История и география «мягкой силы»

Главным теоретиком в сфере «мягкой силы» выступил американец Джозеф Най, который в администрации Рейгана был заместителем министра обороны, но тем не менее активно занимался разработкой теории применения инструментов «мягкой силы». Он определял «мягкую силу» как способность добиваться желаемого на основе добровольного убеждения партнеров в том, что то, что они делают, нужно им самим, хотя, по сути, они работают по схемам и моделям, которые нужны инициатору и источнику этой «мягкой силы».

У Ная есть достаточно большое число теоретических разработок по поводу «мягкой силы». В наборе для «мягкой силы», который Най считает наиболее актуальным, представлены и официальная дипломатия, и публичная дипломатия, и ценности, которые являются ключевым элементом «мягкой силы», и более традиционные инструменты, как распространение высокой и массовой культуры.

«Мягкая сила» как явление появилась в качестве инструмента внешней политики задолго до того, как ее смогли определить и идентифицировать теоретики. Появление этого инструмента связано с распространением средств массового воздействия на сознание людей, а масштабы использования «мягкой силы» также, очевидно, завязаны на эффективность этих инструментов. Сами инструменты известны: в исторической последовательности это сначала газеты, затем радио, затем телевидение, затем интернет. Отсюда и время масштабного распространения применения «мягкой силы», где главный скачок наблюдается в послевоенный период, начиная с 1950-х и, очевидно, в 1960-е и далее годы. По времени появление «мягкой силы» как инструмента внешней политики совпало с периодом холодной войны, с обострением идеологического противостояния, хотя совершенно понятно, что подходы в этом идеологическом противостоянии тогда у основных участников были несколько разные. В Советском Союзе занимались распространением советской идеологии, где в центре было процветание государства, а те же самые американцы как наши основные соперники по той войне занимались продвижением «американской мечты», где в центре так или иначе было благосостояние человека.

По мере того, как стали распространяться приемы «мягкой силы», постепенно стали утрачивать монопольное положение факторы «жесткой силы» - те самые армия и флот, до того являвшиеся единственными союзниками государств, занимавшихся внешнеэкономической и внешнеполитической экспансией. В этом смысле «жесткая сила», на мой взгляд, отличается от «мягкой силы» одним главным обстоятельством. «Жесткая сила» - это подчинение себе территорий, на которых живут люди, а «мягкая сила» - это овладение умами людей, которые распоряжаются соответствующими территориями. Если во времена той самой «холодной войны» Советский Союз и США имели если не абсолютный, то относительный паритет и по «жесткой силе», по армии и флоту, и по «мягкой силе», и притягательность советской модели, при всей ее одиозности, тем не менее, была весьма и весьма ощутимой для многих.

Вслед за американцами к инструментарию «мягкой силы» в последние два-три десятилетия активно двинулись и европейцы. Там нет единой теории того, как это должно быть, но есть общие элементы этой конструкции, которые в сознании людей представлены в качестве счастливой, свободной и процветающей Европы. Это самый успешный интеграционный проект в истории человечества под названием Европейский союз. Это активная помощь партнерам. Это распространенность европейских языков, высокие стандарты в сфере образования, в сфере демократических институтов.

Есть, разумеется, и специфика: для Германии, скажем, это очень мощные бизнес-бренды, которые, очевидно, являются притягательным моментом, для Франции или Италии это может быть мода, кухня или дизайн, не говоря уже о футболе. Тем не менее совершенно очевидно, что Европа занимается сейчас не просто разработкой теории, но применением на практике концепции «мягкой силы» не менее активно, чем это делают американцы.

Пять лет назад в эту работу с удовольствием включились китайцы. На последнем съезде КПК китайский лидер представил в собранном виде свое видение концепции «мягкой силы», хотя в китайском языке термин «мягкая сила» не применяется – там два иероглифа, один из них «мягкий», второй все равно «сила», и они ищут для себя другие термины.

