Берлинский политолог Хайко Лангнер о миграционной ситуации в Германии, политическом подъеме ультраправой партии «Альтернатива для Германии», кризисе неолиберальной модели и причинах «вечного канцлерства» Ангелы Меркель.
- Кризисная ситуация, сложившаяся в результате наплыва беженцев с Ближнего Востока в Европу, была в 2016 году центральной темой в Германии. Теракты и резонансные преступления, совершенные людьми, бежавшими из военных регионов и принятых в Европе, вселили неуверенность в немецкое общество. Как бы вы оценили уровень интеграции беженцев в Германии?
- Прежде всего, я хочу возразить в одном пункте. Несмотря на определенные негативные события, все проведенные до сегодняшнего дня научные исследования доказывают, что криминальная статистика среди беженцев в сколь-нибудь значимой мере не отклоняется от среднестатистического показателя в немецком обществе. Так, если рассматривать криминальную статистику по выходцам из отдельных стран, то, к примеру, статистика преступлений среди беженцев из Сирии и Афганистана даже значительно ниже, чем в среднем среди всех беженцев. Люди из этих двух стран бежали, в первую очередь, от войны и в большинстве своем имеют высокую мотивацию интегрироваться в Германии и следовать местным законам, так как перспективу возвращения на родину они для себя исключают. Если же беженцы совершают преступления, то они не должны получать как поблажек, так и минусов в сравнении с местным населением. Немецкие законы должны действовать в равной степени для всех, кто здесь проживает.
В Германии живет более 80 миллионов человек. В 2015 году в страну въехало около 1,2 миллиона беженцев, из которых остались не все. Это составляет максимум 1,5% всего населения ФРГ. В Ливане же каждый четвертый является беженцем, а Турция приняла только из Сирии 3 миллиона беженцев! Это совершенно разные масштабы.
В этом отношении интеграция беженцев в Германии принципиально возможна. Однако за словами канцлера Ангелы Меркель, выдвинувшей лозунг «Мы справимся!», действий в достаточной мере так до сих пор и не последовало. Многие беженцы посещают курсы по интеграции и немецкому языку. Но при этом до сих пор федеральной службой по миграции и беженцам все еще не обработано 425 тысяч заявлений на получение статуса беженца. Интеграция в общество и трудовой рынок требуют значительно больших усилий. На данный момент лишь 40 тысяч беженцев имеют работу, которая их обеспечивает. Думаю, что срок 5-10 лет является реальной целью для интеграции беженцев в трудовой рынок. Миграционный кризис лишь обнажил множество структурных проблем в Германии, существующих уже давно, однако он никоим образом не является их причиной. Поэтому важно, чтобы наравне с беженцами выгоду извлекали также и другие обделенные социальные группы, чтобы создалась взаимовыгодная ситуация и было сохранено согласие в обществе. Новоприбывшие и местные не должны натравливаться друг на друга. К примеру, в данный момент срочно требуется больше жилья по приемлемым ценам в городских агломерациях. Необходимо избежать обострения конкуренции на рабочем рынке, прежде всего, в секторах с низкими заработными платами и для этого не должно существовать никаких исключений из положений о минимальной зарплате. Все иное стало бы политической конъюнктурной программой для право-популистской партии «Альтернатива для Германии», которая с удовольствием будет утверждать, что беженцы «отнимают» у немцев их квартиры и рабочие места.
- Первоначально многие эксперты полагали, что успехи «Альтернативы для Германии» на региональных выборах имеют лишь временный характер и подъем правого популизма – дело преходящее. Но сейчас партия набирает, согласно опросам общественного мнения, около 15% голосов по всей Германии. Более того, она также представлена во многих региональных парламентах. Создается впечатление, что партия находится на пути к тому, чтобы стать третьей по популярности политической силой в стране…
- Зачастую упускается из виду, что «Альтернатива для Германии» еще на прошедших парламентских выборах в 2013 году набрала 4,7% голосов избирателей, и ей, как и свободным демократам из FDP, не хватило лишь немного, чтобы попасть в парламент. Тогда о нынешней ситуации с беженцами даже не было и речи. Сегодняшний успех правых популистов имеет причины структурного характера, но базируется на актуальных событиях. К структурным причинам относится тот факт, что «большие коалиции» ХДС/ХСС и СДПГ, в принципе, способствуют политической поляризации в обществе, так как обе эти центристские «народные партии», объединенные в одном правительстве, фактически не могут конкурировать. Во времена конца правления первой «большой коалиции» при Ангеле Меркель в 2009 году из этой ситуации извлекла выгоду тогда еще молодая партия «Левые». Сейчас же выигрывает от этого, в первую очередь, «Альтернатива для Германии» (AfD), поскольку ХДС проиграла борьбу за консервативных избирателей на правом фланге. Этой группе избирателей важны такие темы как внутренняя безопасность, ограничительная политика в сфере беженцев и мигрантов, а также преимущество традиционных ценностей семьи и брака относительно новых стилей