Екатерина Сокирянская: «Начался процесс демонтажа дагестанских кланов»

Дагестан, один из самых проблемных субъектов федерации, всегда находился в хоне пристального внимания экспертов. На днях из неспокойной республики, где полгода назад сменилась власть, вернулась глава представительства Международной кризисной группы в России, член совета "Мемориала" Екатерина Сокирянская. Она поделалась к корреспондентом «Вестника Кавказа» своими впечатлениям от изменений в Дагестане.

- Екатерина, с приходом Рамазана Абдулатипова на пост исполняющего обязанности главы Дагестана в республике многое стало меняться. К лучшему или к худшему? Какие изменения кажутся вам наиболее важными?

- Уже почти полгода прошло с тех пор, как Рамазан Абдулатипов сменил Магомедсалама Магомедова на посту главы Республики Дагестан. Рамазан Гаджимурадович очень активно взялся за работу. Он очень много ездит по республике, по районам, инспектирует работу муниципальных образований, учреждений, предприятий, критикует происходящее в республике, ставит очень жесткие диагнозы, распекает чиновников, иногда открыто обвиняя их в воровстве и неэффективности. Его диагнозы вполне обоснованы и нисколько не преувеличены. Те, кто следит за событиями в Дагестане, отмечают, что институты государственной власти и система госуправления там разлагаются и фактически приватизированы, что уровень коррупции беспрецедентен даже по сравнению с другими регионами Северного Кавказа.
Абдулатипову уже удалось сделать ряд серьезных шагов. Он много работал над изменением республиканского бюджета с целью снижения дефицита и повышения доходной части. Он, по всей видимости, всерьез взялся за работу с муниципальными образованиями. Перед главами муниципальных образований поставлена задача сокращения аппаратов муниципалитетов, а также повышения собираемости налогов и доходной части бюджета. Более того, Абдулатипов пригрозил, что те главы муниципальных образований, которые не смогут повысить собираемость налогов хотя бы до 10%, будут уволены. Это действительно очень важная работа, потому что, как известно, значительная часть экономики Дагестана находится в тени. Это не только приусадебные хозяйства, которые едва кормят своих владельцев и дают им возможность продать излишки. Это достаточно крупные предприятия, которые не платят налоги или платят не в полном объеме.
Обеление дагестанской экономики – очень важная работа. Другое дело, что возложить ее на плечи муниципальных образований будет неправильно. С муниципальных образований нужно требовать, но и помогать нужно, потому что это очень сложный и небезопасный процесс, и, в общем, достаточно криминализованный в республике. Глава много времени уделяет развитию систем образования, здравоохранения, много говорит об этих проблемах, критикует врачей, говорит о том, что они работают плохо. Он признает, что зарплаты маленькие, но говорит, что как работают, так и платят. Все это важно, и важно посылать правильные сигналы обществу, правильные сигналы государственным чиновникам и сотрудникам социальной сферы. Но опять-таки в сфере образования, в сфере здравоохранения существует очень много системных проблем, требующих системного решения. Мы надеемся, что они будут намечены, и руководство Дагестана будет двигаться в направлении их решения.

- Вы почувствовали изменение подходов в борьбе с экстремизмом?

- Да, одновременно с изменением курса социальной политики, обновлением власти Абдулатипов также изменил подходы к работе по противодействию экстремизму и борьбе с терроризмом. Я связываю это не с его собственными установками, а с тем планом по изменению ситуации в Дагестане, который есть у руководства в России. Думаю, что Абдулатипов сменил Магомедова на посту главы республики в том числе в связи с изменением вектора политики в отношении религиозных общин и в отношении борьбы с вооруженным подпольем. Полгода спустя все меры по противодействию экстремизму, которые тестировались при прежнем президенте, свернуты. Ликвидирована комиссия по адаптации боевиков – это был единственный мирный механизм по мирной реинтеграции, выведению людей из «леса» и возвращению к мирной жизни. Эту комиссию очень критиковали, и часто правильно, однако механизм работал, и его можно было совершенствовать. Нужно было его развивать.

