Страны Центральной Азии начали процесс возвращения своих граждан из зон боевых действий Сирии и Ирака, в основном детей, оставшихся сиротами, и женщин, попавших в лагеря беженцев и даже в плен. Казахстан, Таджикистан и Узбекистан уже провели первые гуманитарные акции. До конца сентября Бишкек планирует отправить самолет в Багдад за своими гражданами. Директор Центра исследовательских инициатив Man’o Бахтиер Эргашев рассказал "Вестнику Кавказа", как в связи с этим меняется ситуация в религиозной сфере в Узбекистане и в Центральной Азии в целом.
– Бахтиер Исмаилович, насколько сегодня реально идет процесс радикализации общества, о котором говорят специалисты, в странах Центральной Азии вообще и в Узбекистане в частности?
– После 2016 года одним из основных направлений деятельности команды нового президента Шавката Мирзиеева стало улучшение имиджа Узбекистана. Почему-то бытовало мнение, что у Узбекистана плохой имидж. Ориентировались при этом на данные зарубежных организаций, а также отчеты госдепа США, который внес Узбекистан в список стран, вызывающих особое беспокойство (СРС) за ограничение мусульманских религиозных практик. Одним из направлений по улучшению имиджа стала постепенная либерализация системы государственного регулирования религиозной жизни. Это касается не только ислама, но и других конфессий.
Президент Мирзиеев подписал ряд указов, амнистировав часть заключенных, осужденных за терроризм, религиозный экстремизм. Узбекистан облегчил условия регистрации и деятельности разных христианских церквей. Были отменены многие запреты на внешние признаки принадлежности к определенным течениям ислама. Ярким примером государственных послаблений может служить появление в мечетях детей. Они приходят в мечеть с родителями, что раньше было запрещено. Запрет был неформальным, но очень жестким. Кстати, к этому же ряду я бы отнес знаковое закрытие тюрьмы "Жаслык" в Каракалпакстане – для лиц, совершивших особо тяжкие преступления, в том числе осужденных по статье "религиозный экстремизм". В США заметили перемены, в частности, в последнем отчете госдеп отметил серьезный прорыв Узбекистана в вопросах с религиозными свободами.
Государство, предоставляя людям религиозные свободы, например, возможность выбирать одежду, выглядеть так, как им хочется, не намерено выпускать ситуацию из-под контроля. Сохраняются ограничения для студентов и государственных служащих. Им запрещено ношение одежды, не свойственной узбекскому народу – хиджабов и никабов. Но заметно, что улица уже вышла из-под контроля власти. Если вы поедете, например, в Андижанскую область, то увидите картину, которая была до 2005 года, когда значительная часть женщин, девушек или даже девочек были окутаны в хиджабы.
В интернете активизировались сторонники джихадистских и салафитских воззрений. Они ведут жесткие споры, но при этом объединены задачей продвигать свои идеи, свою идеологию. Они активны в телеграмм-каналах, в целом очень четко и жестко используют все возможности, которые предоставляют и YouTube, и Facebook, и другие социальные сети.
– Сохраняется ли понятие "подполье"? Продолжаются ли тайные собрания и сборы на квартирах или в иных тайных местах?
– Сейчас один только телеграмм-канал гораздо эффективнее, чем 10 подпольных типографий, которые в 1990-е годы печатали листовки "Хизб-ут-Тахрир" (радикальное движение, запрещено в РФ). Это надо признать, и этому надо противостоять. Радикалы выступают очень жестко. Например, на одной из интернет-конференций, посвященной роли и месту Хамзы Хакимзаде Ниязи (просветителя начала XX века, поэта и драматурга, одного из основателей современной узбекской литературы, деятеля революции, жестоко убитого фанатиками – его забросали камнями за попытки создать первый театр с участием женщин), разгорелась дискуссия, которая показала, что исламистские идеологи и пропагандисты очень четко работают и слажено. Они хорошо организованы, умеют работать командно и забивать своих противников. Сторонники Хамзы, светского ислама и светской идеологии, проиграли.
Также в интернете наблюдаются интересные случаи, так называемые смычки между крайними националистами и исламистами. В борьбе со светскими оппонентами они объединяются, находят новые пути пропаганды своих идей и своих ценностей. Государство, к сожалению, пока не может найти новые пути противостояния наступлению исламистской идеологии. Старые методы не работают, новые плохо продумываются и используются. Нет даже формата, где бы государство и негосударственные организации могли бы объединяться и вырабатывать тактику противостояния в этой сетевой войне, которая идет, но ее не желают замечать.
