Воспоминания о второй чеченской

В конце конец зимы – начале весны в России вспоминают сразу несколько трагических дат из истории второй чеченской кампании. Это и гибель 33 российских военнослужащих, в основном из подразделения спецназа ГРУ, и гибель десантников 6-й парашютно-десантной роты 104 полка, и гибель сергиевопосадского ОМОНа в результате «дружественного огня»… Кроме того, в марте 2002 года было сообщено об уничтожении в результате спецоперации ФСБ террориста Хаттаба, а в марте 2005 года Аслана Масхадова. Пять лет назад российские власти заявили о прекращении контртеррористической операции, но окончательно нормализовать ситуацию на Северном Кавказе не удается до сих пор.

Олейнченко: Вторая чеченская война началась для нас, для Министерства внутренних дел Дагестана, 1 августа 1999 года, когда группа боевиков численностью примерно 1500 человек вошла в Цумадинский район. Я участвовал в боевых действиях в соседнем Ботлихском районе, куда мы прилетели 6 августа. Это были тяжелые дни для нас и для местного населения. Вторжение такой большой банды стало полной неожиданностью. В первые же дни было сразу захвачено около 6 сел, после этого началась длительная оборона Ботлихского района.

«Вестник Кавказа»: Вторжения, действительно, не ждали? 

Олейнченко: Война всегда начинается неожиданно. Хотя, конечно, боевые действия по всему периметру дагестанской границы велись уже на протяжении полугода. Атакам подвергались заставы внутренних войск, органы внутренних дел, расположенные в непосредственной близости от административной границы Чеченской Республики. Было несколько операций проведено против дагестанской милиции, против подразделений Министерства Обороны и МВД.

«Вестник Кавказа»: Какие были настроения у жителей Дагестана тогда?

Олейнченко: Я не могу сказать, что население было растеряно. Таких я не видел. Но люди, конечно, были подавлены тем, что угроза пришла из соседней республики, откуда ее не ждали. Российская армия получала необычайную поддержку со стороны местного населения. Люди помогали армии буквально во всем. Женщины носили хлеб, варили мясо, оказывали всевозможную поддержку. Даже были случаи, когда отдельная артиллерийская батарея, которая вела огонь по противнику, охранялась местным населением, мальчишками. Многие считают, что у кого оружие, тот и является участником боевых действий. Действительными героями того конфликта, той войны были простые люди, дагестанские ребята, женщины, которые сделали очень многое для того, чтобы этот конфликт был локализован и впоследствии ликвидирован.

«Вестник Кавказа»: Когда стало понятно, что война подходит к концу?

Олейнченко: Примерно через неделю, когда противник был остановлен, он сделал несколько попыток прорыва в Андийскую зону, причем Басаев пытался уговорить местное население, андийцев, чтобы они без боя пропустили большую группу боевиков в тыл подразделений Минобороны. Но андийцы ответили отказом, они не согласились с ролью предателей, повели себя очень достойною Они дали серьезный отпор боевикам - несколько огневых столкновений было в Андийской зоне. Одному жителю даже было посмертно присвоено звание Героя России за участие в боевых действиях. Словом, местное население не только не поддержало, но и осудило боевиков.

В первую чеченскую войну андийское население приняло очень много беженцев со стороны Чечни. Они жили в семьях, ни в чем не нуждались. Дагестанцы, жители Ботлихского района, сами всегда жили довольно скромно, но делились тем, что имели. И вдруг через несколько лет они получают такой сюрприз со стороны соседей.

«Вестник Кавказа»: Каковы, на ваш взгляд, причины обеих чеченских кампаний? 

Олейнченко: На мой взгляд, толчком ко всем этим событиям послужили изменения в структуре управления страны. Решение о начале чеченской войны было сложным, здесь переплелось много вопросов социального и экономического характера. Думаю, наберется не менее ста факторов, которые повлияли на изменение обстановки. К сожалению, из той ситуации был найден один выход - начало войны. Не лучший выход!

«Вестник Кавказа»: Эти кампании привели к положительным изменениям? Есть надежда, что это больше не повторится?

