Тбилисские истории. Загадки детства

Порой тот деревянный метр на полтора или чуть больше ларек мне снится и сейчас. Спустя более полувека. Он находился в парке недалеко от дома и был всегда заперт на большущий висячий замок. Что в нем находилось, и было ли что-то – нам не давало покоя. Порой мы пытались высмотреть в узкие щели стен, но тщетно - внутри было темно. Любопытство одолевало до такой степени, что мы готовы были проломить подгнившие доски, и сегодня мне непонятно, почему не сделали это.

Однажды вечером кто-то из нас заметил, что в вечно закрытом ларьке горит свет. Он был заперт и в тот вечер. На дверях висел все тот же увесистый замок, Видимо, кто-то открывал его днем и забыл выключить свет. Мы прильнули к щелям. Ларек был пуст, не считая маленькой стеклянной витрины. А на ней валялся ненадутый воздушный шарик. Удивительно яркого красного цвета. Таких ослепительно красных шаров я никогда не видел. Ни до, ни после. Но он был недосягаем. Оказалось, что не только мне захотелось стать его обладателем, и стало понятно, что надо действовать на опережение. И мы потом некоторое время часто подлавливали друг друга в парке недалеко от ларька. Но он был всегда закрыт. Оставался ли в нем ослепительно красный шарик, не известно - свет в киоске больше не зажигали. Кто-то из нас, наконец, спросил о работе ларька у директора парка, он исчез. Словно его никогда и не было.

Другим магнитом притяжения был крохотный магазин на перекрестке двух соседних улиц. Он тоже был долгое время закрыт. Через стеклянную дверь мы видели большой баллон с желтым лимонным сиропом для газированной воды. Сироп выглядел очень аппетитно. Проблем с газировкой не было никаких. До знаменитых "Вод Лагидзе" - три остановки на метро и пять минут пешком. Хоть залейся. И заливались – шоколадной, сливочной, кахури, лимонной, тархуном и мятой. Но тот баллон покоя не давал, и мы боялись упустить момент открытия магазина. И все равно упустили. Магазин заработал как алкогольный, баллон с желтым содержимым исчез, и когда кто-то спросил о нем, продавец – сам явно нетрезвый витиевато выругался. За это ему пришлось иметь дело с одним из моих старших братьев.

Он вначале не понимал, что за баллон так интересовал меня и компанию, потом удивленно сказал: "Вот делать вам нечего! Сгнил тот сироп должно быть давным-давно". Но пошел "поговорить" с продавцом, пообещав при этом придумать нам что-то такое, чтоб перестали дурью маяться. Я, конечно, увязался следом и был немного разочарован тем, что брат только предупредил продавца держать впредь язык за зубами, а не надавал ему по шее. Полная же абсурдность ситуации оказалась в том, что спустя много лет, тот баллон с желтым сиропом все еще продолжал "мерещиться" не только мне, но и остальным ребятам тоже.

Вообще в детстве наличие братьев давало преимущество над сверстниками. Негласное, но в целом ощутимое. Кому охота связываться с тем, у кого два старших брата? Поэтому как-то получалось, что обладатели такого богатства позволяли себе чуточку больше, чем другие. И зачастую не то, чтобы специально. Так складывалось. К этому подталкивала общая ситуация. Так получалось с молчаливого позволения остального сообщества.

Я был богат этом смысле. У меня было шесть братьев! Пусть и двоюродных. Один мой ровесник, еще один на несколько лет младше, четверо других – старше, причем трое из них - весьма. Сейчас разница в пятнадцать или чуть больше лет почти не ощущается, но в детстве – катастрофически.

С младшим кузеном отношения не ладились. Он был вечно в соплях, в футбол еще не играл. Только учился ходить на ножках колесом.

С ровесником – наоборот, не разлей вода. Но периодически дрались. Иногда несколько раз в день. Ссорились. Мирились. Опять дрались... Ему не повезло влюбиться в ту же девочку, что и я. А может, это я имел такое несчастье. Нет, наверное, все-таки не повезло ему, потому что я его чаще поколачивал, чем он меня. С девочкой при этом шансов не было никаких. Она никакого внимания на нас не обращала.

