня. Просто скажи, что Пса знаешь", – из блатных оказался. "Какого еще пса?" – Давид сделал вид, что не понимает. "Ты что с луны свалился?! Погоняло у меня такое – Пес. Понял теперь?" – И, обернувшись, накричал на свою спутницу: "Заладила: пойдем-пойдем! Не видишь – разговариваю". Но тем не менее попрощался с Давидом и пошел в направлении освещенного коттеджа, слегка пошатываясь, приобняв ее за плечи и выговаривая что-то на ходу.

Давид впустую, не считая еще нескольких шамай, пойманных с первыми лучами солнца, досидел до полудня. Окунулся в холодную воду, когда стало припекать, собрал манатки и с первой же попытки нашел дом Кокиных родственников. Те словно и не ложились спать, сидели во дворе под раскидистым инжиром точно так, когда Давид уходил на водоем, – то ли только приступили к завтраку, то ли продолжали растянувшийся на всю ночь ужин.

"Говорили тебе: после нас в озере ничего не остается", – ухмыльнулся один из кузенов. Давид рассказал историю с сазаном, но, кажется, они не поверили, хотя и слушали внимательно. А потом Кока огорчил Давида: "Слушай, я, кажется, деньги потерял. У родни просить неудобно, зальешь бензин?"

Вот тебе раз: последняя до зарплаты двадцатка, и – залей бензин. Еще по пути в Сиони Давида стали покалывать смутные подозрения – не из тех людей Кока, хоть и приятель, чтобы просто так куда-то пригласить и при этом ничего взамен не стребовать. Догадка о бензине на обратную дорогу у Давида тоже мелькнула, но Кока как-то между делом упомянул про полный бак, и сомнения отпали. И обана: бензина то ли правда нет, то ли Кока все-таки решил что-то выгадать. Настроение у Давида испортилось так, что всю обратную дорогу он молчал, а когда Кока стал донимать разговорами, то прикинулся спящим – даром что ли всю ночь рыбачил, а для большей достоверности пару раз нарочито храпнул.

Дома он окончательно пал духом – к дверям были пришпилены квитанции за электричество и газ. Газ мог и подождать, но за свет надо было заплатить до следующего вечера, иначе неумолимые инкассаторы его бы просто отключили. А до зарплаты – целая неделя. У соседей одалживать – пустое дело, и не потому, что скряги – время такое: ни у кого никаких свободных денег. "Сколько ж, интересно, Пес за рыбину мог заплатить?" – вспомнил Давид ночное происшествие. Ни те деньги, ни двадцатка, утонувшая в бензобаке Кокиной "Хонды", сейчас бы точно не помешали.

Каждый раз, оставаясь на нуле, Давид перетряхивал всю свою одежду в надежде на какие-нибудь чудом завалявшиеся деньги, и всегда тщетно. Но сейчас в джинсах нашлись две сильно смятые десятки. По той небрежности, с какой когда-то они были засунуты в задний карман, и при том, что деньги он в задних карманах брюк никогда не держал, можно было предположить, что десятки, вероятно, уцелели на какой-то гулянке. Вероятно, еще и поэтому он о них совершенно не помнил. Но на оплату электричества обнаруженных двадцати лари не хватало.

"На ничьи ставлю. Минимум через тур в выигрыше остаюсь, клянусь этим куском хлеба", – всплыло в памяти. "Вино неплохое, но, клянусь вот этим куском хлеба, до моего ему далеко", – кто ж этот, на хлебе клявшийся? А ну да – один из кузенов Коки: "Вот этим хлебом клянусь, ничего не поймаешь: после моих сетей в Сиони сазанов не бывает – только мелочь!" Браконьер еще и игроком оказался.