Олейнченко: Надежда, конечно, есть. На протяжении стольких лет столько сил было затрачено, столько человеческих жизней было положено. Думаю, что сейчас ситуация очень благоприятная и имеет тенденцию к качественному улучшению. Посмотрите, что творится в Грозном, как он отстроился, какой это красивый город. Ситуация меняется не только внешне, но и изнутри. И в нашем Дагестане она меняется в лучшую сторону. Одни признают изменения, другие нет, но они есть.

Мусаев: Таких масштабных потрясений республика наша давно не знала, хотя тревожные события на границе с Чеченской Республикой были всегда. Наша административная граница 500 км, и 10 районов Дагестана граничит с Чеченской Республикой. Всякого рода провокации были ожидаемы, но таких масштабных никто не ожидал. Во время первой чеченской кампании в 1994 году Дагестан официально принял 70 тысяч человек и неофициально, наверное, столько же. Все они жили в наших семьях. Когда началась вторая чеченская кампания, они перешли из Дагестана в Ингушетию, там были созданы временные города, поселки. Там они жили в палатках, а у нас они жили в домах. Обидно было и непонятно, чем руководствовались люди, которые нашли у нас приют, кого слушали, какие мысли у них были в голове.

Так или иначе несколько тысяч человек ринулось на Дагестан. Им, наверное, думалось, что Дагестан перейдет на их сторону. Думали, начнут где-то в Ботлихском районе, в Цумадинском районе, спустятся вниз до Лакского района, до Хасавюрта, а все остальное само собой перейдет. Естественно, этого не случилось.

Народ весь встал на защиту. Это было большим объединяющим фактором для нашего народа. Власти, органы внутренних дел, в которых я тогда работал начальником пресс-службы, тут же выехали на места. Нас рассредоточили - кто в Ботлих, кто в Цумаду, кто в Карамахинскую зону - по всей республике. Был организован временный пресс-центр, который я возглавлял начиная с 6-7 августа 1999 года. Каждый день огромное количество корреспондентов было, причем зарубежных не меньше, чем наших.

То, что народ поднялся в едином порыве, стало главным ударом по бандформированиям. Сила оружия не всегда побеждает, если нет силы духа. Тот дух, который был в Дагестане, передался и бойцам, которые пришли к нам на помощь. Это и МВД, и Министерство обороны. Всем вместе нам удалось достаточно быстро изгнать бандитов.

«Вестник Кавказа»: Как вы оцениваете результаты первой и второй чеченской кампании? Можно ли ожидать повторения событий в регионе?

Мусаев: Не будет повторения никакого. Тогдашнее руководство страны, не знаю, чем оно руководствовалось, создало в Чечне вооруженные силы. Сейчас такого нет. Никаких вооруженных сил ни в одной республике нет и не может быть. То, что сейчас происходит, борьба с бандподпольем. Но разом ничего не происходит. Есть подпитка бандподполья. Она не мощная, но она есть, и с ней не считаться мы не можем. Время от времени вылазки бандподполья мы видим. Это негативно сказывается на общем фоне не только Дагестана, но и всей страны.

«Вестник Кавказа»: Почему до сих пор тлеет конфликт в регионе?

Мусаев: Факторов очень много. Нельзя сказать, что это Запад или кто-то еще делает. К большому сожалению, мы воюем с собственными ребятами. Если говорить о Дагестане, то и с той, и с другой стороны воюют дагестанцы, ровесники. Это самая большая проблема на сегодняшний день. Эти конфликты не особо масштабные, но для каждой семьи, для каждого населенного пункта это трагедия. Недавно бы взрыв в Хасавюрте - это разрозненные группировки, которые никак не унимаются.

Много факторов. Отсутствие рабочих мест, социально экономическая ситуация. Но внешние силы тоже не дремлют. Сил, которые хотели бы нестабильности, уж очень много. Но это временно. Сопоставьте сегодняшнюю ситуацию с той, что была 5-7-10 лет назад - все идет по затухающей.

«Вестник Кавказа»: Можно ли говорить об эксплуатации религиозной составляющей в разжигании конфликтов?

Мусаев: В террористических актах, в убийстве людей ничего религиозного нет. Религия не терпит насилия. Все это псевдорелигия. Ни одна религия и, в первую очередь, мусульманская религия не дает права убивать себе подобного.