- О мирной реинтеграции уже не идет речи?

- Сейчас создана новая комиссия с гораздо более широкими полномочиями. Мандат этой комиссии не очень понятен, пока не очень прозрачен ее состав. Непонятно, входят туда силовики или нет, на каком уровне, кто из общественников будет принимать в ней участие. Абдулатипов настаивает на том, чтобы процесс адаптации был анонимным, чтобы было неизвестно, кто сдается. Но непонятно, насколько прозрачен будет состав комиссии, людей, которые будут принимать эту сдачу. Это, с одной стороны, понятно, потому что излишний пиар, за который критиковали предыдущую комиссию, отвращал многих от желания туда обратиться, людям просто не хотелось переживать публичный суд над ними, судилище такое, публично раскаиваться. Кроме того, это было опасно для некоторых - когда человек сдается, особенно если еще выдает какую-то оперативную информацию, то по отношению к нему могут быть совершены акты возмездия.
Тем не менее совершенно непрозрачной сделать работу этой комиссии невозможно, потому что иначе общество не будет понимать, что происходит, и возможны злоупотребления. Мы уже сейчас, к сожалению, получаем сигналы из населенных пунктов о том, что начальники некоторых населенных пунктов могут вести работу по принуждению людей к сдаче, злоупотреблять этими возможностями и прозрачностью.

- Заметили ли вы какие-то изменения в политике властей для решения межконфессиональных проблем?

- Очевидно, идет жесткая зачистка религиозного поля. Если при Магомедсаламе режим в отношении умеренных салафитов был значительно либерализован, они могли участвовать в общественной жизни, они наладили большую работу по просвещению, образованию, какие-то неправительственные организации были открыты, там даже футбольная лига существовала, вовлекали молодежь в легальную активную религиозную жизнь, сейчас почти все эти инициативы перестали работать – и курсы, и центр по шариатской медиации, и медресе салафитские были закрыты, все, кроме одной. Многие лидеры подвергаются слежке, репрессиям, давлению. Часть значительная была вынуждена уехать. Кто-то находится на полулегальном положении. Кто-то был убит. Безусловно, это ведет к тому, что умеренная часть салафитского сообщества уйдет на полулегальное, полуподпольное положение, даже если не возьмет в руки оружие. Лишь небольшое меньшинство салафитской общины берет в руки оружие. Тем не менее при отсутствии возможности свободных действий, а также в условиях репрессий, которые прокатились по многим селам Дагестана, можно ожидать радикализации этой общины и ухудшения ситуации с безопасностью.
Мы много общались с людьми в городах и селах Дагестана - очевидно, что взят курс на очень жесткую зачистку религиозного поля. Проходят задержания с грубыми нарушениями уголовно-процессуального законодательства. Применяются пытки, внесудебные казни. Кроме того, в ряде случаев людей задерживают после того, как у них в доме обнаруживают оружие, и есть основания полагать, когда более пристально изучаешь материалы дела, говоришь со свидетелями, что это оружие могло бы быть подброшено. Дальше фабрикуются уголовные дела, адвокатов не допускают, у людей в дальнейшем обнаруживаются следы избиений и пыток. Это все попадает в интернет, это все очень активно обсуждается, и обстановка очень сильно накаляется.

Я не была в Дагестане несколько месяцев, и поездка, из которой мы только вернулись, оставила, честно говоря, очень тяжелое впечатление. Потому что действительно напряжение очень сильно растет. Как нам сказали в одном из сел, где мы были после того, как в этом селе в мечети очень грубо силовики задержали молодого человека и избили, многие определились. Часть, у кого были деньги, уехали за границу, у кого были родственники – уехали в центральную Россию, а у кого не было ни того, ни другого – «выселились», как говорят в Дагестане, то есть ушли в «лес». Безусловно, такие репрессивные меры толкают людей в подполье, и это очень тревожно.

