Образ будущего
Читать на сайте Вестник КавказаПриписываемый Наполеону афоризм «Народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую» множество раз был перефразирован современным публицистами. Одни из вариантов звучит так: «Кто не любит родную историю – тому придется полюбить чужую». История всегда была вовлечена в политику, государственную идеологию, управляла пропагандой. В последние годы сознательное искажение исторических событий заставило российских ученых объявить борьбу фальсификации истории.
По этим и многим другим причинам 2012 год был объявлен Годом истории. По словам спикера Госдумы Сергея Нарышкина, в этом году 1150-летие зарождения российской государственности, 400-летие освобождения Москвы Народным ополчением, 200-летие Бородинской битвы стали поводом для просветительских проектов. Это вехи российской нации, определившие ее государственное, духовное и цивилизационное развитие. Сама память о победах народа, о тех испытаниях, которые выпали на его долю, может стать основой для объединения нации. «Одна из целей Года российской истории – никогда не забывать ее уроки, понимать их непреходящее значение. То же касается и новейшего периода развития России, ведь уже в следующем году исполняется 20 лет нашей Конституции и ее ровеснику – современному парламенту. Этот юбилей обратит внимание нашего общества к таким разделам нашей истории, как история развития демократии, гражданских институтов, институтов народовластия, - считает Нарышкин. - Сейчас, когда некоторые силы пытаются играть на противоречиях в обществе, особенно важно глубоко знать сложную историю развития нашего государства, включая и события последних 20 лет.
Закрепление в Конституции самого термина «правовое государство» имело для нашей страны огромное значение, в том числе и потому, что в истории России можно было найти немало примеров пренебрежения правом. После бурного развития в XIX веке в российской правовой науке, отмеченного появлением целой плеяды блестящих правоведов, спустя некоторое время произошел, по сути, откат от всего достигнутого. Достаточно вспомнить сказанное Львом Троцким в 1914 году и повторявшееся им в годы гражданской войны: «Теперь рабочий класс на деле учится презирать эту легальность, то есть буржуазную легальность, и насильственно разрушать ее». Первые декреты советской власти, ожидая, что так называемое буржуазное право уже начнет отмирать, не раз оперировали понятием «революционное правосознание» и ставили его выше «законов свергнутых правительств». А при вынесении уголовных приговоров суды порой руководствовались и таким источником права, как «социалистическая совесть».
Да и в более поздние времена роль законов нередко играли подзаконные акты, а ЦК и Совет народных комиссаров своими решениями напрямую вносили поправки в законодательные акты и даже в кодексы.
Надо признать, что в послевоенный советский период отечественное право сделало значительный шаг вперед – как в плане юридической техники, так и общей стройности законодательства. Однако, находясь, по сути, в условиях государственной идеологии, немало правильных юридических положений оставались просто декларациями.
Вся наша история убеждает нас, что только правовое государство гарантирует эффективное развитие и достойное будущее. Отсюда и особые требования к современному парламенту, который просто обязан повышать качество своей работы, чтобы соответствовать все возрастающим ожиданиям общества. А для этого необходимо опираться и на наш собственный исторический опыт».
Как оказалось, волнует светская история и православную церковь. В патетико-философском ключе об этом заявил патриарх Московский и всея Руси Кирилл: «Любое строительство начинается с проекта, а еще ранее – с самого общего видения того, что, собственно, собираешься строить, с воображения, с создания образа. Иногда это происходит на уровне фантазии, иногда – на уровне мечты, но любому проекту предшествует эта мечта или эта фантазия, этот образ, который порой возникает чисто интуитивно. Созидание будущего предполагает реализацию этого образа. Как кажется, сегодня одна из проблем нашей общественной жизни – это как раз отсутствие такого образа будущего. Люди охотно выражают свое недовольство настоящим, но им гораздо труднее сформулировать, куда они хотели бы прийти от нынешнего состояния дел, какую страну хотели бы построить. Конечно, у многих профессиональных сообществ есть конкретные цели и задачи – проложить дороги, построить города, повысить уровень сельскохозяйственного производства, вообще развить экономику. Но речь идет не об отдельных отраслях и даже не только о внешнем обустройстве жизни страны. Речь идет об образе этой страны, которую мы должны и хотим построить.
