Терроризм: взгляд из Москвы

«История терроризма в России имеет достаточно длительную историю, - утверждает генеральный директор Фонда ветеранов правоохранительных органов Юрий Нагирняк. - В то же время события последних десяти лет весьма специфичны, и, конечно, терроризм сегодня отличается от терроризма XIX века, от государственного терроризма периода Гражданской войны. Основной отличительной чертой сегодняшнего развития ситуации являются те мощные финансовые потоки, те организации, которые формируются некими зарубежными странами на государственном уровне и которые являются питательной средой для развития терроризма в России. Вопреки мнению СМИ Запада, реальной политической или социальной основы для терроризма в России не существуют. Те террористические акты, которые имеют место в нашей стране, в массе своей являются провокацией со стороны либо ряда недружественных организаций, либо определенных государств. В любом случае, за спиной стоят какие-то корыстные корпоративные или государственные политические интересы, за спиной стоят большие деньги, и это определяет и форму, и характер террористического движения в России.

Если говорить об общетеоретических аспектах сегодняшнего терроризма и привязывать его именно к тем пассионарным явлениям, которые происходят в рамках суперэтноса на Ближнем и Среднем Востоке, я бы задался вопросом: что все-таки является первопричиной, первоосновой. Естественный ли это ход развития или все-таки это в значительной степени провоцируется теми тенденциями глобализации, тем действиям, вызывающим противодействие, которые арабские страны, вообще восточный мир испытывает со стороны Запада, прежде всего со стороны США – как в плане геополитики, так и в плане давления чисто цивилизационного, навязывания определенных стереотипов, навязывания своего мировоззрения. Мне кажется, что в этом смысле терроризм является в большей степени порождением активности со стороны европейского мира и американского, западного мира прежде всего. Соответственно, степень его активности во многом будет зависеть от позиции самих западных стран не в плане борьбы с терроризмом, а в плане неких общих цивилизационных подходов. Конечно, можно сказать, что, когда маховик уже запущен, остановить его, изменив политику мультикультурализма на какую-то другую, еще более мягкую, в отношении представителей восточных народов, что это может принести свои результаты, весьма рискованно. Сам процесс уже набрал ход. Но позиция, которая была продемонстрирована США на протяжении определенного исторического периода, стала одной из основополагающих причин развития нынешнего уровня терроризма».

Одной из основополагающих проблем политической ситуации на Ближнем и Среднем востоке является борьба между суннизмом и шиизмом. Когда шла война между Ираном и Ираком, я пять лет находился в Иране, наблюдал все это своими глазами, и от терроризма Иран сам страдал гораздо больше, чем страдали его оппоненты в других странах. В 1979-1981 годы оппозиция в Тегеране практически каждый день осуществляла какой-то теракт. И суммарное количество жертв от терроризма в Иране значительно превышает суммарные показатели по остальным странам мира. И если ссылаться на то, что иранское правительство два десятилетия использовало определенные акты, которые могут быть отнесены к разряду террористических, то нельзя не заметить, что это носит не системный, а чисто политический характер. Это метод работы спецслужб иранских. А если где-то что-то и происходит, то Иран в своей политике старается не выходить за рамки региона. То есть это работа в рамках тех общин, которые существуют на Бахрейне, в других странах залива, продвигая именно свою узкую линию. Иранцы не претендуют на формирование глобального исламского государства, они не пытаются использовать этот инструмент для достижения своих политических целей. Поэтому для того, чтобы бороться с терроризмом, нужно в большей или меньшей степени применять силу. Но борьба с терроризмом будет эффективной только тогда, когда она будет выстроена системно и поэшелонно, по всем основным направлениям деятельности. Если мы не можем бороться с непосредственными исполнителями террористических актов иначе как с применением силы, то начинать-то нужно с борьбы с первоосновами, с теми явлениями, которые вызывают развитие терроризма в мире в целом. А в этом смысле приоритет должен быть отдан представителям традиционного ислама. Им проще, чем нам, убедить экстремистов, убедить людей, которые не в силу каких-то финансовых интересов, а в силу чисто идеологических моментов, неправильно понятых догм ислама, оказались салафитами или ваххабитами. В этом смысле мне кажется, что именно построение борьбы с терроризмом как системы может дать какой-то результат, но в весьма долгосрочной перспективе».

