Тбилисские истории. Оракул

Знакомый, обещавший помочь с работой, так и не позвонил, и Вито окончательно осознал, что надеяться точно не на кого. Но и на себя надеяться тоже не получалось - он ничего не умел из того, чем можно было заработать в охваченном войной и безработицей Тбилиси. Разве что вагоны разгружать. Но разгружать было нечего.

Железнодорожное начальство гоняло порожняки от вокзала до Навтлуги, чтобы по какой-то хитрой схеме начислять себе и машинистам какие-то деньги. Грабить и воровать Вито не умел, руками работать тоже, на купи-продай нужен был начальный капитал, которого не было. Он мог бы быть, но Вито беззаботно проел и свои сбережения, и то, что осталось ему от родителей, шикуя по полной.

Поначалу он не верил в то, что разруха пришла надолго, и был уверен, что сегодня-завтра все закончится. Однако прошло и "сегодня", минуло и "завтра", порядок никак не наступал, а жить как-то надо было, но не на что. И в который раз, думая об этом, Вито жалел, что не остался в Москве, куда поехал на один день по показушной дурости.

Кто-то из ребят по делу съездил в Москву и, как водится, вечером на бирже делился впечатлениями: "Вах, какой город! Вах, какие кабаки, а какие девочки! Вах, а метро какое! Станция "Маяковский" - это вообще!" Вито хмыкнул, ощупал наличность во внутреннем кармане пиджака – пара пачек – должно хватить, и развязно спросил: "Кто на машине? В аэропорт подбросьте – поеду на этого "Маяковского" посмотрю и вернусь".

На следующий день Вито объявил на бирже, что в Москве на самом деле круто, но что в станции "Маяковская" невиданного – он не понял: "Как наш "Марджанишвили", только побольше и не красного цвета". Эффект Вито, конечно, произвел, но одновременно укрепил парней в подозрениях, что у него не все дома.

История брала начало то ли от его бабушки, то ли прабабушки – женщины своенравной и несколько, скажем так, эксцентричной. В чем это заключалось, уже никто не знал, за исключением причины смерти. Она как-то занемогла, и врач прописал лекарство со словами: "Таблетку один раз в день. Перед сном или утром – сами решите, когда лекарство на вас лучше действует". Врач удалился, а старуха решила по-своему – чем такая крохотная штучка может помочь, видимо, доктор оговорился и подразумевал один пузырек. Через несколько дней на Петрепавле вырос новый крест. О каких-то странностях отца Вито тоже судачили, но поскольку у того за спиной имелся срок, то редко и вполголоса.

По части эксцентричности как-то замечательно отличился и сам Вито, отдыхая на море в Лазаревском. Сидел вечером в одном из тамошних баров с приятельницей, и нет, чтобы своим делом заниматься – пить, что пил, и с барышней общаться, стал подслушивать, о чем говорят за соседним столом.  А там такой же курортник, как он сам, сыпал комплиментами своей девице. Та от них млела. Девица была дивно хороша собой, а ловелас – маленький, носатый, ушастый, а когда встал и пошел зачем-то к барной стойке, то оказался еще и кривоногим. Вито все это не понравилось, но он сдерживался. До того момента, пока ухажер не приобнял красавицу и с жаром не произнес: "Ластышка ты мой!" Вито прорвало – съездил земляку по оттопыренному уху со словами: "Мэймун, хоть правильно говорить научись! А ты дура-ласточка, чего уши развесила?!"

Неприятности у него возникли очень серьезные – у лопоухого имелся брат в авторитетах. Конфликт продолжился в Тбилиси. Впрягаться за Вито в деле, в котором он был однозначно не прав, его знакомые авторитеты не захотели и советовали ему, сославшись на нетрезвость, извиниться. Извинился Вито или придумал что-то другое, не известно, но остался жив, и вроде даже не бит, поскольку с соответствующими признаками никто его не видел.

Однако "ластышка" в жизни Вито еще раз сыграла важную и плохую роль. И тогда же выяснилось, что пить он действительно не умеет. Ну как не умеет? Выпив, способен выкинуть такое, что мало не покажется. Но может обойтись и без "художеств".

