Отдаляющаяся от Запада Турция – джекпот для России и Ирана

Мировая общественность продолжает активно обсуждать итоги встречи российского президента Владимира Путина и его турецкого коллеги Реджеп Тайип Эрдогана.  Переговоры в Санкт-Петербурге были посвящены гражданской войне в Сирии, реализации проекта «Турецкий поток», а также полноценному восстановлению турецко-российских связей после инцидента со сбитым российским бомбардировщиком. Про состоявшуюся за день до этого трехстороннюю встречу президентов России, Ирана и Азербайджана пишут меньше.

 Между тем, быстрый процесс примирения, наблюдаемый между Россией и Турцией, имеет более широкий региональный контекст и не ограничивается турецко-российскими связями, развитие которых получило толчок после неудавшегося путча в Турции. Трехсторонний саммит в Баку, где встретились президенты России, Азербайджана и Ирана, состоялся за день до визита Эрдогана в Санкт-Петербург. Как заметил вице-министр иностранных дел ИРИ Ибрагим Рахимпур, в этой встрече мог бы принять участие и турецкий лидер, однако это оказалось невозможным из-за организационных причин. Более того, высокопоставленный иранский дипломат выразил готовность Ирана совместно с Россией предложить турецкому руководству пакет решений и мер, направленных на восстановление внутриполитической стабильности и экономики Турции. Очевидно, что любые подобные предложения будут составляться с учетом региональных интересов Москвы и Тегерана.

Бакинский саммит глав России, Азербайджана и Ирана – принципиально новый формат, который еще пару лет назад казался немыслимым. Действовавшие вплоть до января 2016 года санкции ООН существенно тормозили региональное экономическое взаимодействие с Ираном. Нельзя также не упомянуть непростые отношения между Баку и Тегераном в прошлом, которые были «перезагружены» лишь после прихода к власти в Иране Хасана Рухани. Когда команда Рухани получила от верховного аятоллы Хаменеи карт-бланш на  политику выхода из международной изоляции и последовавшего прорыва на переговорах вокруг ядерной программы ИРИ, ситуация в корне изменилась. Сегодня Баку, традиционный клиент израильской и российской военной промышленности, закупает вооружение и в Иране (предположительно, речь идет о ракетах класса «земля-земля»). Несмотря на низкие мировые цены на нефть, негативно влияющие на экономики обоих государств, объем двусторонней торговли в первом квартале 2016 года увеличился в два раза по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Подчеркнуто сдержанная реакция Тегерана на спецоперацию азербайджанской полиции против группы вооруженных сторонников радикального шиитского проповедника Тале Багирзаде в бакинском поселке Нардаран в конце прошлого года также весьма симптоматична. Сегодня в двусторонних отношениях ставка делается на кооперацию, а не конфронтацию.

Встреча Путина, Алиева и Рухани состоялась по инициативе азербайджанского президента и была посвящена, в первую очередь, реализации транснационального транспортного коридора «Север-Юг». Среди обсуждаемых тем были также борьба с международным терроризмом, решение региональных конфликтов и координация энергетической политики. Все три государства столкнулись с экономическими вызовами, обусловленными резким падением цен на нефть и делают сегодня ставку на газ. Для всех трех стран крайне важен европейский энергетический рынок. Россия работает над расширением проекта «Северный поток» и реанимацией «Турецкого потока», стараясь снизить транзитную роль Украины. Азербайджан совместно с Турцией строит Трансанатолийский газопровод (TANAP), который далее будет подключен к Трансадриатическому газопроводу (TAP). Эти два трубопровода станут составной частью проекта ЕС «Южный газовый коридор», нацеленного на диверсификацию источников поставок газа. Государственная нефтегазовая компания  Азербайджана SOCAR, сама по себе не представляет сколько-нибудь значительной конкуренции российскому гиганту «Газпрому». Даже когда поставки SOCAR выйдут на полную мощность, азербайджанский газ покроет в лучшем случае 5% актуального спроса ЕС.  Пока к TANAP не присоединится крупный экспортер газа (в этом контексте упоминаются Иран и Туркменистан), проект TANAP не угрожает позициям «Газпрома». Когда и каким образом иранский газ попадет на европейский рынок еще неизвестно, называются лишь примерные сроки от двух лет. Возможно, что иранская сторона отдаст предпочтение строительству терминала по сжижению газа Iran LNG. Также иранцы рассматривают строительство трубопровода по дну Персидского залива до терминалов Омана. Не исключен и вариант присоединения Ирана к TANAP. Так или иначе, Иран выйдет на газовый рынок ЕС и неизбежно потеснит там «Газпром». Но как российские, так и иранские интересы задело бы подключение к «Южному газовому коридору» Туркменистана посредством проекта транскаспийского газопровода, который может пройти по дну Каспийского моря. Однако данный проект далек от реализации, даже несмотря на политическую поддержку со стороны ЕС. Москва и Тегеран блокируют строительство газопровода, аргументируя свою позицию рисками для экологии Каспия. То, что в реальности за беспокойством Москвы и Тегерана стоят не экологические, а энергетические интересы, сомнений не вызывает.

