Эльдар Мансуров широко известен среди меломанов как автор множества популярных песен, исполняемых на азербайджанской эстраде. На его песнях выросло целое поколение. Композитор пишет музыку разных жанров – симфоническую, камерную, хоровую. Мансуров - автор рок-балетов "Клеопатра" и "Олимп", рок-оперы "Семь красавиц" и музыки к нескольким азербайджанским кинофильмам. Один из его больших проектов – симфонический рок-мугам "Бахрамнаме", посвященный памяти отца, композитора, тариста Бахрама Мансурова. "Вестник Кавказа" побеседовал в Эльдаром Мансуровым - знатоком азербайджанских мугамов - о влиянии этого жанра на азербайджанскую современную музыку.
- Ваш отец был одним из первых, кто представил азербайджанский мугам в ЮНЕСКО. Насколько мугамы повлияли на ваше творчество?
- У нас мугамная семья. Мой прадед, дед, отец, дяди – все занимались мугамом. Я с юности занимался историей возникновения названий мугамов, происхождения этого жанра, сделал первую классификацию названий мугамов. Еще когда учился в консерватории, получил сертификат на студенческом конкурсе за исследования истории мугама.
В мугамах часто можно встретить названия определенных территорий. Например, "Баяты-Шираз" связан с городом Шираз, "Баяты-Исфахан" уходит истоками в Исфахан, "Нава-Нишапур" объединил в себе названия двух городов, "Герат-Кабили" – отсылка к афганскому городу.
В 1983 году я ездил с отцом на Самаркандский международный симпозиум по мугаму. Второй раз я поехал на симпозиум в 1987 году уже как музыковед, исследователь фольклора.
А еще в конце 1970-х годов к моему отцу приезжали зарубежные композиторы, теоретики музыки, он им рассказывал о мугамах на простонародном языке. Для них это было не очень понятным, и я выступал своего рода мостом между иностранцами и отцом – переводил его теорию в музыкальную терминологию. После смерти отца они поддерживали связь со мной, я устраивал для них мугамные вечера, приглашал учеников отца, других музыкантов. У меня в Баку гостил известный американский каманчист Джеффри Вербок.
- Как возникла идея создания рок-мугама "Бахрамнаме"?
- "Бахрамнаме" - очень большой проект. Многие творческие люди посвящают свои произведения родителям. Я хотел посвятить памяти отца что-то значимое и начал писать концерт для тара с оркестром. Посмотрел концерты для тара с оркестром Гаджи Ханмамедова, Саида Рустамова и решил создать что-то такое, чего раньше никто не делал, но не ниже их уровня.
Еще в конце 1960-х я играл в рок-группах. Мы все тогда были битломанами, и именно под влиянием Beatles я сформировался как музыкант. Также мне нравился синтез мугама и джаза в исполнении Вагифа Мустафазаде, симфонические мугамы Фикрета Амирова. После Амирова еще дирижер Ниязи написал симфонический раст-мугам. Тогда я и подумал, что можно попробовать соединить мугам с роком. Взял отрывки мелодий отца, кусок "Байяты–Шираз", поставил их в начале, в середине и в конце, а между вставил свою музыку. Потом я начал обогащать этот синтез, делать какие-то контрапункты. Это был первый подобный опыт на нашей сцене.
Потом я решил сделать рок-мугам для голоса с оркестром. Мне нужны были двое - рок-певец и ханенде. Я остановил свой выбор на певице Манане, которая поет и джаз, и рок, и в целом она хороший музыкант, а также привлек Эльбруса Абдулзаде - ученика Алима Гасымова. В результате получилось то, то что сегодня называется "Бахрамнаме". Это было моей данью памяти отца.
- Вы родились в мугамной семье. Что для вас лично мугам?
- Мугам – неотъемлемая часть нашей культуры, как язык. То, как мы разговариваем, как поем, как сочиняем - все это заложено в нас с рождения. Думаю, наша любовь к мугаму зарождается еще в утробе матери. Правда, сегодня некоторые мугаматисты, считают себя выдающимися, любят выпячивать свое "я". Считаю, никогда нельзя этого делать - бог дал, бог взял. Но все мы родились и все мы умрем с мугамом.
- Насколько сегодняшний мугам отличается от мугамов прошлых лет?
