Зачем России G20

1 декабря 2012 года началось председательство России в «Группе двадцати» – неформальном объединении крупнейших экономик мира. По словам президента Путина, для России «это прежде всего возможность предложить партнерам позитивную, содержательную повестку, направленную на решение общих проблем, которые волнуют все страны мира. И, конечно, намерены эффективно использовать свое председательство для решения долгосрочных национальных задач, для укрепления позиций России в сфере управления глобальной экономикой».

Созданная в 2008 году «двадцатка» стала важным инструментом антикризисного реагирования. Благодаря согласованным действиям стран-участниц за короткий срок удалось приостановить спад экономики, усилить надзор за национальными финансовыми системами. А затем начать системное преобразование международной финансово-экономической архитектуры в соответствии с требованиями XXI века, приступить к формированию механизмов, позволяющих максимально застраховаться от рисков, укрепить взаимное доверие и придать импульс устойчивому и сбалансированному развитию глобальной экономики. Главную задачу своего председательства в «двадцатке» Москва видит в том, чтобы сконцентрировать ее усилия на разработке мер, стимулирующих экономический рост и создание рабочих мест - это стимулирование инвестиций, доверие и транспарентность на рынках, эффективное регулирование.

Как полагает зампред российского ЦБ Сергей Швецов, для России «двадцатка» это прежде всего банк идей: «Мы можем напридумывать все, что угодно, и к этому всегда будет недоверие. А вот если иностранцы скажут – то это будет точно здорово, а если еще мы в этом поучаствуем как принимающая решение сторона, а если еще не просто какие-нибудь два-три иностранных финансовых центра сделают, а все финансовые центры с этим согласятся - это здорово. То есть это некая акселерация процесса принятия и реализации решений.
Дураки учатся на своих ошибках, умные - на чужих, некоторые вообще не учатся, даже на своих ошибках. Процесс G20 раскрыл как плохой, так и хороший опыт… Ошибки вылезли наверх, вылезли в глобальном масштабе, мы все с ними познакомились».

С самом начале кризиса 2008 года в ЦБ сформировали группу экономистов, которые объясняли, происходит за границей, какие меры принимаются, какие вылезают проблемы. «Мы создали некий доступ к информации благодаря G20, потому что этот процесс оказался публичным. Ни одна страна не стала скрывать свои проблемы, они вылезали наружу. И благодаря этому мы смогли сэкономить кучу времени, чтобы обойти те ошибки, с которыми встретились наши коллеги», - считает Швецов.

По его словам, некоторые регулирующие меры нельзя внедрять в отдельных юрисдикциях, потому что невнедрение их в других юрисдикциях приведет к перетеканию рынка туда: «Если я реально хочу некую стабильность иметь глобальную, то мы должны реально синхронно внедрять эти регулирующие меры, иначе мы просто лишимся национального рынка, поставим себя в заведомо худшее состояние, а те, кто не соблюдает дисциплину или отказывается участвовать в этом процессе, приобретут временные преимущества – может быть, на три месяца, а может быть, на сто лет. Это примерно как борьба с оффшорами: с оффшорами можно бороться, договорившись всем. Нельзя половине стран отказаться от использования оффшоров, половине - нет. Это те вещи, по которым должны принять решения все».

Документ Базельского комитета по банковскому надзору, содержащий методические рекомендации в области банковского регулирования, «Базель-III», по данным Швецова «не нравится ни одной банковской системе, потому что доход на капитал снижается, это означает, что труднее этот капитал найти, он становится дороже. Но это повышает некую финансовую стабильность». Зампред российского ЦБ зметил, что по «Базелю-III сейчас нет до конца консенсуса, поэтому оно отложено: «Никто не собирается драться за то, чтобы что-то внедрялось хотя бы в половине юрисдикций. Очень важно, что любые решения должны всеобъемлюще распространяться на всех участников процесса.

Выделяются системно значимые институты. Очень важно понять, что в самой финансовой системе есть не только риск акционеров, финансовых институтов. Если в обычной сфере банкротится организация, это плохо для рабочих мест, это плохо для акционеров, потому что они теряют капитал. Банкротство финансовой системы означает, что есть «эффект домино», падение доверия. Это как двухколесный велосипед: когда он едет очень медленно, он очень неустойчив. Задача регуляторов - иметь такую скорость для двухколесного велосипеда, чтобы он и не разбился, и не упал на бок, потому что едет слишком медленно. Достаточно, чтобы эта системно значимая функция продолжала выполняться. Поэтому выделяются институты, в том числе региональные в РФ, за которыми другой совершенно надзор, другие инвестиции в надзор, и добавляются определенные регулирующие требования, где-то снимающие конфликт интересов, связанных с достижением краткосрочных целей по мотивации, где-то требуется другой капитал, планы реформирования в случае трудностей, которые пишутся заранее, и так далее. Быть системно значимым институтом в целом труднее, чем обычным финансовым институтом, потому что это дополнительные обязанности, это не привилегия. Когда впервые G20 озвучила тему системно значимых банков, мы стали получать письма: включите нас, пожалуйста, в список системно значимых банков и выдайте нам, пожалуйста, беззалоговый кредит по льготной ставке, потому что мы системно значимые. Нет, наоборот. «Системно значимый» означает большую ответственность и большие ограничения».