«Конфликт невозможен между двумя частями единого вайнахского этноса»
Читать на сайте Вестник КавказаРовно три месяца назад федеральное правительство утвердило проект госпрограммы «Развитие Северо-Кавказского федерального округа» на период до 2025 года, направленной на стимулирование экономического развития региона. Стимулировать развитие предполагается путем создания новых центров экономического роста, координации инфраструктурных инвестиций государства и инвестиционных стратегий бизнеса с учетом приоритетов пространственного развития и ресурсных ограничений. О программе развития СКФО и о ситуации на Северном Кавказе в целом «Вестнику Кавказа» рассказал член президентского совета по правам человека, специалист по Северному Кавказу Маским Шевченко.
- В декабре была принята программа развития СКФО. Вы видите уже какие-то первые шаги по ее реализации?
- Нет, я пока не вижу никаких шагов. Пока я вижу, что основной кластерный проект «Курорты Северного Кавказа», о котором столько говорили, ставится под сомнение и торпедирован. Все упиралось в него. Я вообще не вижу никаких трендов развития сейчас на Кавказе. Главная задача – как завезти на Кавказ инвестиции хотя бы государственные, я уж не говорю о частных, защитить их и раздать тем, кто в них на самом деле нуждается, а не представителям криминальных сообществ, которые потом будут, в свою очередь, выдавать их своим «крепостным», в которых превращена значительная часть населения региона. Мне кажется, инвестиции на Кавказе связаны с глубокими социально-политическими переменами и в регионе, и в стране в целом. Я уверен, что без широкой демократизации, без возвращения народа к управлению государством невозможно защитить никакие инвестиции от разворовывания, и никакого экономического роста не будет. Пока на Кавказе, как и в других частях России, будут решать вопросы узкой группы людей, вопросы больших финансовых инвестиций, ничего не будет.
Проблема Кавказа только в том, что там гораздо выше политическая реакция населения – в силу этнической и этнокультурной множественности возникает очень высокий уровень политической мобилизации. Там ничего такого не происходит, что не происходило бы в других регионах России. Но есть регионы, где местная власть ввела элементы социализма – Белгородская область, Липецкая область. Мы видим, что это процветающие регионы с процветающим сельским хозяйством, где власть не наживается на крестьянах, на тех, кто работает, а организует их труд, организует рынки.
Нигде по Кавказу этого практически нет. Люди объединяются в группы, сбиваются, защищают свой бизнес, как могут, с оружием в руках в том числе, криминальными договоренностями. Не потому, что люди плохие, а потому, что такие правила игры. Иначе они будут уничтожены или должны будут уехать оттуда. Я считаю, что система экономического роста на Кавказе сейчас должна опираться на государственные институты под строгим контролем государства. Вкладываться надо в несколько отраслей: в инфраструктуру, дорожное строительство, социальное строительство возобновить, пусть даже целевым образом, пусть даже с элементами социализма – школы, больницы, фельдшерские медпункты и так далее. Необходимо создать системы малого кредитования, в первую очередь – защищенные системы кредитования малого и среднего бизнеса, чтобы человек мог прийти, получить, допустим, миллион рублей, два миллиона рублей, быть уверенным, что у него это не отнимут, пустить это в оборот и отдать. Ничего этого нет.
- Почему, по-вашему, проект «Анжи» (а это все-таки инвестиционный проект) под угрозой?
- Потому что он недоходный. Это неприбыльный проект. Футбол в России не приносит безусловную прибыль. Он очень затратный. Много денег уходит на покупку дорогих футболистов.
Но вместе с тем он обеспечивает работу достаточно большого количества людей. Это не только обслуживающий персонал стадионов, не только люди, работающие с командой. Это профессиональные типы деятельности, возникающие в среде болельщиков, разные типы деятельности, связанные с обслуживанием питания во время футбольных матчей… Это просто огромные деньги, которые реально находятся в Дагестане в связи с «Анжи». Я считаю, что исчезновение «Анжи» или других футбольных команд – это большой удар будет для региона.
