Тбилисские истории. Наши на Родосе

– Отойди от воды! Арменчик, немедленно отойди от воды!

Женский голос вмиг разодрал в клочья дрему, в которую погрузили отдыхающих на берегу волнующегося Эгейского моря раскаленные солнце и песок Родоса.

– Несносный мальчишка, немедленно отойди от воды – утонешь! – женщина постепенно повышала голос. – Карапет! Карапет, почему ничего не говоришь, почему молчишь? Каро, незамедлительно скажи сыну, чтобы отошел от воды.

– Зачем маму не слушаешь?! – раздался ленивый мужской голос. – Отойди от воды, когда она говорит. Бери камни и бросай в море.

Я приоткрыл один глаз. Рядом, слева от меня расположилась армянская семья, судя по диалекту откуда-то из Лори. Отец семейства, не спеша, ступил в воду по щиколотку, горделиво осмотрелся по сторонам, поправил на бедрах алые плавки и побрел вдоль берега. Его жена, чье неснятое на пляже платье до пят могло бросаться в глаза с соседнего острова, зорко следила за сыном лет десяти или старше и молниеносно пресекала его попытки подойти к воде ближе, чем на метр. В одно из ее напоминаний о коварстве моря, Арменчик запротестовал:

– Тогда почему сюда приехали?! В воду нельзя, бегать тоже нельзя, а что мне делать?

– Бегать нельзя, когда жарко, – объяснила мама и тут же заголосила:

– Карапет, куда ты делся? Что ты там ходишь? Он опять со мной спорит! Иди сюда, и здесь ходи.

Карапет обернулся:

– Зачем с мамой споришь? – раздалось на весь пляж, и разморенные жарой, раскрасневшиеся как раки финны и немцы стали просыпаться. – Сразу и без слов делай так, как мама говорит.

Карапет словно нехотя направился обратно к домочадцам все также по мелкой воде. Он добрел до своих и устало опустился в тени под зонтом. Жена закопошилась в плетенной корзине размером с маленькую лодку и позвала Арменчика перекусить.

– Не хочу, я не голодный, – отозвался тот. – Чуть-чуть в воду зайду ну, мама!

– Ты посмотри на этого негодяя! – взорвалась мама. – Карапет, ты слышишь? Скажи что-нибудь и прекрати это безобразие, пока он не утонул!

– Иди сюда, – позвал Карапет сына. – Тебе сказали: камни бросай в море! Почему не бросаешь?

– Надоело, – сказал Арменчик. – Дома тоже, когда на озеро едем или на речку, только камни и бросаю в воду.

– Да, – согласился отец, – дома камней у нас много, сынок. Одни камни. Ну, раз не хочешь – не бросай. Иди сюда в тень – приляг, отдыхай и думай.

- О чем мне думать, папа? – спросил Арменчик.

- Вообще думай, о чем-нибудь, - загадочно ответил отец.

– Кушать тоже отказывается, – доложила Карапету жена, словно он не слышал этого. – Приехали на курорт, а он исхудавший домой вернется - люди что подумают? Скажи, пусть хотя бы хлеба с сыром поест.

– Не хочу я кушать! Не буду кушать! – заверещал Арменчик.

– Эээ, Розик, брахи*! – заступился вдруг за сына Карапет. – Оставь мальчика в покое - здешнюю еду я тоже уже кушать не могу. Это разве сыр? Кислятина. Надо было с Абиком на Севан поехать. На кой черт сюда приехали?! Еда не годится. Никто языка нашего не понимает, и даже на русском не разговаривают. Не с кем словом перекинуться.

– Севан-Севан, каждый год Севан! – возмутилась Розик. – Чтоб он обмелел, не дай бог, твой Севан! Там то огонь с неба, то ураган - у воды не посидеть, а ночью холодно. Что там делать? Смотреть, как ты и Абик пьете сутками напролет?!

– Я и говорю, что и посидеть в этом Родосе не с кем, – вздохнул Карапет. – Посплю немного, а ты присмотри за ребенком – пусть лезет в воду, но только до колен. До колен не опасно.

Из-под зонта вскоре донесся прерывистый храп. Арменчик, довольный разрешением войти по колено в воду, перестал хныкать и капризничать. Роза напряженно, но молча, чтобы не разбудить мужа, следила за сыном. Нарушенный лорийцами покой восстановился, и дневной зной опять сморил отдыхающих. Но ненадолго.

