Святая София: мудрость, превращенная в камень

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган дал поручение проработать вопрос об изменении статуса собора Святой Софии в Стамбуле — памятника византийского зодчества, который был возведен в 532–537 годах по указанию императора Юстиниана, после падения Византийской империи в 1453 году преобразовн в мечеть, а уже в XX веке стал музеем был включено в число памятников всемирного наследия ЮНЕСКО. Решение о преобразовании музея в мечеть должно быть оглашено не позднее середины июля.

В Москве, признавая, что это внутреннее дело Турции, все же призвали Анкару не торопиться с решением. Патриарх Кирилл заявил, что "сохранение нынешнего нейтрального статуса Святой Софии, одного из величайших шедевров христианской культуры, храма-символа для миллионов христиан по всему миру, послужит дальнейшему развитию отношений между народами России и Турции, укреплению межрелигиозного мира и согласия"; а российские парламентарии попросили депутатов Великого национального собрания Турции "всесторонне проанализировать складывающуюся ситуацию" и призвать ответственных лиц "при принятии решения о статусе храма-музея Святой Софии в Стамбуле проявить мудрость и не подвергать ревизии решение основателя современной Турции Мустафы Кемаля Ататюрка, которое на долгие годы превратило Святую Софию в символ мира и межрелигиозного согласия".

Между тем, очевидно, что какое бы решение ни приняла Анкара, собор все равно останется великим памятником красоты и мудрости, которому уже посвящено и еще будет посвящено немало произведений литературы и искусства.

Вспомним хотя бы Милорада Павича, в свое время залюбовавшегося неизмеримой высотой Святой Софии:

"В босфорском тумане, в зеленой воде утреннего воздуха, стояла, как в небе, огромная Церковь Церквей, константинопольская Святая София, гордость разрушенного Византийского царства, самый большой храм христианского мира, уже давно превращенный в мечеть".

"Он разулся и вошел под огромный купол храма Мудрости".

"Сначала он по мощенным камнем проходам поднялся наверх и с хоров и галерей храма оглядел пространство внизу, похожее на площадь, которая закрывалась девятью дверями. Он обошел верхние галереи, где его встретили мерцающие в темноте глаза тех мозаик, которые еще не облупились. На него смотрели лики Христа и Богородицы...

а рядом с ними и поверх них были закреплены кожаные щиты с сурами Корана, которые он не мог прочитать, потому что был неграмотным".

"Тысяча лампад мерцала в глубине над полом церкви, и человеку показалось, что он видит ночное звездное небо не снизу, как это обычно бывает, а сверху, как Бог".

"Не спуская глаз смотрел на Святую Софию, используя даже это время своего удаления от Мудрости для того, чтобы крепко-накрепко запомнить каждую особенность этих огромных стен и фронтонов, которые трудно было окинуть одним взглядом".

"Зодчий так старательно упражнял свою зрительную память, что его взгляд створожился и превратился в сгусток, а глаза стали похожими на два камня, выпущенных из пращи. В конце концов он стал не только видеть небо снаружи храма, но и во всех тонкостях запоминать очертания той благоуханной пустоты, которая находилась внутри; в свете лампад она заполняла пространство и держала на себе оболочку стен".

"… живописцы иногда смотрят не на цветок, который рисуют, а на пустоту, окружающую его, считая, что надо изобразить границы пустоты, а не очертания цветка. Вот и он, удаляясь от Святой Софии и заучивая наизусть каждый ее уголок, каждое ее окно, невольно запечатлел в своей памяти и кусочек неба, повторяющий очертания купола, кусочек, на который один раз взглянешь – и уже никогда не забудешь. Ведь далеко не безразлично, позади какого предмета или существа находится пустота. Пустота – это, по сути дела, болванка, принимающая форму того предмета, который в ней только что находился, пустота беременна тем предметом, который ее заполнял. Мир вокруг нас и внутри нас полон таких беременных пустот".