Post-Imperium: евразийская история

Книга Дмитрия Тренина «Post-Imperium: евразийская история» начинается со следующего посвящения: «Петру Тренину-Страусову, тридцати лет, принадлежащему к первому свободному поколению россиян». Персональная «привязка», на мой взгляд, четко определяет круг адресатов, к которым, в первую очередь, обращена работа директора и председателя Научного Совета Московского Центра Карнеги. Это молодые люди, которые родились и прошли фазу взросления на стыке эпох. «Свободное поколение россиян» – это те, кто еще школьниками стали свидетелями крушения советской империи, сформировались как самостоятельные личности в ельцинско-путинской России и, видимо, застанут то счастливое, по мнению автора, время, когда в прошлое окончательно уйдут последние остатки «советскости».

Сам Дмитрий Тренин прямо пишет об этом: «Российской империи больше не будет – никогда. Проект, длившийся несколько столетий, попросту утратил импульс. …Россия развернулась на 180 градусов – расширение сменилось ‘уходом в себя’, а грандиозные общественные схемы уступили место мириадам личных планов отдельных людей».

Двадцати лет жизни общества в деидеологизированном пространстве может оказаться недостаточно для того, чтобы категорично утверждать – возврат в прошлое невозможен. Даже если бы оставшиеся страницы исследования автор посвятил проблемам, отвлеченным от современных российских реалий, то одной этой фразы было бы вполне достаточно для того, чтобы книга из категории «фундаментального научного исследования» перешла в разряд «актуальной» и «на злобу дня». Кажется, этим выводом Д. Тренин намеренно вызывает огонь на себя, в какой-то мере идет против течения, поскольку и на страницах печатных изданий, и особенно на телеэкране ныне в моде принципиально иная риторика.

Очевидно, что столь категоричное суждение неизбежно вызовет жесткую отповедь со стороны оппонентов директора Московского Центра Карнеги. Для них неожиданная реинкарнация евразийской идеи в канун нового президентства Владимира Путина – это и есть попытка обрести суть и смысл будущего России не в «частной жизни» или «обустройстве собственного дома», а в «собирании земель» и реализации нового грандиозного общественного проекта. Но только в иной, как бы не «имперской» и как бы не «советской» версии.

Даже при наличии политической воли и достаточно высокого уровня общественной поддержки ресурсная база современной России недостаточна для того, чтобы реализовать в какой-либо форме новый имперский (постимперский) проект.

Заметим, что собирание окрестных земель – занятие привычное для российского государства и общества на протяжении многих столетий. Так что вопрос о доминировании личных планов отдельных людей над всеми прочими резонами – это открытая проблема. Все-таки двадцати лет жизни общества в деидеологизированном пространстве может оказаться недостаточно для того, чтобы категорично утверждать – возврат в прошлое невозможен.

Но спорить с автором «Рost-Imperium» – задача крайне непростая. Выводы Д. Тренина основаны на прочном фундаменте фактов. И там, где сторонники возрождения амбиций для «нового российского (евразийского) проекта» будут пытаться апеллировать к эмоциональной стороне проблемы, в качестве главных аргументов автором будут представлены логические цепочки, из которых вытекают очевидные ответы на сложные вопросы.

Все действительно просто – даже при наличии политической воли и достаточно высокого уровня общественной поддержки ресурсная база современной России недостаточна для того, чтобы реализовать в какой-либо форме новый имперский (постимперский) проект.

Речь не идет о ресурсах в формально-привычном понимании: нефть, газ, уран и пр. Проблема – в нереализованном модернизационном потенциале современной России, элита которой, артикулируя амбиции, соответствующие реалиям XXI столетия, опирается на человеческий капитал, технологическую базу и качество управления родом из века минувшего.

Автор использует максимально жесткие оценки, чтобы подчеркнуть несовпадение желаемого и возможного: «Сегодня Российскую Федерацию по любым меркам нельзя назвать экономическим полюсом мирового масштаба… Из-за отсутствия мощного промышленного, технологического и финансового потенциала она неконкурентоспособна практически во всех остальных сферах экономики».

Представители оппозиционного лагеря, равно как и часть правящей элиты, озабочены тем, что дальнейшее развитие евразийской интеграции может привести к утрате суверенитета и «возрождению нео-СССР».

Линия рассуждений о незавершенности социальной и экономической модернизации в России плавно подводит читателя к еще одному злободневному вопросу: может ли наша страна в подобных условиях выступать центром притяжения для постсоветского пространства? Находят ли наши ближайшие партнеры и союзники привлекательным тот образ, с которым ассоциируется политика Кремля в ближнем и дальнем зарубежье? Автор «Post-Impеrium» исполнен скепсиса по поводу адекватности интеграционных инициатив Москвы, как в старом, так и в новом прочтении начала 2010-х годов. Хотя при этом не отрицает потенциальную значимость реализации интеграционных проектов с участием России. Но с иным целеполаганием и ясным осознанием пределов собственных возможностей.

К сожалению, информационное сопровождение евразийского проекта находится на таком низком уровне, что для большинства граждан России суть и смысл новой интеграционной идеи – тайна за семью печатями. Евразийская интеграция остается проектом элит, хотя шанс на успех как раз связан с тем, чтобы превратить идею Евразийского Экономического Союза в общественный проект. Реализация большинства интеграционных инициатив является прерогативой бюрократии, которая не слишком стремится к тому, чтобы приобщать к участию в евразийском проекте молодежные организации, бизнес-сообщество, представителей образовательных структур.

