Тбилисские истории. Ширак

Проекция первая

Летний прохладный вечер. Люди, слегка утеплившись, гуляют по дорожкам старого большого сквера, тихо вполголоса судачат о своем. Скрипят старые качели, на которых развлекается местная детвора. Оттуда доносится смех, реже плач. Идиллия внезапно нарушается криками и бранью. В дальнем конце сквера подростки затеяли драку. Отдыхающим это не нравится. Они ворчат, говорят что-то про порядок.

Дерутся двое. Остальные – человек десять – эмоционально сопереживают, подбадривая дерущихся руганью и советами врезать посильнее. Впрочем, силы не равны. Один из нарушителей покоя дерется плохо, хотя и крупнее соперника. А тот бьет жестко, со знанием дела. Вскоре все заканчивается. Рослый сбит с ног, и то ли действительно не может подняться и остается на карачках, то ли просто не хочет быть избитым еще больше.

Победитель осматривается вокруг – все ли видели победу. И с трудом сдерживает досаду. Тот, ради внимания которого он затеял четвертую за неделю драку, похоже, опять не проявил никакого интереса. Тот – это кумир большинства подростков. Рыжеватый, обычно небритый Ширак. Всегда в потертых джинсах и кожаной куртке, с непременным платком, накинутым на воротник сорочки. И вся его компания – под него. Такие же худощавые, с немного отросшими волосами, небритые, в джинсах и кожанках, с платками на воротниках рубашек. Ходили так же, как он, держа левую руку в кармане, словно в готовности в любой момент что-то выхватить оттуда. И даже манерой разговора они подражали ему – с хрипотцой слегка растягивали слова.

Но только у него был сумасшедший по силе хлесткий удар. Его поединок на спор с капитаном – двухметровым амбалом, по утрам там же в сквере игравшим пудовыми гирями, как воздушными шарами, и выглядевшим со спины Арнольдом Шварценеггером, продлился не дольше минуты.

Ширак пару раз увернулся, не давая капитану схватить себя, а потом вдруг в немыслимом прыжке ударил боковым в челюсть. Капитан рухнул, как в кино. Цепляясь руками за ближайшее дерево. Ведро воды не привело его в чувство. Понадобилось еще одно.

Поговаривали, что Ширак сидел. Реально отмотал срок хоть и недолгий. Другие отрицали это, объясняя его полугодичное или чуть дольше отсутствие делами в соседнем городе. Мало кто знал, чем занимался Ширак, но все видели, что он всегда при деньгах. Почти каждый вечер Ширак проводил в баре. Пил немного и вел себя, как правило, сдержанно. В отличие от своей постоянной свиты – пяти-шести человек, вечно хмурых, агрессивных задир.
Ширак знал или, несомненно, догадывался о том, что половина подростков пытается подражать ему. Это льстило, но он не подавал виду. И конечно, от его внимания не ускользнуло, что все последние драки в парке затевал один и тот же парень. Специально обставляя дело так, чтобы оказаться неподалеку от той лавки, где располагался с приятелями сам Ширак.

"Ну-ка, позови этого петушка драчливого", - командует он кому-то из своих.

Проекция вторая

Отец сполна выговорил о необходимости подтянуть знания и оценки – последний год в школе, пора задуматься о дальнейшей учебе, о профессии, прекратить прогуливать уроки. Но завершил выволочку неожиданным подарком – все-таки день рождения.
Он развернул бумажный пакет в своей комнате и чуть не завопил от восторга. Но мгновенье спустя готов был разрыдаться. Долгожданные джинсы. Но польские "Четыре гитары". Они не линяли. Отец словно поиздевался над ним. Он отшвырнул было подарок подальше, но чуть остыв, решил все же надеть их. Старые штаны уже ни к черту – скоро зад просвечивать начнет, да и отца обижать не хотелось.

Его ждали в баре. Ширак и остальные. Он пригласил всю компанию накануне. Отец разочарованно сказал: "Я думал, дома побудешь…" Какое дома? Ждут.

