Очевидное или невероятное?

Избирательная кампания 2011 года была для Абхазии очень важной. Это были первые внеочередные выборы – после внезапной смерти Сергея Багапша, который лишь полутора годами раньше разрешил вопрос о власти. До этого рядом с президентом Багапшем находился вицепрезидент Рауль Хаджимба, представитель той самой партии, которая в 2004 году отчаянно не желала примириться с его победой на выборах. Соответственно, возможности для самостоятельной политики у Багапша были сильно ограничены, и если жизнь в республике за время его президентства несколько улучшилась, а политическая стабильность сохранялась – это уже немалое достижение. Только последние полтора года команда Багапша была свободна в своих действиях. Но 2011 год принес новое испытание для республики. Летняя президентская кампания стала своеобразным референдумом о доверии той самой команде Багапша, в которой Александр Анкваб с самого начала занимал второе место после лидера. Всенародное голосование подтвердило это доверие.

Со стороны итог кампании кажется само собою разумеющимся: победил вице-президент, обладатель административного ресурса, заручившись поддержкой правящих партий («Единая Абхазия» и «Амцахара») – казалось бы, ничего удивительного нет. Но если бы это было так, откуда многочисленные неверные оценки ситуации? Ведь ни для кого не секрет, что значительная часть экспертов отдавала предпочтение Сергею Шамбе, а некоторые даже всерьез предполагали победу лидера оппозиции Рауля Хаджимбы, который якобы мог, воспользовавшись борьбой двух соперников, вырваться на первое место во втором туре. Лишь немногие, самые дальновидные политологи предсказывали, что большая часть населения Абхазии проголосует за Анкваба.

Прежде чем делать прогнозы, необходимо сделать выводы.
На выборах 2011 года аналитики, отчасти из политкорректности, старались придерживаться следующих постулатов:
а) все кандидаты на пост президента – политики опытные, равно уважаемые, все трое пользуются широкой популярностью в народе;
б) вследствие этого все три кандидата имеют почти равные шансы на победу; Анкваб и Шамба за счет административного ресурса, скорее всего, опередят Хаджимбу и выйдут во второй тур;
в) ни один из кандидатов не сможет получить подавляющее большинство, так что итогом выборов, скорее всего, будет создание коалиционного правительства – во имя умиротворения временно расколотого общества.

В этом раскладе фактически не было места анализу особенностей предвыборной программы каждого из кандидатов. В лучшем случае рассматривались официальная программа и обещания-лозунги, в то время как подводная часть айсберга не изучалась вовсе. Действительно, было трудно распознать, что представляет собой команда каждого кандидата и какую политику намерен проводить каждый из них в случае победы. Однако проследить настроения активистов каждого штаба хотя бы по газетным публикациям было вполне в силах любого эксперта. Но мало кто этим занимался серьезно.

Буквально до последних дней не придавалось особого значения тем различиям в методах ведения избирательной кампании, которые оказали немалое влияние на исход выборов. Прежде всего – скандальные выбросы компромата против Анкваба, которые бумерангом ударили по изготовителям этого самого компромата. Венцом всего стал показ видеозаписи Тенгиза Китовани, когда-то командовавшего грузинской армией вторжения, приуроченный к очередной годовщине начала грузино-абхазской войны – траурной дате в Абхазии. Эта грубая агитация, организованная штабом Шамбы, не создала, впрочем, перелома в настроениях, а явилась лишь заключительным аккордом в цепочке провалов и неудач, преследовавших Шамбу все лето 2011 года. Победа Анкваба к этому моменту была предопределена.

Еще одной распространенной ошибкой стало представление о том, что победитель, кто бы им ни стал, просто обязан поделиться властью, создать кабинет министров из приверженцев всех трех кандидатов – причем не по способностям, а чтоб никому обидно не было. В этом невинном заблуждении – ключ ко всем ошибкам в прогнозах и причина той нервозности, которая уже привычно охватывает Абхазию перед каждыми выборами, прежде всего президентскими.

В настоящее время уже можно считать фактом, не требующим доказательств, что Республика Абхазия является страной с демократической формой правления, что даже в периоды самого ожесточенного противостояния между партиями в 2004 – 2005 гг. все стороны опирались не на силу оружия, а на конституцию и законы. Очевидно, что проигравшая сторона, как бы агрессивно ни были настроены отдельные ее представители – после окончательного подсчета голосов не выходит за рамки цивилизованной борьбы и ведет ее мирными методами. Поскольку же голосование проводилось под жестким контролем со стороны наблюдателей всех трех кандидатов (не говоря уже о многочисленных гостях из ряда государств мира, от Австрии до Науру), можно констатировать, что президент Абхазии избран именно вследствие всенародного голосования, а не каким-либо другим способом, что подтасовки в широких масштабах исключены и что административный ресурс практически никакой роли не играл. Одним словом, Абхазия – современная страна, стремящаяся к европейским стандартам.

