8 августа исполнится пять лет с начала последней, самой короткой и в то же время самой результативной войны в Южной Осетии. Эта кампания решила давний вопрос: сохранит ли Россия свое политическое влияние к югу от Кавказского хребта, восстановит ли она свой статус великой державы, способной принимать решения вопреки желаниям блока НАТО?
Нельзя сказать, что современная ситуация на Кавказе полностью устраивает Россию. Существует несколько проблем, которые еще не решены и не потеряли остроту – вопросы борьбы с терроризмом, отсутствие соглашений о прекращении огня между Грузией и ее бывшими автономиями, рост антироссийских настроений в определенных кругах на Северном Кавказе и т.д. Однако нельзя сказать, что хотя бы одна из этих проблем была инспирирована российским военным вмешательством в августовскую войну. Напротив, именно это вмешательство затормозило негативные процессы.
В период между 1992–2008 гг. Россия в сотрудничестве со структурами ООН осуществляла миротворческую операцию в зоне грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов. Русские миротворцы выполняли разделительную функцию в целом весьма успешно. Однако наступил момент, когда миротворческая миссия если не исчерпала себя, то во всяком случае показалась одному из участников конфликта бесперспективной. Грузинское правительство приняло решение начать боевую операцию в Южной Осетии именно в тот момент, когда возникла надежда решить конфликт военным путем.
Почему появилась эта надежда? Прежде всего потому, что военный потенциал Грузии, благодаря обильному американскому финансированию, к тому времени неизмеримо возрос. В начале 1990-х осетинское ополчение сумело отстоять Цхинвал, а абхазские вооруженные силы при поддержке добровольцев с Северного Кавказа и других регионов России нанесли грузинской армии тяжелое поражение – не в последнюю очередь за счет крайне низкой боеспособности грузинской армии. В ней присутствовали вполне боеспособные части, но преобладали иррегулярные формирования с высоким содержанием уголовников и просто маргинальных личностей, получивших в руки автоматы. Такая армия терпела поражения и от абхазов, и от осетин, и от мегрельских повстанцев. Но обстановка изменилась уже в середине 1990-х, когда министр обороны Вардико Надибаидзе (считавшийся ставленником Москвы и в 1998 году именно по этой причине вынужденный уйти в отставку) возродил разбитую грузинскую армию. Надибаидзе избавился от бандитов, восстановил дисциплину и привел грузинские войска в нормальное состояние. Опытные абхазские полевые командиры уже в то время понимали, что воевать с такой армией будет несравненно труднее.
С приходом к власти Михаила Саакашвили началась «гонка вооружений». Известно, что военный бюджет Грузии только за первые четыре года его правления увеличился более чем в 30 раз, а численность армии к 2008 году доведена до 32 тыс. человек. Грузины начали производить собственную бронетехнику, а в подарок от НАТО получали в среднем по одному боевому судну в несколько месяцев. Понятно, что разгромить такую армию ни абхазам, ни осетинам уже не было по силам даже совместно.
Ввод российских войск для защиты Южной Осетии оказался спасительным. Мало того, Россия продемонстрировала сообществу народов Северного Кавказа, что готова вооруженным путем защищать близкие им народы – абхазов и осетин. Правда, в этот период грузинская пропаганда уже работала над новой идеей – примирением с бывшими противниками за Кавказским хребтом. С 2008 года, после поражения от российской армии, в Тбилиси многократно умножили эти усилия. Игра оказалась успешной: на Северном Кавказе появились течения, стремящиеся к пересмотру прежнего безоговорочного курса на защиту и поддержку Абхазии и Южной Осетии. Но нет сомнений, что если бы российские войска не пришли на помощь осетинам, если бы позволили Саакашвили остаться победителем (к чему он был очень близок), антироссийские настроения не исчезли бы, мало того – усилились бы еще больше. Проявив слабость и инертность, Москва неизбежно утратила бы уважение кавказцев и тем самым – стратегическую инициативу, которую сегодня сохраняет в полной мере.
В этой ситуации не слишком важно отсутствие соглашения о прекращении огня на грузино-абхазской и грузино-осетинской границах. Да, независимость Абхазии и Южной Осетии не подкреплена мирными договорами, но в мировой истории есть бесчисленное количество случаев, когда перемирие оказывалось прочнее, чем мир, заключаемый «на века». А до тех пор, пока военный потенциал России достаточно велик, она может не обращать внимания на политическую «необустроенность» у своих южных границ.
Это подтверждается и событиями в Грузии за последний год. Падение могущества Единого национального движения и поворот к более позитивной по отношению к России политике произошел сам собой, без вмешательства со стороны Москвы. К такому результату привела одна лишь последовательность во внешней политике. И есть вероятность, что могут последовать и другие успехи.