Создание элементов противоракетной обороны возле границ России и в непосредственной близости региона Южного Кавказа стало новым элементом геополитики последнего времени. О сути новых контуров евробезопасности, о реакции России на новые вызовы, а также ситуации в зоне конфликтов на Южном Кавказе мы побеседовали с директором российского Центра общественно-политических исследований Владимиром Евсеевым.
- За последние недели произошли события, которые серьезно изменили конфигурацию безопасности вокруг России и регионе Южного Кавказа. Насколько шаги, предпринимаемые США, идут вразрез тем обязательствам и соглашениям, которые были достигнуты ранее с Россией?
- Действительно за последнее время был подписан ряд соглашений, которые сделали крайне проблематичными саму возможность создания единой системы обороны на европейском континенте. В первую очередь было подписано соглашение о размещении на территории Румынии наземного ряда системы "Иджис". И второе, было согласовано с Турцией размещение в ее юго-восточной части радиолокационной станции для наведения этих противоракет.
Что в итоге мы имеем? В итоге Соединенные Штаты Америки вместе с европейскими союзниками создают европейскую систему противоракетной обороны, которая остается независимой от России. Российские предложения по созданию секторальной системы противоракетной обороны, по сути, отвергаются, хотя об этом официально не заявляется. Теперь мы можем иметь только две независимых системы, но между которыми можно развивать сотрудничество. После того, как будет поставлена радиолокационная станция в южной части Турции, с этого момента обмен радиолокационными данными между российскими системами и системами НАТО резко снизит свою актуальность.
Почему? Потому что радиолокационная станция, которая будет находиться в Турции, будет дублировать, частично дублировать российскую радиолокационную станцию как "Дарьял", которая находится в Азербайджане, так и радиолокационную станцию, которая расположена под Армавиром.
Более того, сама потребность в обмене данными значительно снижается. И с этой точки зрения можно, конечно, говорить о создании центров обмена данными, в Москве или в Брюсселе, однако сама потребность в этом уменьшается, потому Западу ничего нового особо не дает. Они увидят практически одновременно с помощью своих станций, так и с помощью станций российских увидят старт ракеты, если он произойдет с территории Ирана. Конечно, дальность обнаружения старта ракеты пока недостаточная, если говорить о той станции, которую планируют поставить в Турции, потому что дальность обнаружения там будет составлять, по-видимому так же, как и в Израиле. В Израиле такая станция уже стоит и обозревает на 1900 км. В то же время, те места, где находятся ракетные базы, они будут вещать с двух направлений, с Израиля и со стороны Турции. С этой точки зрения, сама потребность в обмене данными снизится. Можно, конечно, принять решение и создать центр обмена, но необходимость в этом существенно уменьшается. Это то новое, чего раньше не было в системе ПРО.
Второе, что принципиально важно. Раньше Соединенные Штаты Америки не планировали создавать никаких реальных рубежей по защите противоракетной обороны в Европе. Потому что то, что они планировали сделать в Польше, а там предполагалось поставить ракеты-перехватчики, которые должны были перехватывать на высоте порядка 1500 км. Так вот эти перехватчики не предназначены были для защиты Европы, потому что при такой высоте перехвата, боеголовки, которые могли лететь, однозначно летели через территорию Европы. Теперь же речь идет о защите конкретно европейских государств. Вот это второй принципиальный момент. То, что происходит во время администрации Барака Обамы. Значит, что отсюда следует? Отсюда следует следующее. Если Россия хочет создавать собственную систему противоракетной обороны, то она может это делать. Потому что ту систему, которую она имеет вокруг Москвы, это система не может быть никуда интегрирована. Хотя бы потому, что она предполагает наличие ядерного перехвата. В данном контексте высокого перехвата и дальнего перехвата. Все это крайне ограничивает возможности любой интеграции. Исходя из этого, если Россия действительно хочет создавать систему, которую захотят в какой-то форме интегрировать, России, по-видимому, надо создавать систему аналогичную системе "Иджис". То есть аналогичную той, что будет развернута в Румынии. В принципе, Россия может создать такую систему. Эта система предполагает перехват ракет, а в виду удаленности речь может идти о головных частях ракет средней дальности с высотами до 300 км. Россия могла бы создать такие ракеты. В этом случае она имела бы полноценную систему, то есть не только радиолокационные станции, но и имела бы базу противоракет, например, в районе Ростова-на-Дону. В этом случае возникает объективная потребность в том, что эти системы нужно как-то интегрировать – скажем, перспективную российскую базу в Ростове-на-Дону, и, допустим, то, что будет создаваться в Румынии. Радиолокационную станцию, которая будет находиться в Турции и те, которые Россия имеет в Армавире, потому что по поводу Габалинской РЛС перспективы пока остаются неясными. В принципе, возможно ее закрытие, потому что она будет перекрываться за счет второго сектора армавирской станции. Вот такие новые моменты возникли за последнее время в теме ПРО.