Недалеко от давидовского дома открылся тотализатор: комнатка три на три метра, телевизор – под потолком, список матчей на день – на стене под телевизором, пара круглых пластиковых столов с хлипкими полукреслами, окошко, в котором восседал букмекер с компьютером и кассой, и сизый табачный дым сплошным маревом. Бездельники со всего квартала забились в контору и смотрели футбол. Букмекер иногда беззлобно покрикивал в окно: "Бесплатное кино нашли или биржа тут для вас? Ставки живо! Ставки делайте! А то сделаю вход платным – будете знать".

Ставки, как подметил Давид, собравшиеся делали осторожно и мелкие, а букмекер покрикивал больше для порядка, чем на самом деле осмелился бы выставить людей на улицу – житья б потом не дали, не то, чтоб работать. Давид бегло пробежался по турнирным таблицам и списку ближайших матчей и направился к окошку: "Если вдруг выиграю, то деньги когда можно получить?"

Букмекер сидел вполоборота – он по маленькому телевизору тоже смотрел футбол: "Если дневной матч... если дневной матч, то с восьми до десяти вечера, – сказал он, не отвлекаясь от экрана. – А если игра после восьми начинается, тогда – на следующий день". "Хорошо. На вот прими двадцать лари на ничью "Салгейруша". Это Португалия", – сказал Давид и протянул в окно две измочаленные купюры. "Знаю, что не Италия. Из химчистки деньги получил?" – заворчал букмекер, но ставку принял, зачем-то уточняя: "Только на один матч?" – хотя по билету и так было видно, что ставка сделана только на одну игру. Давид проверил полученную квитанцию и вышел на улицу.

Благословенный "Салгейруш", до этого шестнадцать туров отличавшийся бескомпромиссностью, тем вечером как по заказу отыграл ничью, и на следующий день букмекер выдал в окошко шестьдесят с чем-то лари, прикарманив мелочь.

Давид успел вовремя заплатить за свет, и даже деньги у него остались. На обратном пути домой его как магнитом потянуло в тотализатор. "Опять "Салгейруш", опять на ничью, опять двадцать лари... Наивный ты человек, снаряд в одно и то же место два раза разве падает?" – засмеялся букмекер, принимая ставку. Но в конце недели Давид зашел за выигрышем, и снова букмекер прикарманил мелочь: "Тетри* нету". "И не надо, – сказал Давид и тут же спросил: – На следующую неделю матчи известны?" "Никак еще раз на ничью ставить решил?" – с ехидцей в голосе поинтересовался букмекер. "Догадливый какой", – в тон ему парировал Давид. "Завтра будут списки или послезавтра", – сказал букмекер.

Давид поставил все выигранные шестьдесят лари на ничью "Салгейруша". Букмекер напустил на себя непроницаемый вид и, обычно словоохотливый, на этот раз принял ставку без комментариев.

Далекая португальская команда, которую Давид ни разу не видел, не знал, кто за нее играет, и не имел представления, какого цвета у нее форма, в третий раз подряд завершила матч ничьей. С физиономии букмекера слетело благодушие, когда он увидел Давида, явившегося за выигрышем в двести лари. Результат был очень неплохой, и по уму надо было заканчивать с искушением. Но через несколько дней Давид именно с теми полученными двумястами лари в кармане потянул на себя дверь, за которой для него так внезапно обнаружился ангел-альтруист.

"Опять "Салгейруш"? Опять ничья?.. Нет, не принимаю!" – разнервничался букмекер. "С какого это не принимаешь?" – Давид тоже повысил голос. "Потому что у тебя информация есть, – побагровел букмекер. – Потому что они договорняки играют".

"Докажи", – потребовал Давид. "Что тебе доказывать?! И вообще: хочу – принимаю, не хочу – не принимаю". – Букмекер привстал, чтобы закрыть окошко. "Хочу – не хочу, – передразнил Давид. – Папин дом?" "Не, мамина квартира". – Букмекер тоже за словом в карман не лез. Но тут оживилась публика, до того с любопытством следившая за спором. В нестройном гуле голосов Давид уловил, что все они – за него: игроцкая солидарность – он был для них своим, а букмекер – антагонистом: "Ты только о своем выигрыше думаешь!"