Младшего из старших братьев я обожал. Он научил меня рыбачить и азам фотодела. Изредка давал пострелять из ружья или самодельного пистолета. Делал мне рогатки и лук со стрелами. Учил самому их мастерить. Наносил номера на мои футболки. Подарил матерчатый ромбик с выцветшей синей буквой "Д" - "Динамо", и сам же пришил его на одну из маек. С успехом учил футбольным финтам и безуспешно - подъему с переворотом. Рассказывал различные увлекательные истории. Жалко, что они забылись. И сам он тоже, конечно, их уже не вспомнит. Он открывал мне допустимые хитрости в драке, которая в те детские честные времена обычно сводилась к борьбе на траве. Дуэль проходила обязательно под присмотром кого-то из ребят постарше, чтобы соблюдались правила. Нарушитель, пускавший в ход непринятый подлый прием, непременно получал от рефери несколько гулких щелчков или хороший пинок под зад. Такого урока обычно хватало надолго.

Этого брата я одновременно и боялся. Он был строг. Однажды я позвал его по прозвищу, как его друзья. Уши у меня горели несколько дней – я не состоял в их старшей возрастной лиге. А как-то он засек меня с куревом... Я и теперь иногда удивляюсь, как после той взбучки, хоть и спустя много лет, но стал заядлым курильщиком?

С другими старшими кузенами отношения не были такими близкими. Сказывалась разница в возрасте. Их забота обо мне проявлялась по-разному.

Одному из них, вернувшемуся из армии, нравилось меня кормить. Он служил в Польше (бывают же пируэты - через много лет выяснится, что один из наших дедов погиб в Великую Отечественную войну именно в Польше, а тогда он считался без вести пропавшим), и к названию каждого незатейливого блюда собственного приготовления добавлял "польский".

"Польский салат" - помидоры с огурцами, луком и зеленью, залитые подсолнечным маслом и уксусом. "Картошка по-польски". "Яичница по-польски". Чем они отличались от тех, что жарила бабушка, - не знаю. Кажется, ничем. Но с ним я садился за стол без капризов, наоборот - с радостью. К тому же он рассказывал всякие небылицы и дарил разные мелочи. Запомнились несколько солдатских значков, армейская фотография и книжка. На фотографии был он сам с какой-то собакой. Он уверял, что это тот самый пес из "Четырех танкистов и одной собаки". Пес был совсем не похож на того Шарика, но я брату верил. Книжка называлась "Войско Польское". Пропагандистская брошюрка, в которой мне полюбилось разглядывать форму и погоны польских военных.

Когда я попадался ему на глаза с явными признаками нарушения гигиены, чего не могло не быть при беготне от рассвета до заката, то он с громовым криком загонял меня в душ и оттирал жесткой царапучей мочалкой так, что какое-то время я ходил неестественно красный. За принудительное купание я на него обижался. Считал, что он дурацкой мочалкой сдирает с меня загар. Зато он был единственным на свете, кто поддерживал мое стремление не стричься. Сам носил длинные до плеч волосы, слушал рок-н-роллы, "нарезанные" на рентгеновских снимках, и музыкальные передачи по "Радио Монте-Карло".

Самый старший из двоюродных братьев много читал. Наверняка, он внес лепту в мою любовь к литературе. От него я впервые услышал о Казанцеве, Беляеве, Стругацких, Ефремове... Я запомнил фамилии писателей, но прочитал их книги много позже. Потому, что тогда не внял его предупреждению, взялся за "Туманность Андромеды", ничего не понял и через несколько страниц отложил обратно на полку. Он поправил мне хват ракетки и показал, как закручивать пинг-понговый шарик. Я целых два дня помогал ему отстраивать обвалившуюся стену, отделявшую его двор от соседней военной части. Потом смалодушничал и пришел к нему в следующий раз, когда решил, что стена уже готова. Мой расчет оказался правильным.

Четвертый из старших кузенов был молчаливым и очень сильным. Сильными, впрочем, они были все. Но этот еще и вольной борьбой занимался. Или классической. Не знаю. В его крохотной комнате висел отрывной календарь, прикрепленный к картону с фотографией двух борцов – в красном и зеленом трико. Я его спрашивал: кто из них побеждает. Он каждый раз отвечал, что зеленый. Мне же почему-то очень хотелось, чтобы выиграл борец в красном. Но дела у него были плохи, потому что зеленый захватил его и чуть-чуть приподнял над ковром. Этот миг и запечатлел неизвестный фотограф. Я, наверное, сильно достал брата вопросом о победителе, потому что однажды он сказал, что выиграет красный, так как смог вывернуться. И я перестал его донимать. Может, не хотел, чтобы брат еще раз изменил итог поединка.

