Кавказская судьба Лермонтова

В октябре нынешнего года исполнится 200 лет со дня рождения Михаила Лермонтова. Самые значительные произведения великим русским поэтом и прозаиком были созданы по кавказской теме. Лермонтова с полным правом можно считать кавказским автором, который наряду с Пушкиным и Толстым великолепно рассказал россиянам о Кавказе XIX века, новых землях империи. По сути, эти великие русские поэты и писатели еще тогда дали здравые наставления тем, кто занимается выстраиваниям русско-кавказских отношений. Юбилей Михаила Лермонтова «Вестник Кавказа» рассматривает в том числе и как повод вспомнить миротворческие идеи русского поэта, по сей день чтимого на Кавказе.

Михаил Лермонтов объехал Кавказ от Тамани до Кизляра, побывал в Кахетии, в Шуше, Шемахе и Кубе. Создал великолепный роман и множество поэтических произведений. Записал на русском языке азербайджанскую сказку «Ашик-Кериб». Приступил к изучению азербайджанского (татарского, как тогда говорили) языка, который «здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе...» (из письма поэта С.А. Раевскому). В своих произведениях он представил жизнь многих кавказских народов. Кавказская ссылка поэта обернулась для него и всей русской литературы великими достижениями.

Но можно ли считать наказанием для человека ссылку в край, о котором он впоследствии напишет: «Как сладкую песню отчизны моей, люблю я Кавказ!»? Среди российских интеллектуалов XIX века, отправленных в качестве наказания в Сибирь, были и такие, кто восторженно отзывался об этой суровой земле. Плодотворным, например, сибирский период оказался для Фёдора Достоевского, написавшего в ссылке повести «Маленький герой», «Село Степанчиково и его обитатели», «Дядюшкин сон». Но «кавказские" ссыльные, в отличие от «сибирских», оставили в русской литературе множество впечатляющих и восторженных романтических красок, несмотря на затяжную войну. И Лермонтов в этом списке занимает особое место. Смог бы он написать о Сибири нечто подобное: «И над вершинами Кавказа изгнанник рая пролетал… И перед ним иной картины красы живые расцвели: роскошной Грузии долины ковром раскинулись вдали; счастливый, пышный край земли!» Гений, конечно бы, написал нечто особенное и про холодную Сибирь, но судьба привела его на Кавказ, где он и стал именно тем Лермонтовым, которого знают во всем мире. Знают как глубочайшего русского кавказского литератора.

Уже в наши дни стал очевидным факт, что для Кавказа Лермонтов значит гораздо больше, чем для всей остальной России. По-крайней мере, память о великом поэте кавказцы чтут до сих пор, не забыли его даже в постсоветскую меркантильную эпоху. Об этом говорит интересная деталь – на Кавказе наиболее известных памятников Лермонтову гораздо больше, чем в остальной России. Давайте перечислим «российские» памятники поэту: московские на Красных воротах и в Музеоне, питерские на Лермонтовском проспекте и около Адмиралтейства, в Тарханах (не считая надгробия), в Пензе, Тамбове, в Новгороде есть скульптурное изображение поэта на фризе многофигурного памятника «Тысячелетие России». А теперь вспомним «кавказские» памятники Лермонтову: в Пятигорске, мемориал на месте дуэли Лермонтова, памятник на месте первого захоронения, в Кисловодске, Владикавказе, Грозном, Нальчике, Ставрополе, Геленджике, Тамани и Тереке. Самый первый в России был установлен в Пятигорске, в августе 1889 года. Его автором стал известный скульптор-портретист Александр Опекушин. Последний на сегодняшний день из российских памятников появился в кабардино-балкарском городе Тереке, в сентябре прошлого года. Три лермонтовских скульптурных изображения для Владикавказа, Кисловодска и Грозного своими руками и за свой счет выполнил бывший директор владикавказского завода «Электроцинк» Николай Ходов.
Кроме того, есть памятники Лермонтову в грузинской Мцхете, в азербайджанских Шемахе и Кусарах.

В год 200-летия со дня рождения великого поэта «Вестник Кавказа» планирует рассказать о каждом памятном лермонтовском месте на Кавказе, более того, о тех местах, где памятников поэту пока нет, но быть могли бы. Тему открывает материал профессора Северо-Осетинского госуниверситета, исследователя кавказских периодов жизни Пушкина и Лермонтова Генрия Кусова.