Известный афоризм гласит, что понимание того, куда нам надо идти, проистекает из знания о том, откуда мы пришли в данную точку. Только так путь человека или нации обретает шанс оказаться похожим на вектор, а не на сложную ломаную кривую. Другими словами, достойное будущее может быть создано только на прочном историческом фундаменте, и в этом смысле история – это не только наука о прошлом, это что-то более важное, потому что без знания истории, без осознания того, что есть исторический фундамент бытия, невозможно возводить здание. А вот попытки разрушить все до основания, в том числе и сломать традицию, а потом на этих обломках строить новый мир, не приводят ни к чему хорошему и ставят нацию на грань духовной катастрофы. Свидетельство тому – история России XX века.
Поэтому так важно, что сегодня мы обращаем наши взоры к истории российской государственности. В основании любого общественного устройства находится некая система взглядов, философия, которая задает место человека в мироздании, определяет его отношения с вечностью, его обязательства по отношению к ближним, к другим людям. Фундамент европейской цивилизации, частью которой является Россия, зиждется на двух краеугольных камнях: на греко-римской традиции философского осмысления мира и на библейском Откровении. Творческий синтез того и другого мы находим у раннехристианских писателей, трудившихся в течение первого тысячелетия, а некоторые из них и в Средние века продолжали ту же традицию. Эти писатели, которых мы называем святыми отцами, выразили это в некоем синтезе, именуемом святоотеческим синтезом. Этот синтез соединял античные знания, античную науку и богословское ведение, основанное на Божественном Откровении. Этот синтез поддерживался системой образования Римской империи, как Западной, так и Восточной ее части – Византии. Именно православие и распространяемые им ученость и книжность включили Русь, а затем и Россию, в культурную традицию империи ромеев. Являясь преемниками Византии, мы вместе с тем на протяжении веков стремились бережно сохранять свою славянскую самобытность. Цивилизация, фундамент которой был заложен гением и трудами святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, и сегодня жизнеспособно соединяет европейской интеллектуальное и культурное наследие с православной духовностью и славянским мироощущением.
Между тем, когда нам говорят о европейском пути развития, как правило, имеют в виду подражание и воспроизводство западных политических культурных моделей. Подражание, копирование всегда уступает подлиннику, так как в нем отсутствует оригинальное начало. Институт власти возник в мире, в обществе, подверженном греху, для сохранения этого общества, для того, чтобы люди были способны жить сообща, чтобы разнонаправленные интересы не разрушали возможности людей солидарно трудиться, в том числе и для достижения общего блага. Поэтому четкая и совершенно определенная поддержка церковью института государственной власти не означает оценок, которые каждый представитель церкви может иметь в отношении тех или иных политических деятелей, государственных деятелей. Но при этом всякий раз необходимо понимать, что сохранение института власти является залогом процветания общества. Если 95% населения в соответствии со всеми легальными демократическими процедурами проголосуют за истребление остальных пяти, то это все равно будет беззаконие, потому что закон, запрещающий отнимать невинную жизнь, установлен не государством и не людьми вообще, и никакие национальные, международные и человеческие институты не могут его отменить.
Задача государства – опираясь на Богом данный нравственный закон, таким образом интерпретировать его в соответствии с местом, временем, культурой, чтобы нравственное начало через действие законодательства укреплялось в жизни личности и общества. Представление о государстве как о божественном установлении, священном институте, защищающем высшую правду и справедливость, глубоко укоренено в сознании нашего народа. Как писал наш современник, а для многих из вас, наверное, и коллега, замечательный философ, политолог и публицист Александр Сергеевич Панарин, идентичность русских людей скреплял православный идеал Священного Царства, основанный на высшей правде и жертвенном служении вере.