Такое давление "окошко" не выдержало, и двести лари перелетели из кармана Давида в кассу. Ровно на неделю, чтобы быть оттуда извлеченными в трехкратно увеличившемся размере – "Салгейруш" "уселся" на ничейную полосу. Давид пересчитал выигрыш – чуть больше шестисот лари, и развязным тоном предупредил: "Загляну через пару дней, когда список матчей будет. Надеюсь, обойдешься без истерик?" Услышавшие его завсегдатаи засмеялись, а букмекер голосом, не сулившим ничего хорошего, сказал: "Заглядывай-заглядывай".

Спустя несколько дней Давид снова потянул на себя стеклянную дверь тотализатора. Деньги жгли карман, в висках пульсировало, внутри гудело: "Не надо. Довольно!" – и что-то одновременно пищало: "Ставь. Не прогадаешь!"

Букмекер демонстративно захлопнул окошко и уселся вполоборота, лицом к своему телевизору. Игроки на сей раз молчали. Видимо, букмекер пригрозил действительно выставить всех на улицу, если пойдут против него. А когда Давид уловил язвительную реплику явно в свой огород, то понял, что на сочувствие, а тем более помощь со стороны надеться не стоит. И тут его кто-то окликнул: "Эй, рыбак, здорово! Как дела? Не узнал?"

Знакомства на рыбалке были обыденными, и Давид не смог сразу вспомнить позвавшего его человека. "Правда, не узнал? Это я – Пес. Сиони забыл?" – Он обнял Давида, как хорошего знакомого: "Играешь? Удачи тебе". "Жена родила?" – спросил Давид. Пес удивленно приподнял брови, но тут же улыбнулся: "То не жена, просто знакомая... Бывай, увидимся еще, мне по делам надо". Пес вышел из тотализатора, а букмекер вдруг открыл окно: "Ну что, ставить будешь?"

Давид протянул ему шестьсот лари, поставленные на пятую подряд ничью португальской команды. Букмекер покачал головой и, пока принтер печатал билет, между делом спросил: "Пса давно знаешь?" "Давно", – небрежно ответил Давид. "Кем приходится, если не секрет?" – полюбопытствовал тот. "А тебе какая разница?!" – Давид взял билет, и его внезапно переполнили дурные предчувствия.

Он весь какой-то разбитый присел с краю одного из столов и уставился в экран телевизора. В висках застучало сильнее – наверное, повысилось давление, в последнее время он очень чутко реагировал на любое изменение погоды. А букмекер опять прекратил прием ставок. Несколько нетерпеливых игроков постукивали в окошко, но он его не открывал, а с кем-то оживленно разговаривал и, словно оправдываясь, то и дело разводил руки в стороны.

Когда окошечко все-таки открылось, оттуда донеслась завершающая часть бурной беседы: "Мне плевать, с кем он братуется! Я тебе запретил брать у него!" Букмекер снова закрыл окошко, и картина с разведенными в стороны руками повторилась несколько раз. "Не обо мне ли теплая беседа?" – подумал Давид, выходя на свежий воздух.

"Денег сейчас нет, – сказал букмекер. – Вечером приходи, после одиннадцати. Где-то в половине двенадцатого приходи". "А будут? – спросил Давид. – Может, лучше завтра, чтоб точно?" "Нет-нет, точно будут, – заверил букмекер. – Приходи".

В половине двенадцатого в тотализаторе Давида ждали. Вероятно, по случаю его приема игроков в заведении не было. Их, не считая букмекера, оказалось трое мрачных типов.

"Мы думаем, не выдавать тебе выигрыш", – сказал один из них. "Почему? Что-то не так?" – спросил Давид и услышал: "Все не так". Другой демонстративно достал складной нож и стал ковырять под ногтями. Но руки у него были холеные – нож был извлечен, чтобы произвести впечатление.

