Предыстория карабахского конфликта -3

Окончание. Начало см. http://www.vestikavkaza.ru/analytics/politika/48499.html,
http://www.vestikavkaza.ru/analytics/politika/48637.html
http://www.vestikavkaza.ru/analytics/politika/48848.html

События в Кафанском районе, откуда еще в ноябре 1987 года выдавили (избив и покалечив) сотни азербайджанцев, почему-то замаливаются не только в контексте трагедии в Сумгаите, но и армяно-азербайджанского конфликта в целом. А ведь это были не только трагические события, оставившие без крова и унизившие ни в чем не повинных людей (в данном случае азербайджанцев), но стали весьма примечательным, многоплановым симптомом.

Во-первых, обратим внимание на дату - ноябрь 1987 года. Казалось бы, даже горбачевская «перестройка» еще не раскрутилась во всю ее мощь. «Партийно–ГБшная» система управления страной и обществом выглядит непоколебимой. И тут появляются первые беженцы (азербайджанцы), которые, согласно пропаганде другой стороны «добровольно покинули свои дома и решили уехать в азербайджанский Сумгаит». С чего бы это вдруг? Как известно, от добра добра не ищут. Тем более не отправляются в депрессивный, отравленный химзаводами город, полный переселенцев.

В Грузии помнят, как в 1990-1991 годах «добровольно» уезжали из родных мест (Тбилиси, Сурами, Кутаиси, Телави) этнические осетины, которых на самом деле выживали грузинские нацисты под предводительством Звиада Гамсахурдиа. Согласно международной норме, угроза жизни, здоровью или имуществу, либо создание невыносимой среды для проживания считается одной из форм и методов этнической чистки. Тем более что в случае с кафанскими азербайджанцами речь идет не только об угрозах и «окружающей атмосфере ненависти», а есть тысячи свидетельств избиения и других форм прямого насилия.

Во-вторых, возникает естественный вопрос: почему этих людей направили именно в Сумгаит? Как уже было сказано, они по определению не могли сами выбрать этот город. Их специально направили туда, где достаточно было одной искры для большого взрыва.

В-третьих: вновь обратим внимание на «странную дату» - ноябрь 1987 года. Неужели об этом вопиющем случае насилия на национальной почве не знали в Москве? Исключено. Не только знали, но обладали всей полнотой информации, достаточной для оценки грозной опасности прецедента, и полностью осознавали ее значимость. В те времена информация в столицу СССР шла сразу по нескольким каналам, причем независимым друг от друга.
Канал первый. Доклады партийных и советских органов Азербайджанской СССР, обязанных немедленно ставить в известность вышестоящие союзные органы обо всех, мало-мальски значительных событиях. Не говоря о вопиющем случае межнациональных столкновений и выживания людей с родных мест Кафане. В том числе по линии особой структуры, которая тогда называлась «аппаратом второго секретаря ЦК компартии союзной республики», непосредственно укомплектовывалось из центра и имела определенную автономию даже по отношению к первому секретарю республиканского ЦК. Это были «глаза и уши» центра.
Канал второй. Полная информация, конечно, шла по линии КГБ СССР. Причем не только от республиканского отделения комитета, но и резидентуры, подотчетной непосредственно центральному аппарату ГБ.
Канал третий. Информацию в центр передавала и другая могучая спецслужба – ГРУ Генштаба Советской Армии. Она также имела разветвленную сеть и проводила операции по всей территории страны и за рубежом.

Надо быть в высшей степени наивным человеком, чтобы поверить в сказки о том, что событиям в Кафане якобы просто не придали особого значения, причем после столкновений в Алма-Ате, вызвавших эффект разорвавшейся бомбы. По достоверным данным, события 1986 года в столице Казахстана целых три раза обсуждались на закрытом заседании политбюро ЦК КПСС и «летели головы» тех, кто «не уследил», «проморгал» или «своевременно не информировал». С учетом этого обстоятельства, все вышеперечисленные структуры, независимо друг от друга, наверняка по несколько раз в день направляли высшему партийному и государственному руководству страны не просто сухую сводку фактов, но подробный анализ опасности тех или иных процессов для стабильности в регионе. В том числе опасности беспрецедентного случая в Кафане.

Словом, Горбачев не мог не знать о событиях в Кафане и не осознавать, что это опасный прецедент в свете нарастающей напряженности во всем регионе. Почему же его реакция (в этом, как и во всех других случаях и вехах развития конфликта вокруг нагорной части Карабаха) была нулевой? Ему докладывают, что впервые в истории «развитого социализма» представители одного этноса выживают представителей другого с родных мест, а он наблюдает за всем этим с философским спокойствием. Почему?

Другой пример: первые признаки активизации ирредентистского (скажем мягко, хотя есть и другие определения – Г.К) движения по отношению к Нагорному Карабаху появились в Ереване еще в 1986 году. Естественно, КГБ, особенно тщательно занимавшийся именно процессами в среде интеллигенции, обладал всей полнотой информации. Но если в те времена горбачевская администрация все еще сурово карала за любую попытку поставить под сомнение власть КПСС и «благотворность советского строя», то к националистическим интенциям (под лозунгом «Ленин! Партия! Горбачев!») относилась весьма снисходительно. И все-таки, почему? Не потому ли, что Михаил Сергеевич изначально учитывал влияние соответствующего лобби не только в западных столицах (а ведь симпатии западных лидеров он добивался всеми правдами и неправдами), но и в своем собственном окружении – от спичрайтеров до маститых академиков, дающих ценные советы по экономической реформе. Не удивительно, что все «чистки» в политбюро в 1986-1988 годах проводились по строго заданному алгоритму, включая например «уход» Гейдара Алиева и многих других. Они просто не вписывались в преступную политику «невмешательства» и потакания армянским националистам, явно толкающим страну к кровавым разборкам, а затем и к распаду.

Отдельная тема - отношение российской демократической общественности к тем событиям. К сожалению, даже самые искренние и заслуженные «демократы», всю жизнь выступавшие в защиту прав человека, не смогли избежать однобокости и необъективности при оценке происходящего вокруг Нагорного Карабаха. Никто, конечно, не ждал от них положительной оценки сталинской системы национально-государственного устройства. Но хуже всего, откровенно шовинистическое, предвзятое отношение к сторонам в конфликте, их явное деление на «априори исторически виновных нелюдей, генетически склонных к насилию» и «культурно-цивилизационно близких нам», то есть столь же априори белых и пушистых, а значит правых всегда и во всем.

Никогда не думал, что некоторых из них, - считающихся «великими демократами», облеченных всемирной славой гуманистов, надо учить азам интеллектуальной и нравственной порядочности, выражающейся хотя бы в том, что нет и быть не может «изначально жестоких, исторически неправых» как и «изначально гуманных, исторически праведных» народов. Многие из этих гуманистов и демократов поначалу дружили и с профессором филологии, христианским эссеистом Звиадом Гамсахурдиа с его этно-националистической доктриной. По крайней мере, до тех пор пока тот не показал свою истинную сущность.

Неудивительно, что авторы фильма «СССР.Крушение», замахнувшись на сложнейшую историческую проблему XX века, «не заметили» ее основной составляющей, в том числе столь «незначительный» с их точки зрения «камушек», как проблема НКАО. Но преднамеренно выпячивая в качестве единственного примера межнациональных столкновений именно трагедию в Сумгаите, они обнаруживают свою явную предвзятость, как и пропагандистскую нацеленность всего грандиозного телепроекта.