В Грузии отметили 26-ю годовщину трагических событий 9 апреля, когда на проспекте Руставели, в центре грузинской столицы, произошли столкновения между частями внутренних войск СССР, а также приданным им в помощь отдельным полком ВДВ, с участниками мирной демонстрации с требованием независимости Грузии. В результате погиб 21 человек, десятки получили ранения и сотни газом "черемуха", примененным в условиях ограниченного пространства, когда люди оказались зажаты на небольшой площади и им практически некуда было бежать.
Именно давка и невозможность нормальной реакции на применение обычного "полицейского газа", использующегося во всех странах, стали причиной гибели людей, убивать которых никто, конечно, не хотел. План состоял в том, чтобы разогнать толпу и очистить площадь перед Домом правительства, но он был составлен бездарно - без учета особенностей строения узких улиц, спускающихся к проспекту и того обстоятельства, что сам проспект был перегорожен большегрузными автомобилями.
Из 21 погибших 18 - женщины. В традиционалистском грузинском обществе это вызвало особый шок, усиливающий чувство вины и бессилия в последующие дни, когда в Тбилиси был введен режим чрезвычайного положения. Создание комиссии верховного совета СССР ("комиссии Анатолия Собчака") и проведенное расследование уже не могло компенсировать обществу боль потери и чувство унижения. Тем более что никто из организаторов не понес наказания. Генерал-полковника Игоря Родионова, на которого грузинские партократы пытались "повесить всех собак", свалив на него вину за произошедшее, перевели на повышение в Москву. Министр внутренних дел Грузинской ССР Шота Горгодзе спокойно ушел на пенсию, как и первый секретарь ЦК Компартии Грузинской ССР Джумбер Патиашвили. О вине лидеров "неформальных организаций", безответственность и даже провокативность которых во многом предопределили трагедию, говорить не принято.
В итоге в Грузии нарушились основы общественного самосознания, а это не могло не вылиться в агрессию как внутри социума, так и вовне. Уже после отмены чрезвычайного положения, когда сторонники независимости и лидеры "неформалов", казалось, должны были выработать позитивную повестку дня для достижения единых целей, они "перегрызлись" между собой. В ходе некоторых инцидентов (например, летом 1990 года) дело дошло до перестрелок между ними на том же проспекте Руставели, где два года спустя развернулась полномасштабная гражданская война с применением тяжелой техники и артиллерии.
Еще более разрушительным "синдром 9 апреля" оказался для межнациональных отношений. Общественное сознание, глубоко травмированное смертью невинных людей, оказалось весьма податливым на всякого рода слухи и иные раздражители, вызывающие агрессию. Первым симптомом стали события в Борчалы – южном регионе республики с преимущественно азербайджанским населением. Летом 1989 года произошел "классический" для того периода советской истории инцидент, когда конфликт между водителем такси - азербайджанцем и пассажиром-грузином, не пожелавшим заплатить по счету, вылился в серьезный межнациональный спор. "Постшоковое" общественное сознание, неадекватно реагирующее на любые раздражители, взорвалось слухами о якобы требовании "автономии Борчалы", отделения от Грузии и так далее.
На самом деле, все эти слухи не имели под собой ни малейшего основания кроме сплетен, распространяемых в условиях социальной нервозности.
К гораздо более разрушительным последствиям синдром общественной реакции на шок привел в Абхазии, где в отличие от Борчалы были предпосылки и противоречия, копившиеся несколько десятилетий. Поводом стала попытка грузинских студентов и преподавателей Сухумского государственного университета создать филиал Тбилисского госуниверситета в столице Абхазии, что было категорически неприемлемо для абхазской общественности. Но примечателен мотив, который тогда, в беседе со мной, высказал один из грузинских студентов: "В Тбилиси люди погибли за нас, должны же мы, в свою очередь, что-то сделать".
Следует вспомнить, что апрельский митинг в столице начинался как ответ на "Лыхненское воззвание" с требованием соблюдения прав абхазского народа и восстановления статуса Абхазии как союзной республики. Организаторы тбилисского митинга 9 апреля попытались перевести процесс в "антимосковское русло", якобы чтобы не провоцировать межнациональную рознь, но уже в июле 1989 года обратный итог стал очевиден: в результате грузино-абхазских столкновений погибли 16 человек с обеих сторон.
А в ноябре того же года около ста тысяч демонстрантов направились из Тбилиси в сторону столицы Южной Осетии Цхинвали, чтобы провести там "митинг протеста против осетинского сепаратизма". В регион вошли вооруженные формирования "Мхедриони", начались стычки, переросшие затем (как и в абхазском случае) в полномасштабную войну.
Во всех упомянутых инцидентах прослеживается синдром уязвленного в результате трагедии 9 апреля национального самосознания и неадекватно агрессивная реакция на малейшие раздражители, в том числе слухи, часто совершенно гипертрофированные и не соответствующие реальности.
Разумеется, грузино-абхазские и грузино-осетинские противоречия, имели и исторические предпосылки, но если бы не безответственность грузинских "неформалов" (позднее именовавших себя лидерами "национального движения"), отношение грузинского общества к этим проблемам было бы гораздо более рациональным, осмысленным, предусмотрительным и менее эмоциональным, создавая тем самым предпосылки для диалога и поиска взаимоприемлемых компромиссов.