Он шел, тревожась за то, как оценят обновку друзья. Они уже были в сборе и даже начали пить, не дожидаясь его. У него вконец испортилось настроение. Он влил в себя пару рюмок чего-то, чего – и сам не понял. Стало еще хуже. Так, что даже перестал притворяться веселым. Потом кто-то обратил внимание на его джинсы: "Ну-ка повернись-покрутись". Он послушно выполнил пожелание. "Ты их белым кирпичом потри – станут похожи на настоящие", - под взрыв смеха остальных посоветовал остроглазый.

Когда все отсмеялись, он схватил бутылку и обрушил ее на голову остряка. Отделали крепко, наплевав на то, что у него день рождения. Не обращая внимания на крики бармена, били все, кроме Ширака, он просто наблюдал. Но подшучивать с того дня над ним перестали.

Проекция третья

Кабинет майора. Аскетичный кабинет – стол с двумя телефонами, лампа. Майор, как обычно, не в форме. Он его никогда не видел в форме, а потому иногда сомневался – он самом деле майор или кто-то наградил его таким прозвищем. Впрочем, значения никакого это не имело.

"Будешь сообщать мне, кто и что делает, что собираются делать. Понял?" - сказал майор.

Он упрямо покачал головой. Получил крепко по затылку – так, что в глазах потемнело, и услышал еще один призыв майора быть благоразумным:

"Я в две минуты прямо сейчас состряпаю дело, и отправишься за решетку. На несколько лет. Знаешь, что это такое? - в руках у майора словно из воздуха появился спичечный коробок с анашой. – Это ведь твое. Вызвать понятых? Оформим изъятие?"

Коробок был не его, но какая к черту разница? Он понял, что влип. Крепко влип.

"Вижу, что умнеешь, - сменил тон майор. – На глазах умнеешь. Стало быть, договорились – в неделю раз сообщаешь мне о жизни каждого из вашей компании. Если что-то экстренное, сообщаешь немедленно. А пока иди, но помни, что твоя наркота уже у меня".

Он вышел от майора совершенно растерянный. До вечера ломал голову, как быть, а ночью отправился на поиски Ширака. Отвел его в сторону и рассказал, что майор хочет сделать его стукачом.

"Не хочет сделать, а уже сделал, - усмехнулся Ширак. – Пошел прочь и не появляйся". "Ширак… Ширак…" - как он не сдерживался, а слезы подло брызнули из глаз. "Пошел вон, слизняк", - сплюнул кумир.

Проекция четвертая

"Ты совсем дурак, - сказал майор. – В тюрьме поумнеешь. Думал, не узнаю, что ты побежал к Шираку и рассказал о нашем уговоре? А я слов на ветер не бросаю".

Майор выдвинул ящик стола и закопошился в нем. Потом другой. Третий. Вызвал дежурного. Тот пригнулся и что-то сказал. Майор с размаху грохнул кулаком по столу: "Идиот!" Выпил залпом стакан воды: "Катись отсюда. Но ты у меня на крючке – помни каждую секунду своей жизни. Все равно отправлю за решетку".

Он не понял, как произошло такое чудо, что "вещдок" исчез. Но четко осознал, что теперь от всех надо держаться подальше и быть какое-то время тише воды и ниже травы. В растрепанных чувствах спустился в овраг к ручью. Он устроился на камне, привалившись спиной к большому валуну, и слушал шум воды. Вроде даже дремал, когда до него донесся хруст гальки и какие-то голоса. Хотел было вылезти из укрытия, но голоса показались пугающе знакомыми. Замер, стараясь не дышать, и умоляя бога, чтоб его не раскрыли – в одном из пришедших угадывался майор.

Они остановились в нескольких шагах, устроившись на соседних камнях.
"Где-нибудь поцивилизованнее нельзя было?" - спросил другой хрипловатым голосом.

Ширак? Нет, не может быть. Кто-то другой, должно быть, - в команде все, подражая ему, разговаривали хриплыми голосами, растягивая слова.

"В следующий раз, если хочешь, пришлю за тобой машину с мигалкой, а ты будешь придумывать друзьям, что произошло. Устроит?" - ответил майор.

"С юмором у тебя порядок, - похвалил хриплый. - А с парнем чего устроил, тоже шутки? Не доверяешь, решил и меня контролировать?"