– Цхалши ар шехвиде! Ар габедо! Гаиге? – суровый женский голос, раздавшийся справа от меня, на грузинском языке категорически запретил кому-то входить в воду.

Я приоткрыл правый глаз: ровесник армянского Арменчика стоял у самой воды и улыбался, глядя на занервничавшую маму.

– Эмзар, предприми что-нибудь, а то Гивико плавать хочет!

– Оставь его, Манана, – сказал Эмзар. – Если у него мозгов нет, и он решил утонуть, то пусть тонет. А мне сын-дурак не нужен.

– Ты кретин, что ли?! – тут же взорвалась Манана. – Можно подумать у тебя одиннадцать сыновей, как футбольная команда. Одного еле родили... Гивико, иди сюда, сыночек! Иди к мамочке, мой золотой!

Гивико, спотыкаясь в песке, заковылял к родителям под зонт.

– Зря сюда приехали, – громко и категорично объявил Эмзар. – Надо было к Гураму в Кобулети. Человек от души приглашал, а теперь может обидеться.

– Не надоел тебе этот Кобулети? – возразила Манана. – В кои-то веки возможность выпала в Греции отдохнуть, как можно ею не воспользоваться?!

– Воспользоваться! – передразнил Эмзар. – Так воспользовались, что теперь полгода долги отдавать придется.

– Брат поможет, – твердо сказала Манана. – Отдадим.

– Отдам, – скорректировал муж. – От твоего брата одни траты – сегодня доллар даст, а завтра три попросит. Без него спокойнее... Все равно зря приехали – слово некому сказать, ни стаканом чокнуться, ни в нарды поиграть... Гивико, давай тебя в нарды играть научу.

Маленький Гиви, занятый похоронами в песке жучка, отказался, и Эмзар стал играть с женой.

– Гивико, оставь жука в покое – укусит, – предупредила Манана. – Жуки ядовитые.

Эмзар усмехнулся и выписал в воздухе неопределенный жест, должно быть говорящий о неком общем легкомыслии женщин.

– Это грузины – соседи наши, – раздалось слева от меня. – Я их язык узнаю. Надо познакомиться. Наверное, говорят на русском.

Карапет приподнялся на локте, желая высмотреть, с кем предстоит знакомиться. Остров отозвался на его движение легкой дрожью, а Эгейское море разволновалось чуть больше прежнего.

– Эй, земляк, - позвал Карапет со своего лежака. - Привет, друг! Грузины?

– Грузины, – ответил Эмзар. – А вы?

– Я так обрадовался, когда вас услышал, – продолжал Карапет. – Уже целую неделю здесь, а поговорить не с кем. У вас ведь нарды есть – может, сыграем?

– Просто так или на что-нибудь? – спросил Эмзар.

– Как хочешь – можно и на что-нибудь, – согласился Карапет.

– На барашка, – предложил Эмзар.

– Можно и на барашка, только где его готовить? – засомневался Карапет.

– Сегодня и здесь на месте! Знаю, где уголь продается, – оживился Эмзар и тут же цыкнул на готовую вмешаться в разговор жену:

– Не начинай!

Карапет и Эмзар, переговариваясь через меня, казалось, не замечали загоравшего между ними человека, и готовы были расположить свои нарды прямо на моей голове, не отползи я в сторону. Это им очень понравилось - освобождение мной пространства они приветствовали цоканьем языков и подняли вверх большие пальцы сжатых кулаков. Их жены тоже быстро познакомились, и, похоже, тут же начали обмениваться рецептами, потому что послышалось слово "чахохбили". Чтобы чада не мешали состязанию в нарды, Карапет купил у пляжного торговца раскрашенный под арбуз мяч, обозначил камнями ворота и велел им бить друг другу пенальти.

– Я буду "Барселона", – объявил Гивико на английском, когда понял, что Арменчик не знает грузинского языка. – А ты?

– Папа-джан, он говорит, что он "Барселона", а я кто? – спросил отца Арменчик. – Что сказать?

Карапет подумал и ответил:

– Скажи, что "Арарат".

– Гивико, – подключился уловивший название армянской команды Эмзар, – тогда ты не "Барселона", а "Динамо" Тбилиси.

– Ду шаш!* – гаркнул Карапет, бросая кости.