Памятник, которого нет
Мне очень нравится начало повести «Максим Максимыч»: «Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел во Владикавказ». Какая точная география ущелий и горских поселений! И вообще, как ныне говорят: не хило – проскакать по горной дороге 53 километра за световой день. Но мой восторг не о кавалерийских способностях автора романа «Герой нашего времени», а о факторе более замечательном и, увы, мало замечаемом: ведь повесть «Максим Максимыч» посвящена Владикавказской крепости второй половины 1830-х годов и пребыванию в ней Лермонтова. Он не проехал Владикавказ, подобно другим многочисленным путешественникам, а остановился здесь надолго. Об этом говорят воспоминания его однокашника по школе юнкеров Василия Боборыкина, который застал поэта в компании с французом-путешественником, рисующим окрестные виды и распевающим революционные песни. Художественное повествование не мешает документальным вставкам и дает возможность органично воспринимать прошлое укрепления – самого важного в то время императорской России, имеющего большое транспортное значение, поскольку отсюда начиналась горная часть Военно-Грузинской дороги. Читателям открывается не типичная картина военных укреплений николаевской России с бесконечными солдатскими шагистикой и ружейными приемами, а мирный ужин двух офицеров в местной гостинице. Здесь «останавливаются все проезжающие и … между тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы и так пьяны, что от них никакого толка нельзя добиться».

Но ужин всё же состоялся благодаря Максим Максимычу, «имеющему глубокие сведения в поваренном искусстве». В повести замечательное описание местности: «Я смотрел в окно. Множество низеньких домиков, разбросанных по берегу Терека, который разбегается всё шире и шире, мелькали из-за дерев, а дальше синелись зубчатою стеной горы, из-за них выглядывал Казбек в своей белой кардинальской шапке» (шапка у кардиналов всё же красная, утверждают знатоки католицизма, зато какое величие придавалось этому слову!). Или такой контраст: великолепное радостное утро и беспокойное состояние штабс-капитана: «Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за ней базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг меня…». Невольно удивило внимание автора к деталям: мальчики были босыми, а мед продавался не жидкий, а сотовый! После этого хочется верить всему написанному. И даже пожалеть старого служаку Максим Максимыча, в котором еще Белинский увидел «ограниченность его умственного кругозора», обиженного холодной встречей со своим бывшим подчиненным и армейским товарищем Григорием Печориным. Встреча бедного армейского офицера с богатым петербургским аристократом поражала своим тонким психологизмом, в том числе не одно поколение советских десятиклассников, часто пишущих на эту тему выпускные сочинения. И, конечно, отмечена вниманием многих резко изменившееся настроение Максим Максимыча, без сожаления бросившего на землю тетради Печорина. «И я могу делать с ними, что хочу? – Хоть в газетах печатайте! Какое мне дело?».

Вот так, согласно сюжету, на площади перед заезжим домом в крепости фактически родился великий роман, потому как в брошенных на владикавказскую землю бумагах находились записки Печорина, а среди них «Тамань», «Княжна Мэри», «Фаталист».
- Ну, полно, - скажут маститые литературоведы, - вы же прекрасно понимаете, что это сюжетное воображение Лермонтова!
Понимаю, но уважаю решение автора связать зарождение романа именно с Владикавказом. Более того, давно мечтаю, чтобы на месте бывшей крепостной гостиницы был сооружен уникальный памятник «Рождение великого романа» с той характерной сценой встречи бронзовых Максим Максимыча, Печорина и Лермонтова. Уверен, подобной скульптурной композицией на всём Кавказе пока нет.

А пока листаю знаменитую Лермонтовскую энциклопедию 1981 года издания… «Грозный возможно Лермонтов посетил в 1837 году… Воронеж, возможно, Лермонтов проезжал в 1837 – 1840 годах… Кизляр. Возможно, Лермонтов приезжал сюда в 1840 году… Екатериноградская. Лермонтов несколько раз был проездом…» Возможно. Проезжал. Всем им нашлось место в прекрасном томе, в отличие от Владикавказа, которому великий поэт посвятил целую повесть.