"Контролировать – ишь какое слово выучил, - повысил голос майор. – Забыл, с кем разговариваешь? Ты обороты свои сбавь. У меня на каждого из вас дел на две большие библии – не только тебя, любого на себя заставлю работать или гнить отправлю. Тот же мальчишка в отличие от тебя, не прогнулся, а ты ведь не забыл, как в минуту все и всех сдал? И остальные такие. Корчите из себя крутых, а ткнешь – труха одна…"

"Хорош, - не выдержал хриплый. – За этим, что ли звал?"

"Не за этим, - сказал майор. – Портной мне нужен. С ним нечисто".

"Портной? – удивился собеседник. – Живет себе и живет. С ним дел нет".

"Вот и заведи, - опять повысил голос майор. – Это для тебя он живет себе. Когда ты пешком под стол ходил, портной уже семь лет за налет отсидел. Потом опять попался, но выкрутился – доказать не смогли. Восемь случаев краж. Восемь! И главное – как рентген работает, берет сплошь дорогое шмотье и золото, если попадается! И на машине стал разъезжать. Короче, принесешь его мне с потрохами".

"Будь человеком, так я же у всех на глазах подставлюсь, - взмолился хриплый. – И вообще, если это не он?"

"Придумай, чтоб не подставиться, - отрезал майор. – Я на ваши шалости не из альтруизма глаза закрываю. Неделя тебе сроку. Принесешь мне портного или того, кто тащит одежду. Свободен".

Майор постоял еще, выкурил пару сигарет, сотрясая округу кашлем, и только потом убрался из оврага.

Он вылез из своего укрытия, не ручаясь за то, что произошедшее ему не привиделось и не приснилось.

Проекция пятая

С улицы звали. Вначале по имени, потом стали сигналить. В другое время он мог рассудка лишиться от радости, но теперь подошел к машине настороженный.

"Садись, что грустишь? - как ни в чем ни бывало спросил Ширак. – Куда пропал?"

"Так ты сам сказал, чтоб я не появлялся", - напомнил он.

"Ошибся, все ошибаются, - улыбнулся Ширак. – Ты правильно поступил, рассказав мне. Куда прокатимся?"

Ширак говорил так искренне, что он почти поверил в вернувшееся счастье.

"Ты - парень серьезный, с мозгами, - продолжал Ширак. – Поэтому сделаем так: майор хотел быть в курсе наших дел, вот и будет. Пойдешь к нему пару раз, фигню какую-нибудь расскажешь, что именно – я придумаю. Когда поймет, что туфта все это, сам от тебя отстанет, решит, что ты никакой ценности как информатор не представляешь. Пойдет?"

Он молчал, пытаясь сообразить, куда клонит Ширак.

"Другого варианта нет, я много думал, - продолжал он. – У тебя репутация уже испортилась – два-три человека знают, что майор тебя притягивал и этого достаточно. Надо выпутываться. А раз продолжишь быть с нами, то, значит, все нормально. Так ведь?"

Он кивнул, все еще не понимая, к чему этот разговор, но ведь неспроста сам Ширак приехал. Еще и один. Значит, не хочет, чтобы кто-то еще знал об их встрече.

"Я не сомневался, что ты поймешь и согласишься, - улыбнулся Ширак. – А вот и первый расклад. Пойдешь к портному в ателье у метро. Попросишь, чтоб заклепки на твои джинсы вбил – типа, чтоб как настоящие были. Между делом спросишь, нет ли у него на продажу реально настоящих. Если окажутся, то договоришься о покупке на вечер или на завтра и сразу ко мне. А там и посмотрим, с чем тебя к майору послать".

В один миг все перевернулось. Он ощутил себя в пустоте. Одновременно какой-то липкой и гадостной. В овраге с майором встречался именно Ширак, а не кто-то другой, как он все-таки надеялся. Но теперь сомнений не оставалось никаких.

Портного он знал с детства. Добродушный человек, не раз зашивавший разошедшийся по шву футбольный мяч, а то и по своей воле чинивший им одежду, пострадавшую в бесконечной беготне или драке – просто так, чтоб от родителей не досталось. Позже, когда подрос, он не раз встречал его на Куре или на озерах – портной был заядлым и умелым рыбаком, и научил его и приятелей кое-каким рыбацким хитростям.