Идеолог современного евразийства, профессор Александр Дугин, в недавнем выпуске своего видеоблога рассуждает о формировании новой региональной оси Москва-Баку-Тегеран-Анкара и возможном вступлении Азербайджана, Турции и Ирана в Евразийский Союз. О присоединении этих стран к российскому интеграционному проекту говорить еще очень рано, поскольку ни одна из этих стран до сих пор интереса к столь тесной интеграции не высказывала.  Но у всех четырех стран есть свои причины, чтобы взять курс на взаимное сближение.

Азербайджан надеется посредством сближения с Россией и Ираном добиться разрешения нагорно-карабахского конфликта в рамках сохранения собственной территориальной целостности. Чтобы усилить собственные переговорные позиции с двумя региональными державами, Баку предпочтительнее выступать в единой связке с союзной Анкарой. Не в последнюю очередь поэтому азербайджанское руководство приложило значительные усилия для нормализации российско-турецких отношений, одновременно инициируя создание регионального формата Москва-Баку-Тегеран. Москва и Тегеран традиционно пытаются минимизировать влияние США и ЕС в каспийском регионе, чтобы создать оптимальные условия для реализации собственной энергетической политики. Для этого им также необходим альянс с Турцией и Азербайджаном.

Не случайно, что сразу после переговоров в Санкт-Петербурге министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу заявил, что российский газ может пойти в Европу по газопроводу TANAP. Подобное заявление турецкая сторона не могла не согласовать с Азербайджаном, являющимся основным пайщиком проекта (58% акций). Политике энергетической безопасности ЕС в каспийском регионе, за которой стоит желание снизить зависимость от российского газа, это ничего хорошего сулить не может. Однако для Европы это не столь драматично - стратегическая значимость «Южного газового коридора» для ЕС несколько снизилась после того, как замаячила перспектива выхода Ирана на европейский энергетический рынок. Сейчас Россия, Иран, Азербайджан и Турция заинтересованы в координации газовой политики на европейском континенте. 

Отношения Турции с ЕС и США сильно отравлены после неудавшейся попытки путча. Также Анкаре необходима поддержка России и Ирана для предотвращения создания курдского государства в Сирии. Не случайно, что курдский вопрос был одним из центральных в ходе переговоров Эрдогана с Путиным. Заигрывание с Москвой и Тегераном также выгодно Анкаре для торга с ЕС и США. Европейские политики озабочены последними корректировками в турецкой внешней политике. Все более отдаляющаяся от Запада Турция – джекпот для России и Ирана. Но не стоит забывать, что своим военно-политическим весом Турция во многом обязана Западу и своему членству в НАТО, чего турецкое руководство не может не осознавать. Поэтому за свою лояльность в сирийском вопросе Анкара, вероятно, запросит максимальную цену - это и превращение страны в энергетический хаб, что предполагает выбор турецкого маршрута Ираном и Россией; и решение курдского вопроса, что означает отказ от сотрудничества с YPG в рамках сирийской кампании, а также прекращение всех контактов с РПК.