Загоравшие немцы и финны, недовольные, тихо загудели – размеренный отдых был явно нарушен.

– Они не русские, Аника, – послышалось где-то рядом. – Они говорят на русском, но русские не бывают такими смуглыми.

Новоиспеченные приятели с выкриками азартно кидали кости, громко стучали фишками и во весь голос комментировали складывающуюся партию.

– Одна проблема, – произнес Эмзар, задумавшись над очередным ходом. – Где большую кастрюлю взять? В магазинах мне на глаза ничего не попадалось, только мелкие.

– Зачем кастрюля? – удивился Карапет.

– Шашлык так пожарим, а чакапули как сварить? – пояснил Эмзар.

– Не надо кастрюль-мастрюль, – возразил Карапет. – Чобан-каурму я приготовлю – мясо нарубим, в шкуру запакуем, в песок зароем, угли сверху разожжем.

– А это вкусно? – поморщился Эмзар.

– Вместе с пальцами скушаешь, еще и язык проглотишь - гарантирую, – заверил Карапет, поигрывая перед броском костями. – Джуце мне надо... джуце... Есть джуце*! Есть!!! Сдавайся: один ноль в пользу меня!

- Надо говорить: "В мою пользу", - поправил Эмзар, но с проигрышем смирился и стал расставлять фишки для новой партии.

– Да, друг мой, – сказал он, оказавшись вскоре в выигрышном положении. – Хорошо, что мы тут встретились. А то двадцать литров собственного вина с собой привез, но выпить не с кем. Всего два десятилитровых штофа, но греки не хотели впускать. Еле уговорил, что это для меня как лекарство – необходимо против давления. Один только штоф пропустили. Второй обещали вернуть, когда обратно домой поеду. Но я одного грека встретил из Цалки – это у нас в Грузии такое место, где раньше одни греки жили, и он выручил – вытащил второй штоф. Только предупредил, чтобы я вино в пластиковые бутылки разлил. Для чего – не знаю. Но я так и сделал – жалко, что ли?! А ему - магарыч - пять литров подарил. Пятнадцать осталось.

У Карапета новая партия не задалась, и он мрачно заметил:

– Никогда не думал, что греки могут быть негостеприимными. Я ящик коньяка привез. Тоже долго уговаривал, чтобы пустили. И почему нельзя?

Солнце понемногу садилось. Загоравшие стали расходиться по отелям на ужин. Пляж почти опустел. Эмзар с Карапетом, оглашая воплями окрестности, продолжали метать кости и стучать фишками. Поодаль сбились в группу и испуганно поглядывали на них филиппинки, целый день достававшие всех на пляже предложением сделать массаж. Вызванная кем-то полиция ничего предосудительного в поведении Эмзара и Карапета не нашла – играют, ну и пусть себе играют в "бекгаммон", хоть и называют его на свой лад странным словом, только попросили меньше шуметь.

– Не дадут нам тут барашка приготовить, – погрустнел Карапет. – В нарды еле разрешили играть.

– Пожалуй, – согласился Эмзар. – А еще говорят, что у них свобода... Ладно, давай так поступим: пусть проигравший в ресторане готового барашка купит, вино-коньяк имеем. Кушать-пить ведь не запретят – отдыхаем, как хотим, и никого не обижаем.

Кто выиграл в нарды, а кто проиграл – не известно. Зато весь Родос видел, что кутеж Карапета и Эмзара на берегу Эгейского моря продолжался один день и две ночи. Взмыленные жены едва успевали убирать быстро пустевшие бутылки, объедки и подавать новую закуску. Вокруг пирующих образовалась пустота радиусом пятьдесят метров.

Карапет пил коньяк. Эмзар – вино, зато большими стаканами. Иногда они начинали петь. Однако каждый свои родные песни, и дуэт у них никак не складывался. В эти минуты кто-то из финнов или немцев, встревоженный двойным завыванием на таинственном языке, вызывал полицию. Но полицейским никак не удавалось застать Эмзара и Карапета именно в момент распития. Аккурат к их появлению бутылки с коньяком и вином волшебным образом пустели и благодаря шустрости отпрысков оказывались в дальних мусорных баках.

– Их не трогает полиция, – пожаловалась фрау Аника своему мужу после очередного ухода полицейских. – Где порядок, Генрих?