"Оглох ли? - Ширак толкнул его в плечо, выводя из "отключки". – Согласись, что в другую игру не сыграть".

В заднем кармане у него лежал нож, и в какой-то момент ему захотелось выхватить его и исполосовать Ширака.

Проекция шестая

Портной оторвался от работы, прищурился, оценивая джинсы. Потом сказал: "Нет, заклепки ставить не буду. Ткань слабая, через неделю от заклепок же и разойдется. Останешься без брюк. Ходи уж так. Чем они тебе не нравятся? Хорошие модные джинсы. С заклепками все равно в "левисы" не превратятся".

И тогда он, путаясь в словах, спросил о настоящих джинсах на продажу. Портной слегка смешался, отложил работу и внимательно оглядел его с головы до ног. Он поежился под колючим взглядом, но попытался улыбнуться, изо всех сил стараясь напустить на себя беспечный вид.

"Здесь тебе не магазин", - ответил портной ледяным голосом, в котором угадывалась брезгливость.

Он повернулся уходить, но портной вдруг позвал его: "Ну-ка погоди!" И в следующее мгновенье стоял между ним и дверью. "Выкладывай, раз уж пришел: кто тебя подослал – майор или этот ваш приблатненный? - портной быстро повернул ключ в дверях и крепко взял его чуть выше локтя. – Выкладывай, пока руку не оторвал".

"Пусти!" - он полез было свободной рукой в задний карман, но портной быстро перехватил ее, и секунду спустя сам поигрывал кнопочным ножом.

"Ножички носишь, - вздохнул он, кидая его на стол. – Для чего? Думаешь, легко человека пырнуть. Говори, что происходит. Будешь молчать – вызову кого надо. Им расскажешь, с чего это на меня с ножом стал кидаться. А это срок, парень. Если влип в историю – говори, может и смогу помочь выпутаться". 

Портной выпустил, наконец, руку: "Садись. А ведь мы дружили с тобой. У меня на глазах рос. Должен помнить".

Он пытался сглотнуть комок, распиравший изнутри горло, но не вышло. Слезы закапали сами собой, как он не старался раздавить их внутри себя.

"Пффффф… - фыркнул портной. – И из-за этого тут трагедию устроил? Или это не все?"

"Все", - выдохнул он.

"Да у тебя нервы не в порядке, а от них и голова, - сказал портной. – Каждый поступок, каждое действие имеет свое значение и свою цену. Все что делаешь, делаешь ради чего-то. Вот для чего ты сошелся с этим Шираком ужаленным? На кой черт он тебе сдался? Скольких мальчишек эта дешевка перепортил! Блатным хочешь быть – так иди и укради что-нибудь, отмотай срок. Для этого ни Ширак, ни прихвостни его не нужны. Только сдается мне, что хочешь в каких-то типа авторитетах ходить, но без потерь. Так чтоб ничего не менялось, чтобы крыша над головой была, и еда вкусная, и одежда хорошая. Потому и к этим никчемностям потянулся. Только и они свою цену платят за крутизну. Примерно такую, какую на тебя вешают. Молодые они, а уже порченные с пальцев ног до кончиков волос – сам ведь понял. С ножом на меня полез ради чего? Не мог что-то придумать на мой вопрос? Ну, пырнул бы, допустим, меня, а что потом? Посадили бы ведь надолго. И там бы спросили у тебя, за что человека зарезал? И докопались бы до всех твоих соглашений - что с этими якобы блатными, что с майором, и ничего хорошего тебе бы не вышло. Думай, сто раз подумай, прежде чем что-то делать. Думать не надо только, когда жизни опасность угрожает – тогда либо беги, изо всех сил убегай, либо бей – ножом, камнем – не имеет значения – бей, как можешь, иначе тебя самого на тот свет отправят. Выпить хочешь? Водка у меня грушевая домашняя".

Он кивнул. Портной достал из шкафа початую бутылку и нехитрую снедь – немного хлеба с сыром.

