Вестник Кавказа

Кавказские дни Банин-1

Мемуары Банин – яркий фрагмент литературной мозаики парижской эмиграции. По стилю они напоминают книги жены Георгия Иванова Ирины Одоецевой «На берегах Невы» и «На берегах Сены». Обе пишут о парижской эмигрантской тусовке и о своей юности, которая у одной прошла на берегах Невы, а у другой на берегах Каспия. Банин дружила с Теффи, хорошо знала Ремизова, Мережковского и Гиппиус, Лосского, Бердяева, в нее был влюблен Иван Бунин. Но нас, главным образом, будет интересовать та часть документалистики, где писательница рассказывает о своих кавказских днях. Одноименная автобиографическая книга Банин, изданная сразу после Второй мировой, проникнута иронией и самоиронией. Это своего рода энциклопедия жизни бакинцев, поднявшихся на волне нефтяного бума, но очень личная и поражающая адекватностью восприятия происходящего автором.

Банин, она же Умм эль-Бану Асадуллаева, внучка сразу двух бакинских миллионеров Мусы Нагиева и Шамси Асадуллаева, родилась в год первой русской революции. Богатство ее семьи было настолько велико, что, в конце концов, обернулось несчастьем. Больше деньги появились в семье благодаря нефтяному буму. Дед будучи простым крестьянином, пасшим отару на своем каменистом участке земли, неожиданно превратился в миллионера, когда на этом участке забил нефтяной фонтан. 

Второй дед Ага-Муса Нагиев, будучи одним из самых богатых бакинских нефтепромышленников, слыл человеком прижимистым. О его скупости говорили многие, и эти россказни были часто очень противоречивыми. Но когда дедушка умер, стало известно, что он давал в долг малознакомым людям огромные деньги, без всякого залога или расписки, веря им на слово. Кроме того, он оплачивал учебу множества неимущих юношей и девушек. Ага-Муса был славен еще и тем, что украшал Баку великолепными зданиями. Это было его слабостью. Когда умер от чахотки его единственный сын Исмаил, в память о нем дед возвел жемчужину архитектуры – здание «Исмаилийя», где позднее располагался недолговечный парламент Независимой азербайджанской республики. 

Нагиева дважды похищали с целью выкупа, требуя больших денег. Но деду удавалось выходить из этих передряг. В те годы в Баку нередки были похищения людей, а американские гангстеры были детьми по сравнению с местными «гочу». Как и американские коллеги, «гочу» всегда действовали по плану, аккуратно и рассудительно. В этом деле им очень помогали русские жандармы – главные советники местных разбойников. «Гочу» были практически безнаказанны. Наоборот, их даже уважали и относились с почтительным страхом. Похищенные люди никогда после освобождения не рассказывали, как с ними обходились похитители. Но, было похоже, что их не обижали, хорошо кормили. Настолько хорошо, что многие из освобожденных возвращались домой заметно растолстевшими. Их отпускали сразу же, получив выкуп. Словом, сделка была справедливой, без нареканий.

1905-й - год рождения будущей писательницы - стал одним из самых кошмарных в истории как Азербайджана, так и всей Российской империи. Это был год общественных беспорядков, забастовок, столкновений и погромов. Азербайджанцы и армяне, составлявшие основную массу населения Баку, убивали друг друга. Армяне были лучше подготовлены к такому ходу событий, поэтому зверствовали, мстя за прошлые обиды. Азербайджанцам же ничего не оставалось, как учесть все на будущее. Каждый преследовал свой умысел, но жертвами оказались абсолютно безвинные люди. В эти дни мать будущей писательницы скрывалась от погромов в одном из нефтяных поселков, отрезанном от цивилизации. Она была вынуждена в одиночку бороться с родовой горячкой, и умерла, оставив новорожденную дочь и трех ее старших сестер на попечение немки-гувернантки.

Фройляйн Анна приехала в Баку из Риги и сумела заменить девочкам мать. Тогда в моду вошла фотография, и их часто фотографии вместе. «Неописуемая была картина: белолицая женщина-северянка в окружении горбоносых, густобровых чернявых девиц», - вспоминает Банин. Несмотря на то, что фройляйн Анна жила в неистово-мусульманской семье, в самобытном городе со всей восточной атрибутикой, ей удалось создать вокруг себя европейскую атмосферу – она рассказывала сказки, пекла пирожные с кремом, ввела в обыкновение рождественскую елку, а ее воспитанницы по христианским праздникам пели псалмы, славя господа.

Одновременно девочки находись под влиянием бабушки, которая, как и все настоящие мусульманки, своевременно совершала омовение и намаз, предпочитала сидеть на полу на ковриках и подушках, носила чадру и была строга и неулыбчива. Порой в порыве религиозных чувств бабушка поругивала иноверцев, не позволяла прикасаться к своей посуде «неверным», а если такое все же случалось, раздавала «оскверненные нечистым прикосновением» предметы бедным. Когда недопустимо близко от нее проходил посторонний мужчина, бабушка сплевывала, поругиваясь. Самым мягким ругательством в этом случае было «собачий сын».
Таким образом, создавался некий баланс, равновесие сил, задействованных в воспитании дочерей миллионера.

К тому времени Азербайджан давно уже был российской колонией, и влияние русских чувствовалось во всем. Под этим влиянием рос интерес к европейскому образу жизни, новой культуре. Люди предпочитали чадре свободу, фанатизму - образованность. Особенно этому влиянию было подвержено молодое поколение.

Умм эль-Бану знала на память лишь небольшую суру из Корана, но очень любила мусульманские праздники. В день весеннего равноденствия, 21 марта, отмечался Новруз-байрам - это был день всеобщего обогащения детей. Ребятишки бегали от дома к дому, поздравляя родственников и соседей. Иногда постились, чтобы Аллах, увидев их усердие, исполнял заветные желания. Но были и такие религиозные дни, которые Умм эль-Бану вовсе не нравились. «То были дни символического траура по убиенному в Кербале в 680 году хиджры Хусейну. Сыну имама Али, и казненным членам его семьи – Махаррам. Дни этого траура, священные для мусульман-шиитов, не значат ничего для суннитов», - пишет Банин.
Продолжение следует
21075 просмотров

Видео

Все видео


реклама