Конечно, они являются, как ни странно, причудливыми, но реальными инвестициями реального капитала. По крайней мере, если люди знают, что Сулейман Керимов вложил деньги в «Анжи», то это огромный плюс к инвестиционному фону Дагестана. Да, многие знают, что Сулейман это сделал по политическим соображениям, что это ему невыгодно. Но это такой инвестор, такое имя, которое дает хоть и микроскопическую (а в этой ситуации даже микроскопическая – это существенно) долю уверенности. Уход его – это катастрофа.
- Можно ли говорить о противостоянии между главами Чечни и Ингушетии после истории с Сунжинским районом?
- Я не считаю, что есть какое-то противостояние между главами субъектов. Очевидно, что есть проблемы, в том числе административных границ, которые были не решены в 1992 году, когда лихорадочно, на коленке создавалась Республика Ингушетия. Все экономические связи Республики Ингушетия были в Грозном. Вся элита ингушская, военная, политическая, жила в Грозном. Предыдущие президенты, и Аушев, и Зязиков – грозненские. Евкуров из Осетии, из Пригородного района. Фактически, создав Ингушетию, республику оставили без какой-либо экономической, социальной базы, с огромным количеством беженцев, которая приняла как беженцев из Осетии, бежавших из Пригородного района, так и огромное количество чеченских беженцев. Фактически это был не субъект федерации, а некая тыловая база, которая возникла в ходе военных действий в Чеченской Республике.
Военные действия прекращены, но выясняется, что никаких иных форм связи между регионами не существовало, кроме беженцев, гуманитарной помощи, еще чего-то. Традиционная для значительной части ингушской интеллигенции, образованного слоя, работа в Грозном исчезла. Владикавказ для ингушей тоже закрыт. Ингушетия находится в тяжелейшей ситуации, она как бы в блокаде. Ингуши не могут жить и работать сегодня нормально во Владикавказе, как это было всегда в советское время. Что касается Грозного, то, естественно, могут, никаких проблем у них нет, но просто на эти места рабочие, которые сейчас там существуют, претендуют чеченцы. В советское время Грозный был гораздо более развитой центр, где были институты управления, нефтеперерабатывающей промышленности, добывающей промышленности, военные институты, военные части были большие расквартированы.
Отсюда и возникает проблема. Каждый раз, когда возникает проблема земли или какой-то границы, это говорит о том, что более серьезные связи, экономические, социальные, человеческие, разрушены. Поэтому я не говорил бы о каком-то противостоянии. Это объективная проблемная ситуация. Я знаю, что Юнус-Бек Евкуров и Рамзан Кадыров общаются, разговаривают. У них разный жизненный опыт, разная человеческая ментальность. Но и тот, и другой – это разумные люди, которые понимают всю сложность ситуации, совершенно не хотят никакого конфликта, да конфликт и невозможен между двумя частями единого вайнахского этноса.
Но проблемы надо решать, и решать поступательно. Сейчас Ингушетия живет просто за счет того, что ее накачивают деньгами. Но не может маленькая сельскохозяйственная республика освоить те деньги, которые им дают. Население не привыкло заниматься теми типами деятельности, которые подразумевают эти инвестиции. А для сельского хозяйства это избыточные инвестиции. Поэтому возникает ситуация коррупции. Она возникает естественно. Это проблема, которую надо обсуждать, решать, и которая разрешима. Уверен, что и Рамзан, и Юнус-Бек смогут ее разрешить.
- Вы считаете, что центру не нужно никак реагировать на эту ситуацию?
- Нет ситуации, которая бы нуждалась в реакции центра. Центр должен реагировать на проблемы Пригородного района, которые не решаются. А между Чечней и Ингушетией нет такой ситуации, которая требовала бы пристального внимания центра. Все эти вопросы спокойно решаются переговорным процессом, чечено-ингушской комиссией, людьми с обеих сторон. Они родственные народы. Они об этих вопросах могут поговорить спокойно, без надрыва, без напряга, как это принято испокон века было между чеченцами и ингушами.