Однажды он подарил мне часы. У него были красивые часы с темно-синим циферблатом, в толстом корпусе. Мне почему-то подумалось, что это японские часы, и я решил уточнить. Он ничего не ответил. Просто отстегнул и надел на мою руку. Сопротивляться было бесполезно - он был очень сильный. "Ракета" потом испортилась, часовщики починить не смогли, и как всякая ненужная вещь она куда-то делась. А как-то застал его посыпающим солью кусок отварной говядины. Я решил уточнить, что мясо, наверное, несоленое, раз уж он солит. Он отрезал половину и протянул мне с куском хлеба, сказав, что братья обязательно должны делиться по-братски.

Под такой опекой старших братьев я немного потерял края – обнаглел на улице и стал позволять себе слишком много даже в отношениях с ребятами позрослее. Но "беспредел" продолжался недолго. Справедливая затрещина одного из кузенов, прознавшего о моих "художествах", быстро подкорректировала линию моего поведения.

Потом наступил период, когда я почти перестал общаться с ними. Братья обзавелись семьями. Двое из них – самый старший и "польский повар", к тому же вовсе переехали. У меня окончательно сложилась своя подростковая компания. Детский честный период уходил в прошлое. В драках порой мелькали солдатские ремни. Иногда края бляхи со звездой затачивались. Иногда бляху для большей увесистости с обратной стороны заливали свинцом. Кто-то ходил с подобием кастета. Кто-то – так вовсе с ножом. Но носили для понта. Случаев, чтобы кто-то пустил в ход нож или кастет, не было – работал внутренний тормоз. В остальном были куда легмысленнее.

Если играли в футбол, то часто на что-нибудь. Настольный теннис – тоже. Бильярд – обязательно на деньги, хоть и небольшие. Карты – само собой разумеется, тоже. Невозможно было не попасть. Я и попал.

Играл в теннис с одним "полузнакомым". Он был заметно старше. С большущим трудом выиграл у него пару партий. После чего он предложил сыграть ради интереса на шашлыки в ресторане. На тай-брейке выиграл он.

Потом играли на выпивку. И он опять выиграл в том же стиле. Потом еще на что-то, и опять с трудом, но он выиграл. Чего-то мне перестало хватать в решающие заключительные моменты игры... Соперник составил вечернее меню. Оно потянуло на несколько десятков рублей. Немыслимые тогда деньги! Добыть их у сверстников было просто нереально – не стоило и обращаться.

В шоке от произошедшего я прошел мимо брата, не заметив его. Обычно молчаливый, он окликнул меня и спросил, чего я такой потерянный. Через час он вручил мне нужную сумму и только тогда поинтересовался деталями произошедшего. Узнав, усмехнулся и назвал меня простаком – соперник мой, оказывается, был мастером спорта по настольному теннису, и, уступив поначалу вроде бы в равной борьбе, попросту развел меня. А чтобы отвести подозрения и в последующих партиях продолжал моделировать равную игру, не отдавая лишь их концовки.

Но в оговоренное время он в кабак не пришел. Прислал кого-то с извинениями, что не может из-за внезапных дел и что ни на что уже не претендует. Я сидел и думал, что делать с шашлыками и выпивкой – отменить заказ было уже невозможно, а куда самому в одиночку? Да и желания никакого. И опять появился брат, решивший, как сказал сам, проверить – все ли нормально. В итоге мы вдвоем, потом, правда, кто-то из его друзей присоединился, и поужинали моим проигрышем на его деньги. Разводчика я встретил у теннисных столов только через несколько дней. Заметив меня, он как-то суетливо закончил партию и удалился. Мне показалось, что один глаз у него был заплывший.

Спустя какое-то время я спросил у брата, надавал ли он теннисисту, он сказал, что нет. Впоследствии я его неоднократно спрашивал от этом, и каждый раз он расплывчато говорил, что это ни имеет никакого значения.

Наверное, он прав. Не имеет это никакого значения. Как и красный шарик на витрине вечно запертого деревянного киоска, который исчез, или выброшенный трехлитровый баллон с желтым сиропом. Но почему-то мне до сих часто вспоминаются и необычно яркий шар, и "должно быть" вкуснейший лимонный сироп, и неясный фингал под глазом жулика-теннисиста.