- Журналисты, несмотря на угрозу безопасности, работают в Дагестане профессионально?

- Дагестан вообще самое опасное место в России для журналистов. Убиты 17 журналистов, но ни одно из этих убийств по-настоящему не расследовано. Последнее убийство Ахметнаби Ахметнабиева – серьезный и жесткий удар по всем независимым общественным силам в Дагестане. Ахметнаби был известен своими независимыми публикациями по очень разным проблемам, от проблем здравоохранения до нарушения прав человека и вопросам, связанным с повседневной жизнью дагестанцев. Он по образованию врач-кардиолог, и он практиковал до последнего, был врачом. При этом много писал, работал почти 7 лет корреспондентом “Кавказского узла”, был заместителем редактора газеты “Новое дело”, писал для “Кавказской политики”. Мы, люди приезжающие из Москвы, часто обращались к нему, когда нам нужно было поработать по каким-то сюжетам или помочь с контактами. Он всегда это делал. Его анализ Дагестана, ситуации в Дагестане всегда был очень взвешенным, очень честным и очень важным для тех, кто наблюдает за ситуацией в республике со стороны. Убийство Ахметнаби это, безусловно, акт террора – террористический акт, это сигнал, который был послан всем тем, кто пишет, говорит о самых сложных проблемах Дагестана в самой республике.
После убийства Ахметнаби несколько общественных деятелей Дагестана получали угрозы. За ними следят, у их домов стоят машины с затемненными стеклами. Буквально за последние несколько дней три человека из Дагестана в разговорах сказали мне: “Если меня убьют, пожалуйста, опубликуй то, о чем мы с тобой говорили в последний раз” или “Если меня убьют, знай что...” К сожалению, все думают, кто будет следующий. И мы очень переживаем, опасаемся за наших коллег, которые работают на местах.

- Как бы вы прокомментировали задержание одного из самых влиятельных чиновников Дагестана Саида Амирова?

- Арест мэра Махачкалы - очень важный и значимый шаг, который очень поднял рейтинг Абдулатипова. То, что Амирова могут задержать, никто не мог себе представить еще за неделю до этого задержания. Казалось, что он настолько властный и влиятельный человек, настолько контролирует все в республике, и у него такие мощные связи за пределами региона, что с ним этого никогда не случится. Тем не менее разговоры о его незаконной деятельности, его возможной связи с криминальным миром и его возможной связи даже с подпольем ходили по Дагестану уже очень длительное время. Поэтому большинство из тех, с кем мы разговаривали и общались сейчас в Дагестане, восприняли это задержание с большим удовлетворением и оптимизмом.
Вопрос в том, будет ли это единственным шагом на пути демонтажа дагестанских кланов, или же правоохранительные органы пойдут работать по другим важным группам влияния? Работа по борьбе с коррупцией должна быть системной. Иначе освободившийся ресурс будет просто перераспределен между другими группами влияния, изменится немножко баланс сил, однако правила игры не изменятся. И качество государственного управления в Дагестане не изменится. А это качество – катастрофическое.
Государственные институты в Дагестане, по сути, разложились. Там нужно восстанавливать государственность, а сделать это невозможно без очищения республики от криминальных кланов. В Дагестан идут значительные средства из федерального центра в виде дотаций и субсидий. И эти деньги в значительной части, не доходят до тех, кому они предназначены. И поэтому улучшений мы и не видим. Дотации перечисляются, но системного изменения и улучшения нет. Чтобы деньги шли туда, куда нужно, нужно действительно очистить власть. И лозунги, с которыми пришел Абдулатипов, связаны с борьбой с коррупцией, с очищением Дагестана от кланов, они очень глубоко резонируют в обществе и вселяют в него надежду.

Читайте нас в