Первый, постепенно повышая голос, продолжал: "Зачем тебе простым парнем прикидываться? Хотя и мы все простые парни, а киндзу от петрушки легко отличим издали. Пять ничьих подряд – шутки шутишь?! С кем шутишь? Я футболом столько лет интересуюсь, а такого не припомню. А знаешь, сколько лет я футболом живу?" "Сколько?" – дерзко спросил Давид, понимая, что терять становится нечего и хорошо хотя бы поставленные шестьсот лари каким-то образом обратно выцарапать. "Очень много", – солидно сказал собеседник.

"Кипиани* же помнишь, как играл, Резо?" – спросил его чистюля с ножом, как бы для большей убедительности того, что разговорчивый давно футболом живет. Реваз кивнул, состроив снисходительную гримасу: Кипиани – скажешь, мол, тоже, дальше бери – предшественников его. А вслух продолжил: "Еще и "Салгейруш" какой-то! Ты один такой умный во всем городе, даже во всей стране, кто на "Салгейруш" ставит. Все игроки на нормальные, известные клубы ставят, один ты, у нас такой самородок выискался – "Салгейруш"! А почему? – И, не дожидаясь, сам же ответил: – Потому, что у тебя информация есть из Португалии о договорных матчах. Так ведь?"

"Нет, не так", – Давид старался держать себя в руках. Он ровным голосом, без эмоций, рассказал, как было: почему после шестнадцати матчей без ничьих, команде не попасть в ничейную полосу? Видимо, его рассказ, а главное – спокойствие произвели какой-то эффект.

"Пять раз подряд?!" – воскликнул разговорчивый, но уже не так уверенно. "А почему нет?" – Давид постарался вложить в интонации все простодушие, на какое был способен. "Не бывает так, парень, просто не бывает! И никто так не играет, чтобы выигрывать и, не отходя, выигранными деньгами ту же ставку повторять!" – У разговорчивого прорезались истеричные нотки. "Хорошо, – сказал Давид, ощущая, что инициатива может перейти к нему и главное – не упустить переломный момент. – У вас есть какие-то подозрения – тогда докажите, что я мухлевал. Хотите – через суд, хотите – иначе. Сколько дней нужно? Десять достаточно?"

Троица переглянулась. Букмекер стоял чуть в стороне, словно происходящее его не касалось. Давид понял – пора: "Короче, десять дней вам сроку. Не докажете, а ведь не докажете, потому что я чисто играл, – выплачиваете мои две тысячи до копейки. Все – я пошел и так время потерял на пустой базар". Он резко встал и на прощание бросил: "А ты тесак спрячь подальше – нашел кого пугать!"

"Подожди, беседуем же, от пары минут твои дела не сгорят, – сказал чистюля, убирая нож. – Пес кем тебе приходится?" "Знакомый", – ответил Давид с той многозначительностью, за которой могло угадываться, что на самом деле отношения могут быть куда более серьезные, чем простое знакомство.

"Хороший знакомый?" – спросил разговорчивый. "Знакомый – хороший", – Давид жонглировал словами – сидите теперь и думайте: Пес – хороший знакомый, почти что друг, или знакомый Пес – хороший, в смысле человек хороший. "У вас все? Правда, у меня времени нет. Зайду через десять дней", – Давид встал. "Погоди, – остановил тот, который весь вечер молчал. – Давай, закончим базар". И велел букмекеру: "Вынеси – две пятьсот там, кажется".

Давид принял пачку денег, поблагодарил и собрался уходить. "А еще слабо?" – на лице молчаливого заиграла дрянная ухмылка: ты ведь из тех, кто один раз схватил за хвост удачу и до конца жизни об этом вспоминать будет, а эти две тысячи тратить будет по копейке, чтобы надолго хватило. И тогда Давид небрежно кинул пачку на стол: "На "Салгейруш". Ничья!"