– Аника, мне кажется, что это русская кавказская мафия, – ответил супруг. – Полиция может ее опасаться. Возможно, это чеченская мафия. Я о ней что-то читал в "Берлинер Моргенпост".

– Террористен? – уточнила фрау Аника.

– Найн, – сказал Генрих. – Только мафия.

Заканчивалась вторая ночь беспощадной гульбы Эмзара и Карапета. Ближе к рассвету Карапет поднял вверх руки и сказал:

– Все, Эмзар-джан. Заканчивать надо. А то боюсь, что опьянею.

– Почему, Каро-джан? – удивился Эмзар. – Только-только разошлись, только-только познакомились, веселиться начали...

– Когда пьянею – это опасно, – признался Карапет. – Видишь тот корабль? Могу попробовать его захватить.

В порту на якоре стоял военный катер.

– Я тебе помогу, друг, – пообещал Эмзар.

Развевавшийся в свете прожектора греческий флаг на маяке вдруг тяжело поник.

– Но корабль – это полдела, потом будет сложнее, – понизил голос Карапет. – Могу поплыть отвоевывать земли предков.

– В этом тоже помогу, – Эмзара не покинула твердость духа. – Какие земли, брат?

– Там! – Каро торжественно протянул руку в направлении черневших на засиневшем предрассветном горизонте турецких берегов.

В старом Родосе в попытке примкнуть к воинственной парочке отчаянно заметался жаждущий мести сарацинам дух великого магистра рыцарей-иоаннитов Фабрицио дель Каррето. Но скованный с давних времен сарацинским проклятием уперся в непроходимые для него ворота Святого Антония, застонал в бессилии и, злобно плюнув в загулявшего туриста, вернулся в потайную комнату в величественном замке.

На праздновавших всю ночь в баре "Суомалайнен" победу своей хоккейной сборной над российской со счетом 3-2 финнов внезапно навалилась такая тоска, что даже любимое пиво стало им поперек горла.

Костас - седобородый рыбак в Линдосе, вдруг проснулся, обливаясь холодным потом. Его пес обреченно взвыл на крыльце. Набожный Костас перекрестился: "Смилуйся и прости меня грешного! Что за наваждение?"

В это же время герр Генрих подскочил на кровати триста второго номера в отеле "Ибискус" и замер, уставившись на свои тощие ноги.

- Что с вами, мой друг? – проворковала, не открывая глаз, фрау Аника.

- Дорогая! - дрожащим голосом объявил Генрих. – У меня предчувствие: сейчас начнет происходить что-то необычайное!

- Оставьте эти глупости, Генрих, - отозвалась фрау Аника, поворачиваясь на бок. – До восхода еще целых двадцать семь минут.

Когда герр Генрих, вняв совету супруги, послушно влез под одеяло, капитана турецкой береговой охраны Кямаля Тунчери охватило сильное беспокойство. Он долго и внимательно смотрел в прибор ночного видения, но ничего подозрительного не выглядел даже в нейтральных водах. Однако беспокойство безудержно нарастало, и капитан Тунчери объявил дежурным судам режим повышенной бдительности. Впоследствии вызванный в Анкару Кямаль-бей причину своего неожиданного решения заинтересовавшемуся происшествием начальству внятно объяснить не смог, неся околесицу о появившемся на родосском берегу небольшом дыме, но счастливо отделался устным взысканием.

– Может быть, все-таки для начала шашлык пожарим – собирались ведь? – вспомнил Эмзар. – Еще пару тостов имею сказать, а потом и твоим кораблем займемся.

Карапет помолчал и согласился. Эмзар тихо запел...

Утром потянувшаяся на пляж публика застала друзей у затухавшего костра. Под набиравшим силу родосским солнцем Карапет и Эмзар рыдали навзрыд, уткнувшись друг другу в плечи. О чем грустили приятели, никто из многочисленных отдыхающих не знал и не понял.

– Возможно, они потеряли товарища, Аника, – предположил герр Генрих. – У мафиози всегда много врагов, и они могут погибать. Даже на морском отдыхе.

- Все равно, мой друг, - возразила фрау Аника, – я не думаю, что прилично демонстрировать свои эмоции прилюдно. Еще и до первого завтрака.

И герр Генрих подумал о том, как ему повезло с умной женой.

* * *

* Брахи – на лорийском диалекте армянского языка: оставь, отпусти

* Ду шеш, джу це – на игральных костях, соответственно, две шестерки и две тройки.