"Ну что ты будешь делать – опять сыра положила! Еще и овечьего! Двадцать лет женаты, а не смог вдолбить, что не люблю сыр, а уж от овечьего выворачивает, - возмущался портной, вскрывая банку консервов. – Так что и жениться надо с умом, чтоб внимательная была".

Они выпили. Потом еще по одной.

"Зла на тебя не держу, - сказал портной. – К Шираку сам не ходи, если хочешь совета. Ему надо, так пусть сам к тебе приходит. Спросит про меня – знаешь, что сказать. И держись от него подальше. Тем, что он говорит, – положение не исправить… Давно не рыбачил? А в седьмом озере вот такущие сазаны подросли – по три-четыре кило будут. На жмых клюют ночью и на рассвете. Собрал бы своих ребят и пошел бы с ночевкой. И башку бы себе немного на природе поправил. Я вот сегодня ночью обязательно рвану. Сегодня луна наша, рыбацкая", - сказал портной и жестом показал на готовые, сложенные у шкафа снасти.

Проекция седьмая

Почти стемнело, когда они, наконец, добрались до седьмого озера. Ему не пришлось никого уговаривать. Достаточно было сказать, что идти на крупного сазана посоветовал сам портной. К тому же парни расценили его предложение порыбачить, как добрый знак возможного возвращения – он ведь уже давно крутился не с ними, сойдясь с "высшей лигой" Ширака и компании.

Они наскоро собрали снасти, напилили жмыха, но как не торопились, а на вечерний клев не успели. Впрочем, никто особо не огорчился, потому что со слов портного выходило, что сазан в седьмом пасется ночью и на рассвете, но не вечерами. Увлеченные предстоящей рыбалкой, они не заметили, что за ними, держась на дистанции, некоторое время ехала какая-то машина, и словно удостоверившись, что путь они держат именно на седьмое озеро, а не куда-то еще, только тогда свернула с основной дороги на разбитую проселочную.

На седьмом кто-то уже рыбачил. Приглянувшаяся заводь оказалась занятой - снасти запущены и тщательно закреплены, чтобы крупная рыба, попавшись, не утащила их в воду. Справляться о клеве было не у кого - сам рыбак, видимо, отошел за водой или направился в ближайшую деревню за чем-то.

Они выискали подходящие места и покидали донки, когда со стороны деревни показалась машина с включенными фарами. А увидев того, кто сидел за рулем, обрадовались - уверенность в удачной рыбалке окрепла. Это был сам портной, поехавший в село за водой.

"Так на том берегу родник есть и вода вкусная", - сказал кто-то из ребят.

"Я еще и хлеба купил, и сыра. Сыр тут хороший делают", - объяснил портной.

Что-то насторожило в его ответе. Он пусть и не сразу, но вспомнил, из-за чего портной еще утром жаловался на жену. "Мало ли - овечий сыр не переносит, но другой ведь ест иногда, и говорит, что в этой деревне вкусный делают", - отгонял он въедливые подозрения.

Сазан действительно ночью шумел. Терся о камыши, прокладывал себе дорожки между ними, похрюкивал иногда, как настоящая свинья, но до жмыха так и не дотронулся. На рассвете же вовсе затих.

Проекция восьмая

"Кто еще был на той рыбалке?" - орал майор, добавляя точную дату. Он назвал одного из приятелей. "Привести немедленно", - распорядился майор.

Словно ненароком совершенно спокойным голосом он задал следующий вопрос: "Много наловили? На что?" И услышав ответ, презрительно усмехнулся: "Рыбачки! Вы и с карасиком, с пескарем не справитесь, куда вам сазанов ловить?!"

Потом ввели портного. "Этот был?" - спросил майор. Портной кивнул. "Сейчас еще одного рыбака привезут", - сказал майор. "Нас там много было", - сказал он. И майор снова взорвался: "Не можешь сразу всех назвать? Или ты? Что вы мне тут в час по одному имени называете?!" "А что случилось?" - спросил он. "Ничего хорошего не случилось! Ты, кстати, сам когда в последний раз своего дружка Ширака видел?" - гремел майор. "Давно не видел. Больше недели", - сказал он.