Вито решил жениться. Не знаю, действительно ли он испытывал нежные чувства к избраннице - дочери одного авлабарского цеховика, или испытывал чувства к ее вероятному приданному, но факт – пошел свататься. Не с родителями по причине осиротения, а в сопровождении двух старших кузенов. Будущего тестя ситуация насторожила, но что было не так, он не понял – парень, как парень, симпатичный, с прямым честным взглядом, да и дочка любит. Сели ужинать.

Кузены держались солидно – мало ели, почти не пили, старались умно рассуждать о перестройке и Рейгане, чтобы произвести впечатление. Зато Вито то ли, чтобы снять напряжение, то ли от радости налегал и на еду, и на выпивку особенно. Да так, что к концу ужина кузены встревожились и почувствовали себя не в своей тарелке. Все их незаметные пинки под столом и замечания шепотом, чтобы остановился, Вито игнорировал.

Неумеренность по части выпивки и как следствие развязность будущего зятя авлабарскому цеховику очень не нравились, но он терпел, не нарушая законов гостеприимства и не желая обидеть дочь. Но нахмурился, когда Вито спросил: "А что, коньяка больше нет?" Коньяк у цеховика, конечно, имелся, но он не пошел за ним, а выразительно посмотрел на Вито. Кузены, неуклюже пытаясь обратить нахальство родственника в некую шутку, отчаянно его щипали и вытаскивали из-за стола, одновременно затеяв долгое прощание с хозяевами. Вито же вдруг уставился на избранницу так, словно внезапно обнаружил ее присутствие, и вдруг замычал: "Ластышка ты мой!" Потом с хохотом перевел взгляд на цеховика: "А ты, значит, ластышк!" Женитьба, понятно, не состоялась.

В наступившие голодные времена Вито стал относиться к сорвавшейся женитьбе, как к упущенной возможности. Но от признания промаха легче не становилось, а в кармане не прибывало. И как-то Вито пропал. Примерно месяц его не видели, и стали поговаривать, что он уехал в Армению к родственникам, имевшим какой-то бизнес и пожалевшим его. Где его носило, так и осталось неизвестно, но Вито вернулся преобразившимся: в темных очках, отросшей бородой, держался отстраненно, едва здороваясь с приятелями на бирже.

Поползли новые слухи о том, что он не в себе. Потом другие… якобы снизошло на него откровение, и он теперь что-то может предвидеть. То и другое на бирже трактовалось, как помешательство. "В родне у него криво было, теперь и на нем аукнулось", - говорили одни. "При чем тут это? Человек привык к хорошей жизни, профукал все и сломался", - возражали другие. Расходясь в причинах, обе партии сходились в главном – у Вито поехала крыша. И в том обе ошибались.

Вито привел в порядок пристройку во дворе, поставил стол, стулья, повесил большое бракованное зеркало, под разным углом по-разному искажавшее отражение, и… начал предсказывать будущее. Посетителей принимал, сидя к ним спиной, так, чтобы видеть их в зеркале, чем вызывал в мятущихся душах мистический страх. Дело при этом обставлял просто – выслушивал причину прихода клиента и начинал импровизировать, вглядываясь в зеркало то так, то эдак. Впечатлительные уходили от него в шоке, с похудевшим кошельком и с наказом: если предсказание начнет исполняться, немедленно явиться к нему на новый сеанс, чтобы закрепить достигнутое. Поскольку первый сеанс Вито завершал абстрактными фантазиями на разный лад, то продолжение в виде хотя бы одного повторного визита следовало. Как-то один въедливый клиент тоже попытался высмотреть свое будущее в волшебном зеркале, но ничего не разглядев, отпустил ехидное замечание. Тогда Вито обернулся к нему и снял темные очки – клиент, опрокинув стул, бежал, испугавшись ярко-желтых горящих глаз предсказателя. О цветных линзах в Тбилиси тогда еще и не слышали.

Дела его, судя по внешним признакам, заметно поправились. Вито, однако, понимал, что так долго продолжаться не может. Уж если популярных телевизионных шарлатанов со всеми их "мафиями" стали выводить на чистую воду, то его растереть в порошок – раз плюнуть. Он прикидывал, как без ущерба авторитету выйти из затеянной игры, но припозднился.