После очередного тура тотализатор закрылся и некоторое время не подавал никаких признаков жизни. Потом знакомые, которых Давид попросил присматривать за конторой, сообщили, что там кто-то бывает по вечерам: "С задней стороны, видимо, заходят – свет пару раз горел". Наконец Давид их застал. К его удивлению, чистюля, пугавший ножом, протянул деньги: "Здесь почти шесть тысяч. Мы в дерьме по уши – налоговая на хвост села. Не хватай за горло – все-таки соседи по большому счету. Остаток пришлем в течение месяца. Где живешь – знаем". Давид согласился. И даже был готов смириться с тем, что оставшиеся деньги не получит: парни разорились – резерва для содержания тотализатора у них оказалось недостаточно.

История о его выигрыше, обросла различными слухами. В сплетнях сумма непрестанно увеличивалась и достигла несусветной цифры. Таксисты, устроившие стоянку возле закрывшегося тотализатора, с уважением напополам с завистью поглядывали на Давида, когда он проходил мимо. Кто-то из них начал здороваться, окликая по имени, – сорванный куш придал Давиду ореол героя, и, подчеркивая знакомство с ним, таксист возвышал себя в глазах коллег по бирже. Все это немного забавляло Давида, пока один из шоферов не отвел его в сторону: "Можешь честно сказать, сколько выиграл? Я тут с одним поспорил. Правда, что три лимона сорвал?"

"Ты что, Файзо, какие три миллиона?!" – И, поняв, что с такими "деньжищами" и вляпаться в какую-нибудь историю недолго, Давид занизил сумму: "Полторы тысячи всего, господь с тобой. Полторы!" "Я же говорил: варианта нет, чтоб три лимона! Полторы тысячи всего, – торжествующе объявил Файзо остальным. – Давай, поехали в хинкальную". Таксисты поспорили незатейливо – хинкали с пивом, которые, судя по улыбке во весь щербатый рот и настойчивости, с какой требовал немедленно отправиться на Вельяминовскую*, выиграл Файзо.

Прошло больше месяца. От владельцев тотализатора не было никаких вестей. Давид перестал ожидать деньги и для себя решил, что попытается найти хозяев конторы, если только безденежье не припрет так, что деваться будет некуда. Но вот как-то по пути на работу Давида окликнул знакомый голос. "Эй, рыбак, можно тебя на минуточку, – из заднего окна серебристого "Ягуара" высовывался Пес. – Садись – подвезем куда надо. Сто лет тебя не видел". Давид закурил из предложенного Псом плоского "Данхилла".

"Как у тебя дела? Все нормально? – дежурно спросил Пес. – Тут, рыбак, дело такое. Хорошие люди просили, если поймешь – ничего не потеряешь". "Внимательно слушаю", – сказал Давид с сарказмом, догадываясь, о чем пойдет речь. "Внимательно – это хорошо", – похвалил Пес, не уловив подколки.

Он состроил озабоченное лицо и сказал: "Слушай, рыбак, жалуются на тебя хорошие люди. Разбомбил ты им контору так, что они теперь работать не могут. А семьи у них, детей ведь кормить-одевать надо. Не все же такие, как я, – сам по себе?! Я вначале им не поверил и говорю: что вы заливаете, он – хороший парень, не способен жестоко поступать! А ты, оказывается, еще и моим именем прикрывался, чтобы деньги получить. Так ведь?" "Совсем не так, – сказал Давид. – Они спросили, откуда я тебя знаю – ты ведь сам меня в тотализаторе позвал, забыл? Я сказал, что знакомый. Больше ничего". От Давида не ускользнуло, что водитель, посмотрев в зеркало, едва заметно кивнул Псу – мол, не врет, так и было на самом деле.