Если говорить о том, насколько это соответствует более ранним заявлениям, то могу сказать, что это, конечно, им не соответствует. Принималось большое количество соглашений на уровне президентов, в которых предполагалось провести совместную оценку угроз. Здесь произошло значительное расхождение позиций, потому что Россия в силу разных причин не может признать Исламскую Республику Иран как государство, которое представляет реальную угрозу для Европы. А для Европы это совершенно очевидно. Кроме этого, принималось решение о создании совместной системы противоракетной обороны, делались аналогичные заявления. Сейчас же речь вообще, по сути, не идет о создании совместной системы противоракетной обороны. Речь идет только о возможности сотрудничества между двумя независимыми друг от друга системами противоракетной обороны. Россию в ту систему, которая создается в Европе, не пускают, и это совершенно очевидно. И вот это – то, о чем раньше можно было догадываться, а сейчас стало совершенно понятно.
Все точки над i расставил недавний визит в Москву бывшего посла США в России, а ныне заместителя министра обороны Соединенных Штатов по вопросам международной безопасности Александра Вершбоу. Он четко сказал, что Соединенные Штаты Америки создают независимую от России систему ПРО, с которой, конечно, Россия сможет сотрудничать. Однако, ввиду независимости системы Москва никак не сможет повлиять на то, что будет реально создаваться. Хотя, например, возможное количество перехватчиков можно обсуждать, можно было обсуждать сектора, но в настоящее время такого обсуждения вообще не ведется.
- Вы отметили тему Габалинской РЛС. Есть ли у вас какие-то сведения о том, в какой стадии сейчас находятся переговоры между Россией и Азербайджаном о будущем станции? Нужно ли России продлевать соглашение, истекающее в 2012 году?
- С моей точки зрения Габалинская РЛС, вполне может быть закрыта после того, когда Россия расширит возможности радиолокационной станции расположенной в Армавире. В Армавире Россия имеет РЛС, которая работает в двух диапазонах – в дециметровом и метровом. В первом сегменте сектор направлен на юго-запад, и она полностью закрывает возможности радиолокационной станции в Мукачево.
У нее в настоящее создается второй блок, который будет направлен в сторону Габалинской радиолокационной станции и, по сути, будет дублировать. По дальности Габалинская станция имеет больший охват, однако она не может быть использована для наведения противоракет в виду менее точных характеристик определения целей. Кроме того, она является недостаточно экономичной по сравнению со станцией типа "Воронеж", установленной в Армавире. Если говорить с военной точки зрения и экономической, то Габалинскую радиолокационную станцию можно закрыть. Если же говорить о необходимости продолжения политического сотрудничества между Москвой и Баку, то с этой точки зрения возможно продолжение ее использования с постепенной передачей обслуживания азербайджанскому персоналу и при полном техническом сопровождении со стороны Российской Федерации. Это нужно делать под какие-то конкретные цели. К примеру, если Россия и Азербайджан будут создавать какие-то совместные системы по ПРО, то Габалинскую радиолокационную станцию в рамках процесса можно оставить как вклад Азербайджана в такую систему.
В ином случае РЛС можно закрыть, поскольку для самого Азербайджана острой необходимости в такой станции нет. Страна имеет РЛС меньшей дальности, но достаточной для решения тех целей, которые она перед собой ставит. И от Габалинской станции можно избавляться полностью, если не ставится задача не просто противовоздушной обороны Азербайджана, а частичной обороны от уже баллистических ракет. В этом случае станцию, наверное, можно было бы сохранить ее, но опять же решать вопрос в контексте общего выстраивания отношений между Москвой и Баку. Иными словами это могло бы стать вопросом двусторонних отношений между нашими государствами.
- Какое отношение могут иметь развертывание баз ПРО и нагнетание ситуации на Южном Кавказе к решению конфликтов в этом регионе?
- Я думаю, что это, может иметь ухудшающий фактор. Почему? Потому что в настоящее время имеется серьезное ухудшение отношений между Турцией и Израилем. Я не считаю, что под этим лежат какие-то коренные причины, которые подталкивают к войне. Но, тем не менее, сами факты высылки посла, понижения статуса представительств, отправки кораблей в восточную часть Средиземного моря, принятия каких-то документов совместно с Египтом, который не всегда является дружественным в отношении Израиля, рассмотрение вопроса о принадлежности шельфа в восточной части Средиземного моря и целый ряд других вопросов свидетельствуют о серьезном ухудшении отношений между Турцией и Израилем. И все это имеет непосредственное отношение к ситуации на Южном Кавказе. Возникает вопрос определенного столкновения интересов между Израилем и Турцией, в частности, на территории Азербайджана. Если же говорить о радиолокационной станции, которая планируется на территории Турции, то здесь вопрос возникает уже о столкновении интересов между Турцией и Ираном. В Иране уже выразили свое возмущение и потребовали пояснить цель расположения радиолокационной станции на территории Турции. В Иране это однозначно восприняли как недружественный шаг. И с этой точки зрения, возникает вопрос о том, насколько две страны будут координировать совместные действия по борьбе с курдским сепаратизмом. Раньше в этой сфере наблюдалось полное согласие. Теперь же по этому вопросу полного согласия нет, наверное, и не будет. Отдельного рассмотрения заслуживает и вопрос Сирии. Турция является главной супердержавой региона. Она хочет сама определять ситуацию в Сирии и очень активно на нее влияет. Исламская Республика Иран всячески блокирует любые попытки влияния на внутреннюю ситуацию в Сирии. Из этого исходит, что роль супердержавы хотел бы играть Тегеран. Идет столкновение в вопросе лидерства, так и в том, кто будет контролировать ситуацию на Ближнем Востоке, в частности, кто будет контролировать ситуацию в Сирии. Это, по-видимому, найдет свое отражение и на территории Южного Кавказа в силу того, что Иран имеет определенное влияние на ситуацию в Нагорном Карабахе, а также имеет достаточный товарооборот с Арменией. В этом ключе, по-видимому, Исламская Республика Иран может предпринять какие-то шаги против Турции. Таким образом получается, что Южный Кавказ становится, в некотором роде, заложником взаимоотношений как между Турцией и Ираном, так и между Турцией и Израилем. Отголоски этого же проявляются. Такое соперничество может привести к ухудшению ситуации на Южном Кавказе в целом.