Концепция, которую утвердил для себя Китай, сводится к трем основным «китам». Первый - культурная экспансия, реклама китайской истории, философии, культуры. Второй - прямая помощь партнерам, это записано в китайской концепции. Третий – неконфронтационная внешняя политика, когда китайцы даже в самых острых ситуациях, как-то нынешний кризис вокруг Сирии, с удовольствием предоставляют право другим (в некоторых случаях это Россия) выходить на передний фронт борьбы, поддерживая соответствующие позиции, но не беря на себя пальму лидерства.

Мы можем претендовать на паритет по «жесткой силе», но мы, очевидно, не обладаем этим паритетом в сфере силы «мягкой». На каком мы находимся месте по мощи нашей «мягкой силы»? Есть несколько экспертных оценок. Они все, разумеется, страдают определенным субъективизмом. В качестве примера взят один американский источник, где Россия находится на 28 месте, уступая даже таким странам, как Чили. Здесь критерии исследователями раскрываются достаточно туманно. И есть более комплиментарный для России рейтинг, который был подготовлен совместно фондом «Сколково» и компанией Ernst&Young, где Россия уже на 10 месте. Здесь подход, на мой взгляд, несколько более научный. Предлагается 13 критериев, разделенных по трем категориям: имидж государства в глобализующемся мире, соответствие мировым нравственным нормам и ценностям, глобальная интеграция. Внутри этих критериев много специфичных показателей: место вузов в глобальном рейтинге, вхождение национальных политиков в первую сотню самых влиятельных политиков мира по версии журнала Time, количество олимпийских медалей, внимание к экологии. Даже этот комплиментарный рейтинг говорит о том, что Россия совершенно точно не находится на передовых позициях с точки зрения использования той самой «мягкой силы».

Что касается российской концепции «мягкой силы», надо признаться – ее пока в собранном виде просто-напросто не существует. Есть огромное число различных версий, что могло бы быть такими вот «фенечками», факторами, специфически относящимися к России и способными стать привлекательными в глазах наблюдателей за нашей страной из-за рубежа. Разброс мнений совершенно колоссален – от традиционных ссылок на великую русскую культуру, прозу, поэзию, вплоть до нашей нетронутой экологии, загадочной русской души, способности уживаться в рамках одного государства многим культурам, национальностям и конфессиям, наша приверженность своим обязательствам, договороспособность.

Мы сейчас получили поддержку МИД к тому, чтобы подготовить план действий правительства в сфере «мягкой силы». Пока это только идея, это проект, который только начал свое путешествие по министерствам и ведомствам. Не исключаю, что мы сможем выйти на согласованный документ для его последующего утверждения на уровне правительства РФ в будущем году, и тем самым создастся необходимая нормативная база для работы в этом направлении. Сейчас Россотрудничество представлено в 76 странах мира. В том числе у нас физически есть 59 российских центров науки и культуры. Если получится пройти вперед и в нашей нормативной работе, и в наших бюджетных заявках, то в ближайшие три года мы бы хотим удвоить представительства в СНГ с нынешних 15 центров до 30 и еще больше расширить наши представительства в других странах.

Мы готовы работать с нашими партнерами, не навязывая им предварительных условий. Те же самые американцы или европейцы обставляют комфортное сотрудничество с собой любимыми огромным количеством условий, когда нужно следовать каким-то определенным моделям, обязательствам, вступать в соответствующие организации и только после этого становиться для США либо для европейских гигантов партнерами, если не равноправными, то, во всяком случае, интересными. В этом смысле для меня очевидно, что российская модель поведения в современном мире, когда мы этих предварительных условий не навязываем, может быть для очень и очень многих наших потенциальных партнеров привлекательным фактором. Это, разумеется, безопасность, где Россия последовательно, выступая последовательно в поддержку основополагающих принципов международного права, равенства участников, отказа от применения «жесткой силы», приоритета переговорного механизма тоже может быть серьезным противовесом тем моделям решения современных проблем, которые предлагают сейчас миру американцы и из евроатлантические союзники. Я имею в виду ту модель решения проблем, с которой столкнулись в последнее время те же государства Ближнего Востока и Северной Африки. Ну и, наконец, это готовность уважать наших партнеров и не вмешиваться в их внутренние дела.