Между тем советы победителю дать каждому из участников долю во власти пригодны для стран «третьего мира», чаще всего с высоким уровнем трайбализма, где во главу угла ставится паритет между группировками или даже кланами. От этой схемы Абхазия в последние годы активно стремится избавиться. Однако ее пытаются убедить в пригодности подобной модели – из благих побуждений, конечно.

Накануне выборов, в день голосования и даже в первые часы, пока длился подсчет голосов, по абхазской столице циркулировали призывы сторонников Хаджимбы и Шамбы выйти на улицы в случае поражения их кандидатов. Предрекалось «великое стояние всю ночь после выборов у ЦИКа», причем эта акция должна была стать лишь увертюрой в целой серии манифестаций и прочих разнородных действий. Учитывая опыт выборов-2004, можно с уверенностью говорить о том, что эти действия были бы также и силовыми. Вывод протестующих масс на улицы планировался и на выборах в декабре 2009 года, и не состоялся он по той же самой причине, что и на этот раз – из-за слишком большого отрыва победителя от своих конкурентов. Поскольку нарушений в крупных размерах на территории республики зафиксировано не было, единственным аргументом абхазской оппозиции стало наличие «двойников» в дополнительных списках избирателей. Подозрительных паспортов, как стало ясно в процессе предвыборных пикировок между избирательными штабами и ЦИКом, насчитывалось около двухсот, и даже некоторые другие погрешности все же исключали широкомасштабные подтасовки в размере тридцати тысяч голосов, что и подтолкнуло Хаджимбу и Шамбу на следующий день после выборов поздравить Анкваба с победой.

На что рассчитывали проигравшие кандидаты, намереваясь объявить результаты выборов нелегитимными, выборы – подтасованными, вывести людей на улицы? Учитывая опыт того же 2004 года, когда Багапш, несмотря на давление Москвы и очень небольшой перевес в первом туре, победу не отдал и заставил противников признать его президентом – чего могли добиться проигравшие сегодня? Видимо, очередного раздела власти (в 2004-м – по схеме 40:60 между проигравшими и победителями). Собственно, за него и боролся Хаджимба, озвучив на съезде оппозиционного Фронта национального единства 15 июля 2011 года идею создания коалиционного правительства. Учитывая явную и уже перманентную непопулярность хаджимбистов, за последние семь лет ни разу не добившихся сколь-нибудь весомого результата на выборах (президентских, парламентских, муниципальных), такое решение было выгодно именно хаджимбистам.

Раздел же, по сути, обесценивает саму идею демократических выборов, когда правительство формирует победившая партия (как во многих демократических странах) или просто лидер со своей командой (как в той же Абхазии). Самое же главное, что у абхазских лидеров цели одинаковы, различие лишь в методах, и за них в первую очередь голосовали избиратели.

В чем главная причина победы Анкваба? Он как бывший силовик обещал стране прежде всего наведение порядка, поступательное развитие и стабильность. Шамба обещал «омолодить» правительственный аппарат, Хаджимба предлагал активнее бороться за суверенитет Абхазии, не отвергая, впрочем, союза с Россией. В вопросах социальной политики, в отношении к демократическим свободам – словом, во всем, что отличает, скажем, коммунистов от социал-демократов, а социал-демократов от ульраправых – все партии были внешне едины. Разница была, в частности, в степени уважения к конституции и законам: большинство на выборах получил тот кандидат, который не угрожал в случае неудачи добиваться пересмотра итогов выборов на площадях. Но программы у всех кандидатов были схожими, и стало быть, любое коалиционное правительство было бы результатом не примирения идейных противников, а лишь соглашением между группировками в борьбе за власть. Если победитель отвергнет такую модель, он будет совершенно прав.

Мало того, в данном случае, учитывая реальное противостояние 2004–2005 годов и две попытки рецидива – в 2009-ом и 2011-ом, подобный прецедент был бы прямо вреден. Он мог бы закрепить практику, при которой любой лидер партии, даже совершенно непопулярной в народе, мог бы с должной помпой провести избирательную кампанию, а затем требовать себе и окружению солидную долю во властных структурах. Пока что Абхазия избегает подобного варианта. Но желательно, чтобы ее к этому не подталкивали.

На сегодняшний день Абхазия может считать себя страной, где президент честно избирается большинством народа, где популярность лидера не зависит от выборных технологий. Это большое достижение. Есть основания надеяться, что Абхазия благополучно преодолела опасный кризис, в который ее ввергла смерть президента Сергея Багапша. Ближайшие месяцы покажут, каковы планы оппозиции и каким образом будет строиться политическая борьба в республике.