- Я себя считаю счастливым человеком, потому что жил в то время, когда можно было увидеть величайших музыкантов – это Кара Караев, Джовдет Гаджиев, Вагиф Мустафа-заде, Сеид Шушинский, Хан Шушинский. Сегодня их можно услышать только в записи. Я жил в лучшие времена!
В свое время один мугам состоял из 60-70 разных разделов, то есть гюше и шобе. В 1920-х годах основатель азербайджанской классической музыки Узеир Гаджибеков открыл музыкальное училище, пригласил музыкантов старшего поколения и с их помощью начал создавать программы для обучения мугаму. Благодаря этой программе, мугамы были сокращены с полутора часов до 15-20 минут. В свое время у нас был сложнейший и богатейший мугам. Увы, сейчас такого нет.
- Какие мугамные школы выделяются в Азербайджане?
- В Азербайджане самой известной считалась бакинская школа. Раньше в бакинских меджлисах устраивали мугамные вечера: там собирались знатоки, приглашали нескольких музыкантов - таристов, кяманчистов, певцов, объявляли, что сегодня прозвучит мугам "Чахаргях" или "Шур". Час-полтора пели. Кто что-то неправильно спел, того критиковали. Там собиралась очень умные, очень грамотные знатоки. Они не заканчивали таких консерваторий как сегодня. Мугам - это другая консерватория.
Знатоки на таких собраниях могли попросить ханенде спеть "Раст-Махур", "Раст-Хумаюн" и т.д. Можете себе представить, что это такое? Это же разные мугамы! Если тебе сказано спеть "Раст" и "Хумаюн", то ты должен начать с "Раста", потом перейти на "Хумаюн". Но прямо с "Раста" на "Хумаюн" невозможно перейти. Ты должен найти между "Хумаюном" и "Растом" промежуточный мугам. Спеть у этого промежуточного мугама какие-то разделы, перейти с "Раста" к "Шикестейи-фарс", потом к одному из трех мугамов - затем переходишь на "Сегях", исполняешь еще один промежуточный мугам и только после этого переходишь на "Хумаюн". Теперь надо завершить все это, а тем же путем невозможно вернуться. "Хумаюном" ты не имеешь права заканчивать. Однако ты должен закончить и опять вернуться в "Раст". То есть, образно говоря, ты поднялся на гору, теперь ты должен найти способ, чтобы оттуда спуститься, но нужно найти другой путь, чтобы завершить исполнение. Таким образом проверяли уровень мастерства ханенде.
- Целая философия…
- Так и было. Сегодня этого, к сожалению, нет. В то время если десять таристов играли и десять ханенде пели мугам, то все по-разному исполняли. Сегодня слушаешь наших исполнителей - хоть певцов, хоть инструменталистов - одно и то же играют. Они просто зазубрили. Это не от сердца идет. Это зубрежка.
- Вы занимались историей возникновения мугамов? Можете рассказать немного об этом?
- Музыка - это звук. Считается, что первым звуком был ветер, потом появились звуки воды, волн, потом звуки, издаваемые живыми существами. Звук появился раньше, чем человек. Постепенно, с формированием цивилизации, звуки начали складываться в более сложную музыку. И, как видим, сегодня у музыки нет границ.
Как говорил великий Узеир Гаджибеков, рассказывая о 12 основных мугамах, это храм с 12 колоннами, на которых держалось музыкальное сооружение, но после того, как этот храм был разрушен, каждый народ взял себе по кусочку из его обломков, создав собственный ладостроительный материал, собственный музыкальный храм в стиле, характерном для каждого народа.
Допустим, пакистанские раги. Наш мугам очень близок с пакистанскими рагами. С Ираном мы тоже схожи. Мы играли тот же самый мугам, который играли в Иране еще в позапрошлые века. Музыка во все времена попадала под влияние хода исторических событий. Поэтому, откуда конкретно пришел мугам, нельзя достоверно сказать.
В 1987 году на Самаркандском симпозиуме я рассказал об истории возникновения самого понятия "мугам". После моего выступления один из таджикских ученых возразил против азербайджанского мугама как независимого жанра: "Вы и Иран - это одно и то же". Я предложил ему сопоставить два мугама – азербайджанский и иранский. У них даже разделы разные. Допустим, раздел "Саряндж" в мугаме "Шур" у иранского и азербайджанского – совершенно разные, только название одно. Или тот же самый "Шикестейи- фарс", который присутствует и в "Расте", и в "Махур-хинди", и в "Сегахе", и в "Шуре". Называется "Шикестейи-фарс", но музыка разная. То есть, образно говоря, все люди одинаковые на земле, но одеваются они по-разному, так и в музыке.