На это накладываются те процессы, которые продолжаются в Северной Африке и на большом Ближнем Востоке. Процессы, приводящие к дестабилизации значительных территорий, что в какой-то форме может затронуть и Южный Кавказ, в частности, Азербайджан, где возможно усиление исламистов. Поэтому эти процессы носят негативный характер. И, по-видимому, если не будет проводиться целенаправленная политика блокирования этих процессов, то они могут привести к ухудшению отношений на Кавказе.
- На ваш взгляд, все вышесказанное и потенциальное ухудшение ситуации на Южном Кавказе, может каким-то образом отразиться на процессе разрешения конфликта в Нагорном Карабахе?
- Я считаю, что в настоящее время в отношении переговорного процесса вокруг Нагорного Карабаха наблюдается полный тупик. В Азербайджане не исключают силовое решение проблемы Нагорного Карабаха, что является полностью неприемлемым для Армении. В Армении наблюдается очень тяжелая внутриполитическая ситуация. Любые попытки руководства страны, даже если бы они были предприняты в отношении решения проблемы Нагорного Карабаха, были бы расценены как предательство национальных интересов. Поэтому и со стороны Баку, и Еревана – это тупик. И тупик сейчас усугубляется отношениями с Турцией, которая хочет быть достаточно активной на этой площадке. Однако, Анкаре связываться сейчас с решением Нагорного Карабаха нет никакого интереса, и выгоднее было бы эту ситуацию заморозить.
Иран, конечно же, хотел бы проявить активность. Но все понимают, что проблему Нагорного Карабаха в ближайшей перспективе решить невозможно. Тегеран имеет крайне негативный опыт в своих попытках выступить в роли медиатора в проблеме Нагорного Карабаха. Я думаю, исходя из этого, по-видимому, говорить о какой-либо активности Ирана в отношении решения проблемы Нагорного Карабаха говорить не приходится.
Если говорить о Западе, конкретно о сопредседателях Минской группы США и Франции, то сейчас им не до темы Нагорного Карабаха. В каждом государстве есть более насущные задачи, и они обусловлены началом избирательных кампаний, проблемами, решения которых они хотят в первую очередь. Если говорить о Франции, то это проблема Ливии. Для США – это вывод войск из Ирака и сокращение численности войск в Афганистане. У любого государства есть более важные проблемы, чем проблема Нагорного Карабаха.
Поэтому в настоящее время можно говорить лишь о том, что какое-то влияние на разрешение ситуации вокруг Нагорного Карабаха может оказать только Россия. Но я полагаю, что это влияние ограниченное, потому что, по сути, проблема не решаема, потому что я не верю в ее силовое решение. В то же время, я понимаю, что не решать проблему тоже нельзя, и как выйти из этого тупика сейчас, я не представляю. Могу предположить, что, по-видимому, произойдет какая-то консервация ситуации, поскольку противоборствующие стороны не готовы к уступкам, а внешние силы не готовы их подтолкнуть к решению тех проблем, решать которые они не хотят. Исходя из этого, ситуация в Нагорном Карабахе будет законсервирована в течение некоторого времени. В дальнейшем многое будет определяться внутриполитической ситуацией в Армении. Если там к власти придут другие силы, то, потенциально возможны какие-то уступки. Но опять же повторюсь, что это расценка любых уступок как предательство национальных интересов удерживает любое правительство, всех, кто бы не находился во главе Армении, не предлагать каких-либо уступок азербайджанской стороне.
С другой стороны, проведение учений и провоцирование инцидентов – неверные шаги, которые могут привести к столкновению.
Я считаю, что проблему Нагорного Карабаха нельзя откладывать надолго. В то же время потенциал России, по-видимому, недостаточен для решения проблемы Нагорного Карабаха, а другие государства проявляют пассивность в силу тех причин, о которых я сказал.