Как проявили себя армянская диаспора и Церковь в послевоенный год

Процесс послевоенного урегулирования, о котором лидеры России, Азербайджана и Армении активно заговорили во второй половине уходящего года, не нашел отклика в среде представителей армянской диаспоры и Церкви. Диаспоральные структуры существенно ограничили связи с представителями политического истеблишмента Армении, сведя их до уровня бизнес контактов, а некогда активные деятели Армянской церкви и вовсе предпочти исчезнуть из публичного пространства.

Победа партии Пашиняна на внеочередных парламентских выборах, а также признание им неотвратимости мира, основанного на принципах ноябрьского Заключения по Карабаху, зачистило информационное пространство Армении. Диаспора, как и Церковь, самоустранилась от ситуации в послевоенном урегулировании. Признание Пашиняном необходимости создания Зангезурского коридора и последовавшее за этим подтверждение того, что в 1993 году Совет Безопасности ООН принял резолюцию о Нагорно-Карабахском регионе Азербайджана, где он признает суверенитет Азербайджана, должны были вызвать оперативную реакцию со стороны армянского духовенства, а также зарубежных лоббистов интересов карабахских сепаратистов. Однако заявление Пашиняна было всеми проигнорировано, в том числе активными членами националистической оппозиции, которая сосредоточилась на решении внутрипартийных вопросов.

Война завершена, политическая ситуация изменилась, Москва и Брюссель пропагандируют мир и добрососедские отношения между Арменией и Азербайджаном, призывая Баку и Ереван приложить усилия для формирования механизмов преодоления оставшихся противоречий. Однако некогда популярная диаспора, а также влиятельная Армянская церковь не выступают с какими-либо миротворческими инициативами. Диаспоральные структуры США и Европы пребывают в стагнации. Антитурецкая и антиазербайджанская риторика давно стали элементом идентичности зарубежного армянства, поэтому преодоление многолетних армяно-турецких и армяно-азербайджанских противоречий способно расколоть и без того разрозненных армян на более мелкие этнополитические структуры.

Отошедшее в тень национальное духовенство ожидает завершения процесса делимитации границ для определения ареала дальнейшей деятельности. Складывается впечатление, что армянские священнослужители хотели бы ограничить переговорный процесс между Баку и Ереваном, поскольку аналогичная политика, которой придерживается диаспора, в руках духовенства долгое время была инструментом внутриполитического влияния. Теперь, когда оккупационная политика свернута и стало очевидно, что территория бывшей "НКР" не будет восстановлена, Армянская церковь не может быть уверенна в получении каких-либо компенсаций в результате прошлогоднего конфликта. Поэтому духовенство ставит под сомнение целесообразность своего дальнейшего функционирования в пространстве миротворческой миссии российского военного контингента.

Вероятно, ни Церковь, ни диаспора не имеют понятия, что нужно делать во благо армянской общественности в условиях мира между соседями. Кажется, других шагов, кроме призывов к мобилизации, в арсенале проповедников современной армянской культурной парадигмы нет. Соответственно нет интереса оказывать поддержку процессу послевоенного урегулирования.

Однако если интересы диаспоры еще можно грубо охарактеризовать словом "политика", то остается непонятным, почему в нынешней непростой ситуации молчит Эчмиадзин, и почему в рядах армянских переговорщиков ни одного советника Гарегина II.

Возможно, сразу после поражения в войне, в период народных волнений, Пашинян не принял судьбу, которую ему предопределила церковь, диаспора и ряд структур армии. По логике оппонентов, премьер-министр должен был уйти в отставку, вобрав в себя все последствия поражения, и стать козлом отпущения. Таким образом, Пашинян снял бы ответственность за провал со всех кроме себя, предоставив военным, священникам и прочим популистам, проводить привычную политику уже в иных территориальных границах, но с прежней идеологией и укладом жизни. Однако Пашинян отказался принять уготованный ему сценарий, поэтому спустя год после войны он не реагирует подчеркнутую безучастность церковных и диаспоральных структур.