жизни. И, как им представляется, AfD в этих вопросах больше отвечает их запросам, нежели ХДС. Параллельно с этим AfD, разжигая популистскую вражду, спекулирует на разочарованности тех слоев населения, которые – к слову, не без причин – считают себя брошенными и обделенными со стороны политического истеблишмента. Не случайно, на прошедших в 2016 году региональных выборах «Альтернатива для Германии» получила большинство голосов от простых рабочих и безработных, хотя эта партия ни в коей мере не представляет их интересы и даже выступает за отмену страхования на случай потери работы. Партия позиционирует себя как часть «протеста снизу» против истеблишмента, чтобы, в случае успеха, самой извлечь пользу из системы, против которой она якобы хочет бороться. Абсолютное отсутствие концептуального видения по конкретным проблемам партия пытается прикрыть популистским подстрекательством против всего чужого, меньшинств и инакомыслящих. Также она с удовольствием представляет себя в качестве жертвы мнимого медиа-картеля, якобы осуществляющего диктат мнений в СМИ. Члены региональных парламентских фракций AfD выделяются своей некомпетентностью, непрофессионализмом и многочисленными скандалами, что, к огромному удивлению, до сих пор едва ли навредило партии. Но это вовсе не обязательно продолжится. Попадание правых популистов в парламент возможно, но это не закон природы. Рейтинговые опросы не могут заменить результаты выборов. Решающим является то, смогут ли другие партии верным образом разобраться с AfD, или же будут смотреть на нее, как кролик на удава. Когда Ангела Меркель впервые заняла пост канцлера ФРГ, поддерживающие ее партии ХДС/ХСС набрали 35% голосов. Сейчас они, согласно опросам, набирают 36%. Куда более проблематичной, как мне кажется, является очевидная слабость немецких социал-демократов. Нормальная смена правительства и оппозиции в таких условиях едва ли возможна, так что Ангела Меркель могла бы стать «вечным канцлером», который при необходимости всегда найдет коалиционного партнера.
- Можно ли говорить о том, что подъем «правого популизма» в Европе (Франция, Нидерланды, Италия и, наконец, Brexit) или же избрание Дональда Трампа президентом США - признаки общей смены политических тенденций или даже возможного распада Евросоюза? Есть ли меры противодействия общеевропейскому сдвигу вправо без того, чтобы сами правительства становились все более правыми?
- Это очень хороший вопрос. Усиление правого популизма в Германии и Европе, а также избрание Дональда Трампа президентом США являются выражением изменения общественных трендов. Речь идет о регрессивном ответе на социальные перекосы неолиберальной глобализации. Традиционные социал-демократические и социалистические партии в 1990-е годы часто служили неолиберализму и, тем самым, отдалились от своего исконного электората. Они формировали экономическую перестройку без учета социального договора, и сами стали зачинателями социального спада. Это также относится и к германским социал-демократам, которые в глазах многих во времена канцлерства Герхарда Шредера предали интересы рабочих и «простых людей», почему они и набрали на последующих выборах в два раза меньше голосов, чем ранее. Современные правые популисты смогли использовать возникший пробел. Недавно они объявили, что не являются ни правыми, ни левыми, а выступают за «идентичность».
Так, например, председатель «Национального Фронта» Марин Ле Пен подчеркивает, что ее партия отошла от своей ранее правой экстремистской политики, и сегодня является движимой демократическими мотивами партией для всех французов. Классическое противоречие между капиталом и трудом, однако, от этого никуда не исчезает, его просто идеологически закрашивают. Если вглядеться внимательнее, то понимание национальной самоидентификации предполагает народно гомогенное культурное объединение, в котором иные культуры и религии не могут рассчитывать на равноправное место. По этой причине практически все современные правые популисты выступают с враждебной пропагандой против ислама как чуждой религии, которая якобы угрожает внутреннему порядку и сохранению собственной культуры. Конструируется противопоставление между «нами» и «ими», чтобы сопротивляться всему чужому. Политически это, конечно, однозначно правый спектр, и играть на этом противопоставлении легче еще и потому, что неолиберальная глобализация пропагандирует свободную торговлю, открытые границы и мультикультурализм. Современные правые ксенофобы отвечают на это приоритетом «национального», то есть, словами Трампа: «Amerika First».
Но решающим фактором является не космополитическая культурная форма глобализации, а ее экономическая неолиберальная основа. Здесь же и лежит ключ к успешной борьбе с современным правым популизмом. Прежде всего, левые партии должны вновь политически регулировать и социально усмирить высвободившиеся политические силы. Они должны вновь убедительно вернуться к защите интересов социально обделенных и проживающих в тяжелых условиях людей, которых, увы, слишком много. В таком случае правые популисты в Европе и в других точках мира быстро бы столкнулись с серьезной проблемой.