"Вестник Кавказа" побеседовал с российским философом, кандидатом философских наук, политологом, главным редактором портала Terra America Борисом Межуевым о сочетании консервативного и либерального движений в США и их влиянии на российско-американский диалог. В сегодняшнем интервью читайте первую часть беседы, посвященную американскому консерватизму и его возможностям взаимодействовать с современным российским консерватизмом.
- О чем могут договориться Трамп и Путин, с учетом того, что Трампу приходится постоянно бороться против внутриамериканских противников?
- Трамп и Путин всегда могут договориться, однако до промежуточных выборов в Конгресс 2018 года, когда определится конфигурация в будущих Палате представителей и Сенате, любая договоренность будет носить тактический, предварительный характер. Никакой большой сделки заключить невозможно именно по той причине, что позиция Трампа внутри страны очень неустойчивая. Он очень сильно зависит от собственной партии, и если представить, что на промежуточных выборах 2018 года победят демократы, заняв большинство и в Палате представителей, и в Сенате, то начало процедуры импичмента окажется неизбежным. Эта процедура может не дойти до завершения и необязательно увенчается успехом, но то, что она начнется при победе демократов, очевидно. Сегодняшнее сообщение о том, что администрация Трампа якобы начала расследование деятельности специального прокурора Роберта Мюллера - свидетельство в пользу того, что конфликт только нарастает.
Тем не менее предварительные договоренности между президентами могут быть, в том числе, по Сирии, по Восточной Европе, возможно, по тактическому прекращению жестких действий. Я лично верю в возможность такого предварительного соглашения, обусловленного отнюдь не некой особой дружбой между Трампом и Путиным, между Россией и США, а просто признанием реалий. Реалии таковы, что действительно продолжение давления на Россию без учета ее интересов в разных регионах фактически приведет к серьезным последствиям для всего человечества. В это я верю.
- Трамп и Путин – консерваторы. Есть ли у этих двух консерваторов общие интересы, на основе которых они могут позитивно взаимодействовать?
- Вопрос о том, что оба они консерваторы, очень интересный. Действительно, есть надежда на то, что когда-нибудь возникнет консервативная связка между РФ и республиканцами-консерваторами США. На самом деле, много раз уже шли к этому. Рейган очень надеялся, что Михаил Горбачев – человек верующий, и шел на сближение с СССР в надежде на консервативное преобразование Советского Союза. Я уверен, что если бы Рональд Рейган сегодня встретился с Владимиром Путиным, у него бы сложились самые хорошие отношения с нашим президентом, потому что для Рейгана очень важное значение имела личная вера каждого руководителя. К сожалению, в 1988 году к власти в США пришли другие люди, ни Джордж Буш-старший, ни тем более Билл Клинтон не были консерваторами. Затем пришел Джордж Буш-младший, появилась надежда, что между ним и Путиным возникнут хорошие отношения на консервативной основе, однако он плохо различал консерваторов и неоконсерваторов и попал под большое влияние последних. Неоконсероваторы же занимали предельно жесткие позиции по отношению к России еще со времен СССР и не собирались их менять по отношению к РФ.
Сегодня в США существует новая генерация консерваторов, правых политиков, многие из которых признают реалии, занимают реалистические позиции во внешнеполитических вопросах, многие из них культурно и ментально нам близки (можно назвать, к примеру, помощника американского президента Стивена Бэннона). Думаю, конструктивное взаимодействие возможно если не конкретно с Трампом, то с этой новой генерацией консервативного американского сознания, которая сделала возможной победу Трампа, на которых он опирался. Это люди, ориентированные на подъем американской индустрии, восстановление "ржавого пояса" и приведение его в нормальное состояние; люди, которые понимают, что между РФ и США нет больших противоречий и что есть необходимость сплочения европейски ориентированных, но тем не менее не европейских наций – что РФ и США не входят в Европу, но европейские по своей культуре и происхождению, а значит, им нужно взаимодействовать, с учетом того, что мир становится многополярным. Я бы очень надеялся, чтобы такой диалог происходил, но пока он идет довольно сложно, учитывая в том числе и ту токсичность российских связей, которая сейчас существует в Америке: любой контакт с русскими, если речь не о людях, которые профессионально занимаются Россией, а о просто консервативных идеологах, мыслителях, философах, вступающих в контакт с людьми из России, дает теперь маккартистский элемент подозрения и напряжения, что диалогу не способствует.
Непосредственно личный диалог Путина и Трампа, конечно, тоже имеет свое значение, однако важно сближать общественные среды и интеллектуальные среды двух стран. Самое неприятное в истории с контактами, которые якобы были у членов избирательного штаба Трампа с Россией, в том, что они, как правило, носили бизнес-характер, то есть бизнесмены встречались с бизнесменами или юристами. Трамп очень надеялся, что как бизнесмен он сможет договориться с прагматически мыслящим российским руководством – но оказалось, что эти бизнес-контакты опасны для их раскрытия, потому что за ними всегда видится корысть, прагматизм и частная заинтересованность. А это значит, что нужны духовные и идеологические контакты, которые в основном осуществляют либералы и никто на них при этом не обращает внимания, так как они воспринимаются как совершенно нормальные – это и Центр Карнеги, и Валдайский форум, и другие площадки, где происходит общение экспертов. Но как только пытаются консерваторы начать сближаться и общаться, возникает целый ряд вопросов, и по отношению к российским участникам, и по отношению к американским. Поэтому я бы делал упор не на личное потепление отношений, личную химию между Трампом и Путиным, а на химию идеологических течений в нашей стране и в США. Она очень необходима.
Точно так же необходим диалог между нашими парламентами. Сейчас Трамп очень сильно зависим от Конгресса, от республиканского большинства, которое, в основном, не слишком комплиментарно к России настроено. Нужны встречи на межпарламентском уровне для выяснения позиций, дабы те республиканцы, которые голосуют в Конгрессе за санкции, поняли российскую позицию, а напряженность между нами, если не смягчилась, то приобрела внятные формы выяснения позиций, а не обмена санкциями и враждебными декларациями между нашими органами законодательной власти.
- На ваш взгляд, что такое в целом консерватизм во внешней политике в современном мире?
- Есть общая рамка восприятия этого слова: консерватизм – это статус-кво. Думаю, в какой-то степени это верно и по отношению к сегодняшнему дню. Консерваторы должны выступать за то, чтобы не ломать существующий порядок международных отношений и пытаться его сохранить: не уничтожать международное право, не уничтожать право нации на суверенитет от вмешательства других государств. Тем не менее, появляются новые реалии, возникает некая сплоченность на фоне, как правило, некой общей религиозной или парарелигиозной идентичности. Многие говорят о постсекулярной эпохе, то есть не о том, что секуляризация уходит, а о том, что возникает некая секулярная религия, как, например, то, что в Европе называется религией прав человека – она же тоже основана на представлении, что есть некие высшие ценности, которые выше, чем просто интересы, как национальные, так и личные.
Консерватизм во внешней политике — это понимание двух факторов: необходимости сохранения существующего порядка для того, чтобы все-таки избежать кровавой войны, и признания того, что такие реалии существуют и их нужно учитывать. Если какая-то часть государства тяготеет к другому государству как к полюсу своей цивилизационной идентичности, как жители Крыма тяготели к России а жители Западной Украины тяготеют к Европе, то целостность таковых государств зависит от того, смогут ли эти части жить вместе. Если не смогут, следует признать, что лучше им разойтись, чтобы избежать гражданской войны.