Возможен ли союз США, Ирана и Китая

В конце января эксперты аналитической группы "Стратфор" опубликовали статью о возможности формирования в перспективе тройственного стратегического союза США-Иран-Китай. По всей видимости, это отвечает интересам Пекина, не заинтересованного в силу экономической и политической взаимозависимости в ухудшении отношений с глобальной державой и имеющего свои собственные интересы на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Не отвергая в целом наличие совпадающих интересов у названных государств, хотелось бы обратить внимание на следующие факторы, препятствующие формированию такого стратегического треугольника.

Несмотря на прагматизм и рациональность иранской внешней политики, нельзя недооценивать культурно-цивилизационную и религиозную составляющую ее текущей политики. Сохранение мусульманской идентичности и исламских ценностей является неотъемлемой частью всей системы внешнеполитических целей и задач ИРИ со времен исламской революции 1979 года. В этом плане ничего не изменилось. Суть современной внешней политики ИРИ по-прежнему заключается в формировании многополярного мироустройства под эгидой ООН, в котором Иран и другие исламские страны будут представлять один из полюсов силы. В полном соответствии с этими концептуальными установками президент ИРИ Хасан Рухани заявляет, что страна последовательно проводит политику ненасилия, борьбы с террористами и экстремистами и искоренения исламофобии и подчеркивает в этой связи необходимость для мусульман быть единым народом.

Это приоритетное направление в политике ИРИ может объяснить, например, наряду с другими факторами, склонность ИРИ к налаживанию отношений со своим региональным соперником – Турцией. Вовсе не случайно Тегеран и Анкара планируют довести объем взаимной торговли до 30 млрд долларов уже к 2015 году, а в перспективе создать свободные экономические зоны. Как верно подмечают российские эксперты, подобный масштаб торгового сотрудничества сопоставим лишь с торговлей Ирана с Китаем (до конца года, к 20.03.14 г. ирано-китайский товарооборот должен вырасти до 38 млрд долларов). Кроме того, сам опыт ирано-турецких отношений за последние годы свидетельствует о том, что, вопреки американским санкциям и соперничеству, Иран и Турция заинтересованы в развитии экономических отношений и координации действий на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.

С учетом этого факта аналитики Международной кризисной группы в одном из своих докладов подчеркивают роль Турции в качестве возможного посредника в диалоге с Тегераном. Тем более что у нее уже имеется опыт переговоров с Ираном. В случае весьма вероятной дальнейшей консолидации ирано-турецкого партнерства, в чем обе стороны заинтересованы и по причинам обеспечения региональной безопасности, такая тенденция будет вполне соответствовать американской инициативе «нового шелкового пути», в связи с чем Вашингтон не особо упорствует в оказании давления на Анкару.

С другой стороны, следует учесть и преимущества ирано-российского партнерства, которые не обременены, как в случае с Китаем, многовековым ирано-китайским соперничеством в Центральной Азии. Кроме того, в отличие от Китая, Россия располагает огромной мусульманской диаспорой и более тесно и всесторонне связана с постсоветской, преимущественно мусульманской, Центральной Азией. Ирано-турецкое партнерство в этом плане вовсе не противоречит интересам Москвы, заинтересованной, помимо прочего, в усилении светской формы ислама на своих южных рубежах. Пророссийские предпочтения Тегерана демонстрирует, к примеру, недавняя встреча представителей двух стран на уровне Советов безопасности, в ходе которой секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Али Шамхани подчеркнул готовность Ирана развивать отношения с Российской Федерацией во всех областях на основе взаимных интересов. Тем более что связи Тегерана и Москвы уже давно не ограничиваются лишь экономической сферой. Готовность ИРИ и дальше укреплять сотрудничество с Россией подтверждается текущими консультациями между Москвой и Тегераном по вопросам поставок 500 тысяч баррелей иранской нефти в Россию.

В случае реализации этого плана и параллельного усиления экономического партнерства с центральноазиатскими странами в рамках Евразийского союза Москва, безусловно, будет иметь преимущество в отношениях с Ираном, в чем тот очень заинтересован в целях противодействия политике США. К тому же в самом Вашингтоне есть сторонники того, чтобы поддержать Москву на глобальной арене, что демонстрирует недавно приобретенная "Роснефтью" глобальная трейдинговая и нефте-логистическая сеть американского банка "Морган Стэнли".

Не укладывается в схему тройственного союза и состояние переживающих сегодня период ренессанса ирано-европейских отношений. Именно здесь наиболее ощутим прагматизм современной иранской политики. Абсолютно ясно, что сотрудничество ИРИ–ЕС в сочетании с ирано-российским военно-политическим и экономическим партнерством и активным участием этих акторов в транспортном проекте Cевер–Юг может служить противовесом политике США. При выгодном раскладе сил и установлении контроля над иранскими запасами нефти и газа Европа получает уникальную возможность стать независимым от США центром силы в Евразии. Поэтому, несмотря на уговоры США не расширять пока экономическое сотрудничество с Ираном ввиду продолжения ключевых международных санкций против Тегерана, весьма маловероятно, чтобы в условиях нынешнего экономического кризиса страны ЕС отступили от своих бизнес-планов с ИРИ. Тем более что Саудовская Аравия в свое время уже заявляла о том, что не готова взять на себя выполнение нефтяных контрактов, заключенных западными странами на покупку нефти у Ирана, и никто не испытывает счастья по поводу нынешней ситуации с санкциями против Ирана. Наказать санкциями можно одно или даже несколько государств, но не десятки европейских держав, являющихся к тому же ближайшими стратегическими союзниками Вашингтона, без поддержки и учета мнения которых сама американская стратегия обречена на неудачу.

Тем временем сотрудничество ИРИ и ЕС выходит далеко за рамки экономических отношений, о чем свидетельствует развитие межпарламентских связей между Тегераном и Лондоном.

Вышесказанное ни в коей мере не ограничивает потенциал двусторонних отношений ИРИ и Китая. Более того, для Тегерана китайский опыт развития, успешно совмещающий в себе партнерство с Западом и Востоком при сохранении местных традиционных ценностей, представляет наиболее привлекательную модель для подражания.

Судя по определенной пассивности Вашингтона, а в некоторых случаях и конкретной поддержке тех или иных региональных акторов, в США прорабатывают различные варианты геополитического обустройства мира после планируемой в конечном счете нормализации отношений с Ираном – с опорой на связку Иран-Китай или Иран-Турция. Не исключается, по всей видимости, и союз Иран-Россия. Очевидно, что при любом геополитическом раскладе роль и значение Китая, России и Турции нельзя игнорировать, что в наибольшей степени соответствовало бы многостороннему сбалансированному партнерству, охватывающему в перспективе, по всем ожиданиям, Евразийский экономический Союз.