"Значит, дешевки на тебя напраслину возводят? – Пес театрально шлепнул себя по щеке. – Ладно, выясню, и не дай бог, если врали! Кожу с них живых сдеру и солью обсыплю!" Пес то ли действительно запсиховал, то ли в нем пропадал лицедей: он долго не мог прикурить, со зла вышвырнул в окно заевшую дорогую зажигалку, а следом и сигарету. "Вот дешевки копеечные пошли – невинного человека оболгали, глазом не моргнули, меня не испугались! – бесновался Пес. – Куда все катится? Не узнаю Тбилиси! Куда человечность делась?! Где порядочность? Проститутки монашек из себя корчат, фраера – крутых. Это разве наш город?"

Давид насмешливо наблюдал за фиглярством Пса, но тот внезапно успокоился и чуть не застал врасплох словно невзначай заданным вопросом: "А шесть тысяч полученные, рыбак, ты уже истратил?" "Ага", – отреагировал Давид, мгновенно сообразив, что Пес может попросить в долг, а там дырку от бублика он обратно получит, а не деньги.

"С ума сойду я с этими людьми! – патетически воскликнул Пес. – Шесть тысяч так быстро потратить! Мама моя родная, это ж уметь надо так жить! Проигрался, наверное?" "Нет, долги были – раздал", – соврал Давид. "Сколько тебе еще должны, рыбак? Два куска? Три?" – спросил Пес. "Около трех... Притормози, я доехал", – попросил Давид. "Ладно, рыбак, давай так поступим – не души этих людей. Парни они не такие уж плохие, хотя и лгали про тебя. Но тонут, не надо топить – дай им выплыть. Это не они, это уже я от себя прошу, я – Пес. Договорились?" – Он подался чуть вперед и наклонил голову, будто мог не расслышать ответ.

"Одного не понимаю – я на них не давил, нормально с ними расстался, что ж они тебя беспокоили и сами ко мне не подошли?" – спросил Давид. "Через меня надежнее", – Пес назидательно поднял вверх указательный палец. "Ладно, пусть не беспокоятся, – сказал Давид, – я у них ничего не требую". "Нет, рыбак, так нельзя. Ты должен сказать: пусть закроют долг, когда деньги будут, – так правильно", – поучал Пес. "Хорошо: пусть погасят долг, когда деньги появятся", – равнодушно повторил Давид. "Я не ошибся в тебе. Ты, правда, хороший человек, – засуетился Пес. – Понимаешь, раз все мы в одном городе живем, то почему друг другу навстречу не идти?! Сегодня ты доброе дело сделал, завтра они – тебе. Так же лучше, чем на ножах быть? Разве не так? Разве я не прав, Джонико?" – Он обратился к водителю. "Воистину", – подтвердил тот. "Что ж, я пошел, а вам – удачи", – Давид действительно доехал до работы и уже ловил удивленные взгляды заходивших в офис сослуживцев: вау, и откуда у тебя знакомые на таких машинах?!

В выходные Давид взял легкую удочку и спустился на Куру. Слышал, что неплохо шла плотвичка – мелочь, а все равно развлечение. На набережной маячил лишь один рыбак. "Если шлюзы на ГЭС открыли, тогда пролетела рыбалка", – подумал Давид, но решил все-таки попробовать, хотя похоже было, что шлюзы действительно открыты – река заметно поднялась.

Постепенно, проводка за проводкой он приближался к одинокому рыбаку, видимо, закинувшему донку, раз уж стоял на одном месте. "Не клюет?" – окликнул его Давид. "Да, понимаешь..." – обернулся тот и запнулся на полуслове. В паре метров от Давида на донку ловил букмекер: "А, это ты... Рыбачишь?" "Иногда", – ответил Давид. "Я тоже решил развлечься. Не люблю на Куре. Вот на Алгети* или на Сиони – это рыбалка! Но туда еще рано ехать. Через полтора-два месяца будет в самый раз, – сказал он, берясь за удочку. – А, черт, зацеп – опять оборву. Потому и не терплю Мтквари с ее вечными зацепами".

