100 лет Сергею Михалкову

«Вся его жизнь, становление, взросление прошли при советской власти, - рассказывает внук Сергея Михалкова, режиссер и продюсер Егор Кончаловский.- Он боялся дворянского происхождения, как, наверное, боялись все дворяне, как-то закрепившиеся, как-то оставшиеся в той России, потому что многие сели, многие уехали. Но он считал, что он мог состояться как поэт, как творческая личность только на Родине, только в Отечестве…

Я частенько возвращался с ним с дачи на его машине. В этом «Мерседесе» был магнитофон, и в магнитофоне стояла кассета. Как-то мы едем, этой машине, я говорю: «А чего мы музыку ни разу не послушали?» Он спрашивает: «А что, тут музыку можно слушать?» «Конечно, - отвечаю. - вот же кассета». Ставим кассету, играет, «Тум-балалайка». Проходит несколько месяцев, мы опять едем, и он говорит: «Давай послушаем музыку». Ставим – опять та же самая «Тум-балалайка». Он уже знал, что музыка есть в этой машине, но поменять кассету не догадался. Он думал, эта машина вместе с этой музыкой продавалась. Хочешь эту машину – вот тебе к ней эта музыка. Потом я ему спустя несколько лет объяснил, что можно вынуть кассету и вставить, например, другую какую-нибудь, Rammstein».

«В Сергее Владимировиче было сочетание удивительное наивности и мудрости, вот почти детской наивности, - вспоминает режиссер Александр Стефанович. - Я сделал с ним три фильма на Мосфильме. Как-то мы сдавали эту картину «Дорогой мальчик», и, поскольку он такой уважаемый человек, для него специально открыли директорский зал, в котором Сталин смотрел картины. Михалков пришел с каким-то очень солидным человеком в черном костюме, галстуке. Я спрашиваю: «Сергей Владимирович, это кто?» Он говорит: «Это твой главный зритель». Я думаю, круг общения – ЦК КПСС, министр новый, может? Сижу. Весь просмотр смотрю на этого человека, потому что он же опасность для меня представляет – мало ли откуда он и что он может вытворить. Первые несколько минут смотрит серьезно. Потом начинает улыбаться. Потом хохочет в голос, себя по коленкам стукает. Кончается картина – говорит: «Отличный фильм, можно с детьми пойти, это семейная картина, таких у нас нет!» Хорошие слова сказал. Мы спускаемся из директорского зала, и я на лестнице говорю: «Сергей Владимирович, это кто? Это из ЦК КПСС?» Он говорит: «Какой ЦК КПСС? Это мой шофер Гена». Я говорю: «Сергей Владимирович, вы что, меня обманули?» Он говорит: «Саш, я тебя не обманывал. Ты что, для министра Ермаша делаешь фильм? Ты для зрителей делаешь! Вот если он посмотрел, хохотал – значит, успех у этой картины. А что там Ермаш скажет – значения не имеет».

«Сергей Владимирович — это смех, радость, веселье, удовольствие общения, - говорит поэт, писатель Лариса Васильева. - Но он почему-то называл меня «старуха». С самого первого дня. Его первая рецензия на мою первую книжечку «Льняная луна» была в «Литературной газете», но Михалков меня тогда еще не знал. Когда мы с ним встретились в президиуме, он сказал: «Старуха, ты, оказывается, симпатичная, если бы я знал, я бы побольше написал». С этого дня начались отношения, вечно со смехом, с радостью. Он много рассказывал и о детях, и о внуках. Он был невероятно добрым человеком. Мне не надо было от Михалкова ни квартиры, ни машины, ни дачи, ничего. Но людям, которые были вокруг меня, что-то было нужно. И я вечно бегала за ним, ловила его, и он не глядя подписывал бумажки. Я ему говорю: «Посмотрел бы, что подписываешь». Причем многие люди, для которых он мне подписывал их благо на этих бумажках, потом неоднократно говорили о нем какие-нибудь гадости. Когда я как-то выразилась по этому поводу, он сказал: «Да не надо, пусть. Посмотри, какая она некрасивая. Ее так жалко. Пусть говорит».

«Он вообще был удивительный человек, - рассказывает поэт Андрей Дементьев. - Не буду называть фамилию поэта, которого он критиковал. Михалков сидел рядом со мной на пленуме в Москве, и критиковал. Тот вскочил и сказал: «Товарищ Михалков, за такие вещи раньше вызывали к барьеру». А Михалков, ни секунды не сомневаясь, ответил: «А я, между прочим, дворянин и с кем попало не стреляюсь». Он был человеком, который всегда придет на помощь, даже когда ты не просишь. Он всю жизнь был молодой. Молодой, потому что человек с таким чувством юмора, человек, который столько сделал для литературы. Сценарии для 40 фильмов. А пьеса «Раки» выдержала 5000 показов. На его стихи писали музыку Шостакович, Островский, Петров, Блантер, Шаинский, Тухманов, вы понимаете, все лучшие композиторы писали песни на его стихи! И эти песни были замечательные. Я должен сказать, что он всегда был человеком цельным во всем. Можно не соглашаться, спорить, ругаться, но если он так считал, он так считал. И с этим считались, потому что это был невероятно авторитетный человек. Я думаю, что такого второго писателя в нашей стране нет и не было, он единственный, я склоняю голову перед его памятью и знаю, что пройдут многие-многие годы, а его будут читать, читать и читать. Шутка сказать — тиражи его книг сейчас  составляют 300 миллионов экземпляров!».