Если в 1990-2000-е экстремисты собирались на проповеди в подполье, то сейчас работают маленькими ячейками по два-три человека, чаще в "спящем формате" и ждут внешних потрясений, которые должны будут "разбудить" их, и тогда они приступят к актам одиночного джихада. Причем они завязаны на внешних идеологов, внешних кураторов.
– Речь о членах ИГИЛ (запрещена в РФ) или же о тех, кто уже повоевал в Сирии и Ираке и под видом раскаявшегося гражданина вернулся на родину?
– Узбекистан провел гуманитарную акцию "Добро" по возвращению своих граждан из Сирии, но это были женщины и дети. Боевики, участвовавшие в войнах на Ближнем Востоке, в Узбекистан пока не вернулись. Есть данные, что группа узбекских боевиков, переправлявшаяся на Восток через Одессу, задержалась на Украине. Многие боевики осели в Турции, часть – в Афганистане. Но где они "проснутся", где их будут использовать, пока не понятно. В Узбекистан же возвращаются дети и женщины, которые якобы были обмануты.
– Эти женщины они действительно были обмануты и не представляют опасности?
– В Ташкенте на днях состоялся круглый стол, который проводил Центр региональных угроз. Эксперты обсуждали проведенный среди населения опрос, который показывает, что большая часть общества считает, что возвращенцы только затаились. И такое отношение вполне обосновано – у многих из вернувшихся при себе были обнаружены фетвы тех духовных лидеров, которые в Сирии им фактически рекомендовали вернуться и изображать из себя образумившихся. Нет веры в то, что люди, оболваненные трех–пятилетней пропагандой, могут забыть этот период своей жизни, интегрироваться в общество, принять уклад светского государства. Не верят также осужденным за экстремизм и вышедшим по амнистии. Эксперты считают, что они могут стать одной из мин замедленного действия, которые рванут по сигналу из-за рубежа.
Но здесь нужно отметить, что если у Узбекистана есть возможности и финансы работать с возвращенцами, то, например, в соседней Киргизии, которая также намерена вернуть своих граждан с Востока, таких возможностей нет. Складывается драматическая ситуация.
– Тенденция возвращения затронула все страны Центральной Азии?
– Пожалуй, да. Казахстан первым вернул около 500 человек. Таджикистан тоже пошел по этому пути – там власти создают условия для возращения граждан из зон боевых действий. В Узбекистане для этого приспособлен санаторий. В Таджикистане создан специальный адаптационный лагерь. С вернувшимися работают психологи, социальные работники, спецслужбы. И только потом, по мере того, как убеждаются, что люди выходят из ситуации постоянного стресса и психоза, их распределяют по населенным пунктам. Специалисты говорят, что многие зомбированы. Из 114 вернувшихся граждан Таджикистана один уже сбежал обратно. Пока это единичный случай.
Как справиться с ситуацией Бишкеке, непонятно. Общеизвестно, какие люди сидят в том же Духовном управлении мусульман Кыргызстана: среди них есть приверженцы движения "Джамоат Таблиги", запрещенного в ряде стран, в том числе в РФ, сторонники салафизма. Именно они и заняты возвращением граждан Киргизии на родину.
– Координируют ли действия спецслужбы стран Центральной Азии?
– Когда говорят об интеграции в Центральной Азии, я смеюсь. Я в этом вопросе настроен пессимистично. Но спецлужбы, действительно, стараются находить общий язык. Возможно, в Центральной Азии это единственная сфера постоянного сотрудничества – идет обмен информацией. Наиболее эффективно работают спецслужбы и правоохранители Узбекистана и Казахстана. Но есть примеры успешного сотрудничества и со спецслужбами Киргизии и Таджикистана.
– Туркменистана это не касается?
– Туркменистан "самовыключился" из всех процессов. Обмен информацией, контакты по линии спецслужб – все это очень сложно. Даже на уровне взаимодействия спецслужб Туркменистан чаще всего не принимает участия. По инсайдерской информации, сейчас Туркменистан догоняет региональных соседей по темпам увеличения интереса к исламскому прошлому, настоящему, закреплению исламского культа во всех его проявлениях. Десятки, сотни молодых туркмен соблюдают исламские традиции, соблюдают пост и т.п. Для туркмен совсем еще недавно это было не характерно. В Туркменистане идет исламский ренессанс, но насколько интерес к исламу повышается параллельно с радикализацией, оценить, не находясь в стране, трудно. Но эта тенденция одинакова для всех стран. Я не думаю, что для Туркменистана тренд будет другим. Возрождение интереса к исламу, к истокам, к религии, культу, всегда сопровождается радикализацией определенной части новых верующих.