Вито сразу понял, кто к нему заявился, но не догадался, для чего. Он начал было рассказывать, что клиентуры на самом деле мало, что платят в голодное время так скудно, что едва хватает на хлеб и еще чуть-чуть, но пришедший жестом обрубил слезливое повествование и спросил: "Правда что-то видишь или придуриваешься?" Вито кивнул, сам не очень понимая, что хотел сказать этим кивком. Пришедший же истолковал его, как то, что он действительно что-то видит: "Смотри, Вито, шкуру сдеру, если что не так".

Гость – известный на всю округу уголовник, затеял крупное дело, но не вполне был уверен в безнаказанной исполняемости. Ему понадобилось узнать свое ближайшее будущее и действовать в зависимости от этого. Или бездействовать. Авторитету быстро надоели абстрактные потуги Вито и он оборвал его со словами: "Оракул, ты конкретно скажи – цугундер или аут виден?" Вито проглотил слюну, напрягся, вглядываясь в зеркало, и выпалил: "Нет, все чисто". "Точно?" - засомневался уголовник. "Точно", - вздохнул Вито. Бандит поднялся уходить, но остановился на пороге и напомнил: "Виталик, если что – кожу с живого сниму!" "Археинад, Яго джан", - Вито выставил открытую ладонь – дескать, не нервничай. Гость еще раз окинул его с ног до головы колючим взглядом и удалился. Той ж ночью исчез и Вито. Исчез так, что пришедшему через несколько дней с коньяками, шампанским, блоком "Мальборо" и коробкой конфет посыльному от Яго никто на бирже не смог сказать, куда делся Вито.

Это выяснилось через несколько лет, когда жизнь в Тбилиси, наконец, начала входить в колею. До нынешнего порядка, иллюминации и толп туристов было еще далеко, но мрачные беспросветные годы с грабежами, стрельбой, убийствами остались в прошлом.

Вито, оказывается, спешно укатил к родственникам в Армению, опасаясь за сохранность своей шкуры, которую пригрозил спустить бандит, если бы не выгорело замышленное им дело. В Ереване тоже поначалу был совсем не рай, но родня действительно владела небольшим бизнесом – пекарней, к которой подпустила работать Вито. Со временем он сам обзавелся пекарней, а потом взял у родственников денег в долг и пристроил к ней небольшой ресторан. И хотя дела, по его словам, шли хорошо, но не настолько, чтобы выплатить долг.

"Вот приехал дом продать, здесь мне уже делать нечего", - сказал он приятелям на бирже. По его расчетам, после выплаты долга должно было и ему остаться немного – на квартиру где-нибудь не в центре Еревана.

"В моем кабаке все натуральное. Хлеб сам пеку. Мясо, сыр, овощи, даже грибы фермеры привозят. Форель севанская. Приезжайте как-нибудь – покутим пару дней", - рассказывал он на бирже. "Севанская форель – как же! Ты эту чушь для других прибереги – в Севане и сига почти не осталось, что ты тут об ишхане заливаешь?!" - возмутился кто-то. "Ишхана только в твоем волшебном зеркале можно увидеть, - поддел другой под смех остальных. – А покутить – приедем, почему бы нет? Выберем пару дней… или на майские праздники приедем. Где тебя в Ереване найти?"

Но кутить к Вито так никто и не поехал, и что с ним стало – не известно. Также как и с вытолкнувшим его из Тбилиси бандитом Яго, то ли пропавшим в водовороте тех опасных лет, то ли тоже уехавшим в поиске лучшей участи.

* * *

Навтлуги – здесь, железнодорожная станция в Тбилиси

Биржа – пятачок на улице или сквере, где местные жители коротали время за разговорами, игрой в нарды или домино

Петрепавлэ – старинное кладбище

Мэймун - обезьяна

Цугундер – тюрьма

Аут – смерть

Археинад – не волнуйся

Ишхан – севанская форель

Читайте нас в

Дзен Новости Telegram