Спикеры от Таможенного Союза и Единого экономического пространства оперируют макроэкономическими показателями, которые планируется достигнуть к 2015–2020 гг. В информационном поле практически отсутствуют примеры успешных бизнес-историй, связанных с евразийским интеграционным проектом, что по идее могло стать одним из весомых аргументов в поддержку нового экономического союза.

Впрочем, дискуссия о евразийском проекте активно ведется не только в российском обществе, но и в странах-партнерах по интеграционному проекту, прежде всего, в Казахстане. Представители оппозиционного лагеря, равно как и часть правящей элиты, озабочены тем, что дальнейшее развитие евразийской интеграции – от экономического взаимодействия к созданию политических надстроек – может привести к утрате суверенитета и «возрождению нео-СССР». Отсюда проистекает настороженное отношение к идее евразийского парламента и других органов, выходящих за рамки поля экономического сотрудничества.

Однако именно в этой части исследования Д. Тренин, кажется, избыточно «пунктирен». Намечая контуры описания важнейших сюжетов с точки зрения взаимоотношений России и стран постсоветского пространства, автор раскрывает их в «телеграфном стиле», как нечто очевидное, не нуждающееся в глубокой системе доказательств. Это особенно заметно в разделах «Провал интеграции» и «Россия выбирает одиночество».

Становится понятно, что для Д. Тренина «естественная» интеграция России – это, прежде всего, движение на Запад. Вероятно, именно такая расстановка приоритетов, своего рода «евроцентризм» исследователя вызовет чувство легкого раздражения у специалистов по странам бывшего Советского Союза. «Широкие мазки», которыми автор рисует картину отношений Москвы со странами СНГ и Балтии, дают общее представление о процессах, происходящих в Центральной Азии, на Южном Кавказе, в Украине и Белоруссии, о сложном, специфичном отношении элит новых независимых государств к российской политике на постсоветском пространстве.

Но в некоторых, на мой взгляд, принципиально важных сюжетах (особенно в оценке российской политики на центральноазиатском и южнокавказском направлениях) сторонники «европейского пути» не стремятся углубляться в детали. Видимо, они полагают, что рассуждения о пересечении интересов Москвы, Вашингтона и Пекина важнее, чем оценка и анализ сложнейших внутренних процессов, происходящих в странах региона, где помимо социальных и религиозных противоречий, вызревает мощнейший поколенческий конфликт.

Этот конфликт, в свою очередь, вполне может привести к событиям, отдаленно напоминающим «арабскую весну», что неизбежно спровоцирует «обнуление» многих устоявшихся раскладов между главными игроками – Россией, США, КНР, ЕС.

В то же время нельзя не согласиться с выводом о том, что России необходимо проводить дифференцированную политику в Центральной Азии и на Южном Кавказе, обратившись к более активному использованию инструментов «мягкой силы». Этот вывод представляется разумным и обоснованным, хотя и немного запоздавшим с точки зрения конкретных шагов, предпринимаемых российскими властями.

На юге Кыргызстана, к примеру, уже сейчас действуют тысячи западных НПО, которым противостоят наши «гуманитарные корпорации» – Россотрудничество и «Русский мир». При том, что ведомство К. Косачева вынуждено большую часть средств тратить на содержание «Русских домов», а не на профильные цели. В условиях все более возрастающей конкуренции в сферах экономики, политики, гуманитарных проектов государство российское никак не может найти оптимальный баланс между общественной дипломатией и интересами бюрократии. Впрочем, рецепты решения данной задачи очевидны: если брать глобальный контекст, то следует взять на вооружение концепцию страны с многочисленными акторами, где суверенитетом обладает народ, а не власть.

Борьба за молодежную аудиторию на конкурентном поле, вовлечение будущей элиты стран СНГ в образовательные, гуманитарные, социокультурные проекты под патронажем России и есть главная задача сегодняшнего дня.

Иными словами, ситуация на пространстве, которое западные эксперты уже не рассматривают как «постсоветское», меняется настолько динамично, что к критическим выводам в отношении российской внешней политики на этом направлении можно добавить еще один штрих: ведомственная бюрократия не успевает за быстро меняющейся ситуацией, система принятия решений выстроена таким образом, что даже самые продуманные и глубокие стратегии безнадежно устаревают из-за временного разрыва между «фазой слова» и «фазой дела».

И все же хочется оставаться оптимистом. Если элиты стран ближнего зарубежья не горят особым желанием выстраивать более тесные линии взаимодействия с Россией, ограничивая собственный интерес кредитами и бонусами по нефти и газу, то в таких странах, как Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Украина, Армения, все еще относятся к Москве как к фактору, способному обеспечить стабильное и устойчивое развитие этих стран через интеграцию и сотрудничество.

Однако необходимо признать, что эти настроения присутствуют среди старшего и среднего поколения, т.е. у той части общества, которая еще застала «советское общежитие». Поэтому борьба за молодежную аудиторию на конкурентном поле, вовлечение будущей элиты стран СНГ в образовательные, гуманитарные, социокультурные проекты под патронажем России и есть главная задача сегодняшнего дня. Будем надеяться, что эта миссия не противоречит «личным планам» новой российской элиты, тех, кому сейчас от 30 до 40.