Крючок и правда за что-то зацепился намертво, пришлось рвать. "Все, пошел я домой – поводков не осталось, – вздохнул букмекер. – А то если есть четырнадцатый номер, прямой, не округлый – одолжи, проводку попробую". Давид покопался в рюкзачке, извлек коробку с крючками – четырнадцатых было много: "Бери сколько надо". "О, спасибо – не забуду", – обрадовался букмекер и, привязывая крючок, вспомнил: "А здорово ты контору нагрел! Кому не рассказываю – не верят, чтобы шесть ничьих подряд. Шесть! Это ж надо было угадать!" – И он зашелся каким-то квохтаньем.

"Ты-то чего веселишься?" – удивился Давид. "А с чего мне плакать?! – ответил букмекер. – Выиграл – и дай бог тебе здоровья, мне-то что?! Я наемный работник, теперь в другом тотализаторе работаю. Только зря ты сам деньги из них не вышиб. Они бы дали, и всем от этого лучше бы было". "Да ну, попросили – я и скостил", – сказал Давид. "Это сейчас так скащивают? – усмехнулся букмекер. – Хорошо же скостил, однако. Так скостил, что парней без штанов твой Пес оставил". "Пес? Это как? Он-то и просил за них, – Давид пристроил удочку к парапету. – Что ты несешь?" "Ты что не в курсе? Правда, не знаешь? Э, люди, он не при деле, оказывается!" – Букмекер обращался куда-то в пустоту, призывая несуществующих зрителей: "Посмотрите! Посмотрите на него! Вы только посмотрите, что он учудил!" "Если ты клоун, то иди в цирк", – одернул его Давид. Букмекер успокоился и начал рассказывать:

"Мало того, что тебе не все выплатили, так еще и налоговая прихватила. Когда с фискалами базар шел, Пес заглянул – подумал, что блатота наезжает. Резо ему объяснил ситуацию и заодно попросил с тобой перетереть. Пес потом пришел и говорит, что ничего не вышло, а долг ты ему перепоручил снять и сам же назначил день выплаты. Причем специально всего два или три дня отвел. Верно Пес рассчитал. Все деньги, что заходили, а у ребят еще пара контор была, налоговая сразу перехватывала, и полностью сумму для Пса к назначенному времени собрать не смогли. Он и начал давить, проценты наращивал. Снял в итоге больше десяти тысяч, а то и больше – я точно не знаю. Знаю только, что остались ребята без ничего. Теперь то ли в Россию уехали на заработки, то ли в Турцию. Потому и говорю: лучше б ты сам взял остаток или они с тобой напрямую бы переговорили, а не через Пса – дороже вышло".

Давид выругался про себя, вспомнив, как Пес с ним прощался, рассуждая: сегодня ты добро сделаешь, а завтра тебе сделают. "Ну что ты будешь делать – опять зацеп! Нет, не рыбалка здесь, а одно сплошное мучение. Пойду лучше домой – нервы целее будут, – решил букмекер. – То ли дело Сиони: и шамайя тебе, а то и сазан". Он упаковал удочку и ушел в направлении Харпуха*.

Давид постоял некоторое время, покурил. Потом тоже сложил спиннинг и побрел в сторону Сололаки.*

* * *

* Сиони, Алгети – водохранилища недалеко от Тбилиси. Так же соответственно называются расположенные около них деревни и дачные поселки.

* Тетри – мелкие монетки.

* Кипиани Давид (1951-2001) – выдающийся грузинский, советский футболист.

* Авлабар, Харпух, Сололаки – старые тбилисские кварталы.

* Вельяминовская – ныне улица Дадиани. В старину на Вельяминовской находилась знаменитая хинкальная. Улицу переименовали, а хинкальная осталась. Коренные тбилисцы и сейчас есть хинкали часто ездят именно "на Вельяминовскую".

Читайте нас в

Дзен Новости Telegram