Более пяти лет прошло с того времени, как Южная Осетия была признана Россией суверенным государством, однако, как показали события уже мирного времени, сил и времени у Цхинвали хватает не на все «атрибуты» государственности. Речь, в частности, идет об истории, которую называют и лицом государства, и показателем отношения к своей стране. Сейчас практически нет систематизированной информации об истории Южной Осетии - архивы находятся в плачевном состоянии. Помочь южным осетинам вызвались московские историки.
Военный генеалог Виталий Семёнов, реализующий сразу несколько исторических проектов на постсоветском пространстве, говорит, что в своей работе он вненационален и внеконфессионален – его интересуют все люди, которые в своей истории оказались связаны с территорией бывшего СССР.
Недавно Семёнов закончил поисковую экспедицию в Южной Осетии, где скопировал материалы всех военкоматов республики. О том, зачем он это делал, и что интересного нашел для себя в Южной Осетии, Семёнов рассказал корреспонденту «Вестника Кавказа».
«В зависимости от политической ситуации в зоне национальных военных конфликтов под удар попадают, прежде всего, памятники истории, культуры, мирового наследия, которые принадлежат всему человечеству. Значит, возникает потребность в людях, которые имеют историческое образование, археологическое образование и, вместе с тем, настолько решительны, чтобы в то время, когда фактически происходит война, происходит конфликт или сразу после этого не растеряться и предпринять первичные необходимые действия для сохранения архивных документов, для сохранения исторических памятников. Поскольку так же, как человеческие жизни, документы являются в принципе не восстановимыми, они существуют только в одном экземпляре», - объясняет историк.
Находясь в Цхинвали Семёнов понял, что когда человек и небольшая территория переживает шок от военного конфликта, там фактически сводится в нулю общение между различными ведомствами: «Мы приходим, например, в военкомат, и нам показывают металлический шкаф с личными делами офицеров, человек, наверное, 3 000. При этом никто его не охраняет! Даже отдел, который за них отвечал, он расформирован, и они просто показывают важнейшие документы, как какое-нибудь дерево, которое во вдвое растет. Я говорю: «Ребята, а никто вообще не задумывался из вас, что это дела фронтовиков всей Осетии, что это надо передать в архив?» Они даже не понимают. Настолько война приводит к туннелированнию сознания. То есть человек видит только то, за что он отвечает и только то, чем он живет. Но никто практически не занимается вопросом того, а как в ситуации войны спасать и осуществлять эвакуацию, копирование культурных ценностей? Такой организации нет. Есть при ЮНЕСКО, так называемая World Heritage Organization, но она, как правило, занимается организациями топового уровня, то есть то, что внесено в лист ЮНЕСКО и так далее».
Ситуация в Южной Осетии осложняется ее особенностями: «Когда начались национальные конфликты, республика представляла собой чересполосицу грузинских и осетинских сел. И сейчас следы осень заметы - ужасное состояние дорог, невывоз мусора. Правда, при этом удалось честь денег не своровать, и следы восстановления все-таки видны, хотя город был разрушен очень серьезно. Новые дома можно отличить по красным крышам - почему-то все новые крыши там одного цвета и одним металлом покрыты. Их достаточно много.
Но иногда и откровенно глупые вещи – например, пластмассовые канализационные люки, которые проламываются и на всех улицах машины такие объезжают дыры в асфальте. Наши фирмы всё восстанавливали и почему-то решили, что железные долго везти по горам, поэтому сделали такие люки.
Мы видели огромное количество домов даже без следов ремонта. Совершенно четко видно, что стреляли по жилым домам, стреляли прицельно, то есть все разговоры, что это была не война, а так, ерунда какая-то, что случайно кого-то задели, это не так, город расстреливали по полной программе».
Это вызывает особое сожаление историка в свяи с тем, что Цхинвали – исторический город: «Про это мало, где можно прочитать, но там существовал древнейший еврейский квартал. Он был известен с X века н.э., и в 2008 году оказался ближе всего к зоне обстрела и пострадал больше всего. Но нигде я не нашел труда, где были бы его старые фотографии, хотя бы советского времени. Но сам этот квартал очень хорошо отслеживается - можно не только понять, где он был, но можно даже представить буквально, как он выглядел и что сейчас утеряно. До 1991 года, грузинские евреи, которые говорят на грузинском языке, но при этом у них религия иудаизм, составляли порядка 30% населения Цхинвала. Сейчас, по-моему, там осталась одна еврейка. Одна! Это совершенно неосмысленная зона. Ни у кого в сознании не возникает, что Цхинвали, как Кутаиси, как Тбилиси - это исторический город. Там кладки очень интересные. Только историк это видит».
Семёнов со товарищи копировали в Южной Осетии документы военкоматов: «Всего в республике четыре района: Джавский - полностью осетинский, Знаурский - 50% грузинского населения, Ленингорский - практически полностью грузинский, и Цхинвальский район, который представлял собой перемешенное грузиное и осетинское население. Мы увидели (с точки зрения рафхивистов, - прим. ред.) свершено разную картину. Джавский район и район Знаурский – сохранилось там примерно одинаковое количество, примерно 3-4 папки времен войны. Объем примерно одинаковый, хотя Джавский район больше. Что там удалось найти? Самый ценный материал – это извещения о гибели бойцов, которые отправлены из части. Человек воевал на войне, в каком-нибудь 375-ом стрелковом полку, и оттуда отправлена похоронка. Почему этот документ является важным? Потому что он дает информацию, где человек погиб, в каком воинском подразделении служил. Если удается такие похоронки найти, то экспедиция уже состоялась недаром, потому что выясняются новые места, новые фамилии. Например, человек значился пропавшим без вести, а тут вычленяется, где он служил, то есть можно установить, где он был похоронен и так далее».
По словам Семёнова, работа в Южной Осетии стала своеобразным полигоном и помогла понять необходимость реализации подобных проектов в Сирии, где сейчас гибнут не только люди, но и памятники мирового наследия уровня глобальной важности. «Эти памятники, связанные с Библией, памятники, связанные с первыми веками христианства и первыми веками ислама, не только здания, но и манускрипты, архивные документы. И возникает вопрос: каким образом это спасать? Возникает необходимость некоего исторического спецназа, который действует фактически в условиях опасности для жизни, четко понимая, зачем он это делает. Потому что то, что он не сделал сегодня, может быть поздно делать завтра. Отработкам, навыкам этого и была посвящена эта югоосетинская экспедиция».