Между тем, по мнению директора Института Ближнего Востока Евгения Сатановского, «любая привнесенная вещь становится постепенно нашей головной болью. В конце концов, в свое время из Франции был принесен обычай пить кофе – теперь кофейни в Москве едва ли не чаще встречаются, чем в Париже. Если бы не было объективных условий для действий радикального исламизма (а мы говорим именно об этом типе терроризма) действовал, если бы не было наших собственных внутренних провалов в Чечне, в других республиках Северного Кавказа, если бы не было гражданской войны в Чечне в 1990-е, то почвы для терроризма там не было бы. И сколько угодно можно было бы рисовать карты, где российская территория была бы территорией джихада, только джихаду было бы не на кого опереться, потому что отдельно, без местного снабжения, без явочных квартир, без попытки найти здесь исполнителей арабский и в гораздо меньшей мере афганский мир вряд ли бы что-то мог сделать на Кавказе. Если это наши внутренние провалы, то это уже наши проблемы. Мы знаем какими странами это инициировано. Я не очень политкорректен и не очень вежлив, но сегодня мы знаем, что штаб-квартира современного международного терроризма – это Доха, это Эр-Рияд. Существуют достаточные финансовые потоки и достаточные логистические цепи, включая уровень спецслужб. Люди обучаются в вузах далеко не только в странах, которые мы называем ваххабитскими – в том же Катаре, Саудовской Аравии; люди учатся в Сирии, люди учатся в египетском Аль-Азхаре и приезжают обратно существенно более радикализированными, чем раньше.

У нас есть достаточно серьезные системы, с которыми приходится работать (турецкие, иранские) распространения радикального ислама. Это не прерогатива исключительно арабских государств. Но в основном нам приходится воевать с салафитами или с неосалафитами. Все большее распространение имеет то, что приходит через Центральную Азию, на базе того, что распространяет Пакистан в тесной смычке с Саудовской Аравией через выходцев из Центральной Азии. Поэтому роль приезжих здесь огромна – не только в коренных мусульманских регионах России, но и в крупных городских центрах, включая Москву, где большие общины выходцев из Закавказья и Центральной Азии сегодня существуют. Поэтому внешнее-то оно внешнее, но стало уже своим родным.

В России наиболее с резонансные теракты происходят при участии, а иногда и исключительно благодаря деятельности «новых мусульман», перешедших в ислам русских и вообще представителей неисламских этносов. Мы знаем Саида Бурятского. Мы знаем, что недавний резонансный теракт, когда был уничтожен Саид Чиркейский, лидер традиционных мусульман Дагестана, приверженец суфизма, был исполнен террористами, этническими русскими, перешедшими в ислам. Мы знаем об огромном количестве таких «новых мусульман» во Франции и в целом в Европе, не больше 10% их уйдут в террористы, но этого более чем достаточно. И в джихаде за пределами Франции, и в организации соответствующих ячеек на французской территории их роль чрезвычайно велика. Мы понимаем, что замкнутые общины, захватывающие мечети, благотворительные фонды, исламские школы, организующие нечто вроде исламского гетто, отделенного от остальной страны, то же самое, что пытаются организовать сегодня в Татарстане, в Дагестане, чуть-чуть на территории Башкортостана, - это, собственно говоря, ячейка подготовки будущего завтрашнего терроризма или завтрашнего джихада. Потому что для этих людей они никакие не террористы – они борцы за будущее исламской уммы, за правильный халифат. В этом плане то, что происходило во Франции с точки зрения России, было абсолютно трагично на протяжении десятилетий, при том, что и французская, и российская бюрократия одинаково не очень счастливы от того, что сведения о том, что они провалили и упустили, попадают к общественности. Поэтому панацеи нет, рецепта не существует, это такое же явление сегодняшней нашей жизни, как автомобильные или техногенные катастрофы. С этим придется жить, и с этим придется жить долго.

То, что началось в исламе, в мире ислама с «арабской весной» - это примерно то же самое, что началось в Европе с революционными социалистическими движениями в начале XX века. Минимум три поколения, 75-80 лет, будет лихорадить и сам исламский мир, и его периферию, которой, с точки зрения исламского мира, Европа, строго говоря, и является».