"Что так? То не разлей вода был с ним, а теперь больше недели не видел?" - прицепился майор. "Так сложилось, - пожал он плечами. – В чем же дело?"

"Дело в том, что пропал Ширак именно в ту ночь, когда вы рыбачить изволили на седьмом озере. А сегодня утром его вниз по Куре с проломленной головой нашли. А тем днем, когда он пропал, кто-то вот его видел с Шираком за жизнь беседующим", - майор кивнул на портного.

Тот сидел расслабленный, но тут же подтянулся: "Я уже сто раз сказал: Ширак меня о джинсах спрашивал, купить хотел, ко мне обратился - может, я слышал, кто продает, может, кто на переделку или ушивку приносил, не вышло и продать решил. Какие у меня дела с этой школотой, майор?"

"Ширак джинсы хотел, так сам бы и пришел к тебе, ты-то с чего к нему домой поперся?" - багровел майор. "Так он и приходил, когда я на перерыв ушел. Проезжал мимо его дома, решил выяснить, что ко мне привело. Жалко, что ли?" - не без патетики воскликнул портной. "И кто тебе сказал, что он заходил, когда тебя не было?" - не отставал майор. "А я помню? Человек десять у ателье биржевали", - отбился портной.

Майор чувствовал, что что-то в этой истории не так. Но все выглядело гладко. Портной рыбачил с вечера и всю ночь на седьмом озере. Восемь-девять свидетелей. Сами на сазана охотились. Надавил на каждого в отдельности – без толку. Одно и то же талдычат: когда пришли, портной уже рыбачил, в деревню отъезжал за едой и водой, еще и их всех хлебом и сыром угостил. Только странная цепочка такая выходила: едва он портным заинтересовался и дал поручение своему осведомителю, как тот сгинул, правда, успев поговорить с портным, который в тот день отправился на дальнее седьмое озеро и встретился там с осведомителем несостоявшимся и его компанией. А Ширак тем временем сгинул в реке. Что его понесло на Куру вечером? А этих всех именно на седьмое озеро? И кто сказал портному, что Ширак его ищет? Последнее установить – совсем дохлый номер, на пятачке у ателье кто только не биржует – на всех не надавить.

И тогда майор еще раз по одиночке допросил всех рыбаков, почему решили рыбачить на седьмом озере, когда есть озера поближе? Что-то мелькнуло, когда выяснилось, кто именно подбил парней на рыбалку.

"Почему именно на седьмое?" - спросил майор. Он, глядя в глаза, спокойно ответил: "Портной сказал, что на седьмом крупный сазан идет".

Зацепка, обрадовавшая майора, тут же оборвалась. Портной не отрицал этого, подтвердил рассказ о заклепках на польские джинсы, и то, что посоветовал рыбачить на седьмом: "Если что и умею в этой жизни – так это шить и рыбачить". "Кое-что еще", - двусмысленно произнес майор. "Ошибка молодости. Многие ошибаются, и я, к сожалению, не исключение", - вздохнул портной.

Проекция девятая

Эксперты, осмотрев тело Ширака, подтвердили наличие следа от сильного удара. Но совершенно не исключали, что Ширак мог оступиться и удариться головой о камень в реке.

Версия о несчастном случае окрепла, когда поползли слухи о том, что Ширак в тот злополучный для себя вечер был крепко поддатый. И вскоре откуда-то сама по себе выстроилась история о том, что опьяневший Ширак спустился на берег Куры освежиться, там поскользнулся, ударился головой о камень, и течением его снесло вниз туда, где нашли почти неделю спустя.

Майор чувствовал, даже был уверен, что в деле нечисто, но цепляться было не за что.

Влюбленные в Ширака подростки еще какое-то время вздыхали по нему – эх, какой был крутой парень и как нелепо и глупо погиб! Потом все это стало постепенно забываться, и о Шираке никто не вспоминал, кроме майора. Его на старости лет стали доставать угрызения по нераскрытому делу, разгадка которого, как ему иногда казалось, была, если не в руках, то где-то совсем рядом, но он упустил какую-то мелочь. Решающую мелочь.