- Есть версия, что мугам развивался под влиянием ислама из-за схожести с азанами (молитвами), а в последствии - под влиянием суфизма…
- А азаны с какого века стали частью исламской религии? С VII века! До этого не было музыки и поэзии? Может быть, мугамы стали основой для азана. Я не берусь утверждать, но и против тоже не могу идти.
Мой отец был сторонником классического мугама, он учился у своего отца. Но его современники пропагандировали изменения в мугамах, утверждая: "Это все старое, никому не нужное! Это все нас назад тянет, от этого надо избавляться". Сегодня есть молодые таристы, которые исполняют мугам. Они играют этюд на таре, показывая технические приемы, и считают, что давно пора забыть классический мугам. Но этюд - это уже не мугам, это вариации в стиле мугама. Мугам - это все-таки философия.
- Можно ли говорить, что мугам - чисто азербайджанское явление?
- Мы в Азербайджане исполняли присущий нам мугам. Классический азербайджанский мугам исполняли Садыгджан, Гурбан Пиримов, Мирза Мансур, мой отец. С приходом советской власти азербайджанский мугам начал немножко меняться, осовремениваться. Появились современные исполнители на таре, в частности Гаджи Мамедов, Ахсан Дадашов, Мамедага Мурадов и др. которые больше налегали на технику.
Техника исполнения меняется от поколения к поколению. Мое поколение любило мелодичную музыку, сегодня любят ритмичную. Раньше смотрели трехчасовую оперу, а сегодняшние произведения сочиняются не более на полутора часов. Мой двухактный балет "Клеопатра" идет два с половиной часа. Я его не ставил, потому что для нынешнего театра это очень долго. Сегодня люди стремятся к упрощению – время такое, глобализация. Упрощается архитектура, язык, музыка, в которой остается только ритм.
- Как вы оцениваете распространение мугама в мировом масштабе?
- Я всегда за то, чтобы мугам развивался, имел своих слушателей по всему миру. Когда к нам в дом приходили французы, немцы, венгры, они просто сидели и смотрели как играет отец. Именно глазами созерцали его игру. Не каждое исполнение находит своего слушателя. Хорошо, что мугам и сегодня пропагандируют у нас. Но в моем понимании, это все-таки вариации на темы мугама.
- Какова роль мугама в сегодняшней азербайджанской композиторской школе?
- Каждый в меру своих знаний старается в своей музыке его использовать. Я, например, показал в "Бахрамнаме", как отношусь к игре отца. Но есть у меня и другие сочинения в мугаме. Например, "Сагинаме" для тара и струнного квартета. В наше время жанр «Сагинаме» в азербайджанском мугаме исчез, сохранилось в исполнении только моего отца. "Сагинаме" когда-то пели и исполняли на меджлисах, его пел известный ханенде Джаббар Гаръягдыоглу, а отец его сохранил. Всего два таких мугама - "Сагинаме" Шур и "Сагинаме" Хумаюн. Я в своей музыке использовал один из этих "Сагинаме", и посвятил это произведение отцу. Я еще в студенчестве использовал классические мугамные произведения. Может, я даже неосознанно это делал, а лишь на ощущениях мугама, которые были заложены в меня с детства.
- Из современных мугаматистов больше всего в международном масштабе узнаваем Алим Гасымов. Как вы оцениваете его творчество?
- Алим Гасымов - это явление, великолепный певец. Он знает и классику, и современность. Он чувствует веяния времени, но это совсем другое. Он учился у выдающихся ханенде Агахана Абдуллаева, Гаджибаба Гусейнова, причем у Алима еще голос божественный.
- В музыкальном искусстве Азербайджана нет жанра, где не ощущалось бы влияние мугама, будь это балет, опера или джаз. Азербайджанцы придумали эти жанры. Это тренд, которому пытались соответствовать, или это связано с музыкальными вкусами азербайджанцев?
- Сегодня это тренд, а когда-то все действительно делали от души. Возьмите поэзию. Стихи Сеид Азима Ширвани, газели Физули, написанные в арузе - это же философия. Еще есть стихи баяты, это фольклор, то есть доступный язык. Сегодняшние песни отличаются от тех, которые звучали в 1930-х, в 1960-х годах. Совсем другие тексты. Совсем другие песни.