К сожалению, ныне, как и раньше, мы сталкиваемся с совершенно иными подходами к закону. Сегодня закон нередко провозглашает полную человеческую автономию, неограниченный произвол в установлении тех норм, которые в данный момент законодатели сочтут удобными. Отрицание права на жизнь за младенцем в утробе матери, умерщвление стариков и больных, которые, по мнению некоторых современных мыслителей, обязаны умереть, чтобы не перетягивать на себя ресурс общества, попытки пересмотреть определение такого фундаментального для человеческой природы института, как брак, - все это отражает глубокий сдвиг в восприятии мира и человека, сдвиг, который христиане находят разрушительным и опасным. Все можно разрушить и потом заново отстроить, но если разрушается Богом данный нравственный закон, если он удаляется из общественных отношений, то люди перестают быть способными организовываться в общества, любые общества – будь то семья, трудовой коллектив или государство. Рассматривая отношения церкви и государства в наши дни, мне хотелось бы развести идеалы, которые для церкви являются неизменными, и реалии, которые отражают именно нынешнюю ситуацию. Россия – одна из самых секуляризованных европейских стран. То, что в других странах Старого Света практически является само собой разумеющимся, как, например, кафедры теологии в вузах, капелланы в армии, выходные дни в большие религиозные праздники, обучение религии в школах и многое другое, в частности, касающееся проявлений религиозной культуры, в нашу жизнь входит с трудом и под зубовный скрежет тех, кто представляет себе светское государство исключительно в виде государства атеистического, исключающего присутствие религии в общественных процессах. Но время атеистической диктатуры, надеемся, прошло. Присутствие церкви в публичной сфере – это совершенно нормальное для общества явление. Церковь и государство – разные установления. Церковь есть добровольное сообщество, которое обращается к своим членам с пастырским словом, рассчитывая на их добровольное послушание. Государство объемлет всех жителей страны, имея власть принуждать к исполнению своих законов, в том числе и силой. Церковь не стремится к государственной власти, не собирается усваивать себе государственных функций. Более того, она не стремится к государственному статусу, которым обладают церкви большинства в ряде европейских стран. Требовать от церкви, чтобы она не сливалась с государством, значит ломиться в открытую дверь. Однако часто за этими требованиями стоит другое – попытки заставить церковь отказаться от ее пастырской ответственности за своих членов, а православных людей – от их гражданских прав и обязанностей. Члены церкви являются также гражданами государства и членами общества. Они призваны руководствоваться в исполнении своих гражданских обязанностей христианской совестью. Это относится и к рядовым гражданам, и к тем, кто занимает ответственные посты в государстве. Вместе с тем, православные граждане, каждый на своем месте, призваны сотрудничать с людьми иных религиозных убеждений и взглядов – в поддержание мира и справедливости, и в этом отношении Россия – одна из самых продвинутых стран мира, потому что традиция межрелигиозного мира в нынешних непростых условиях поддерживается не только религиозными лидерами, но и абсолютным большинством верующих людей. Церковь не формирует органы государственного управления и не издает государственных законов. Она формирует души людей, призванные к братскому служению друг другу и к общему благу. Она утверждает непреложность нравственного закона, на котором только и может быть воздвигнуто справедливое общество и государство. Она свидетельствует о царстве духа. Как пишет Бердяев, «никогда не сможет полностью вместиться Церковь в царство кесаря, поскольку вечна и стремится к бесконечности»».
По этим и многим другим причинам 2012 год был объявлен Годом истории. По словам спикера Госдумы Сергея Нарышкина, в этом году 1150-летие зарождения российской государственности, 400-летие освобождения Москвы Народным ополчением, 200-летие Бородинской битвы стали поводом для просветительских проектов. Это вехи российской нации, определившие ее государственное, духовное и цивилизационное развитие. Сама память о победах народа, о тех испытаниях, которые выпали на его долю, может стать основой для объединения нации. «Одна из целей Года российской истории – никогда не забывать ее уроки, понимать их непреходящее значение. То же касается и новейшего периода развития России, ведь уже в следующем году исполняется 20 лет нашей Конституции и ее ровеснику – современному парламенту. Этот юбилей обратит внимание нашего общества к таким разделам нашей истории, как история развития демократии, гражданских институтов, институтов народовластия, - считает Нарышкин. - Сейчас, когда некоторые силы пытаются играть на противоречиях в обществе, особенно важно глубоко знать сложную историю развития нашего государства, включая и события последних 20 лет.
Закрепление в Конституции самого термина «правовое государство» имело для нашей страны огромное значение, в том числе и потому, что в истории России можно было найти немало примеров пренебрежения правом. После бурного развития в XIX веке в российской правовой науке, отмеченного появлением целой плеяды блестящих правоведов, спустя некоторое время произошел, по сути, откат от всего достигнутого. Достаточно вспомнить сказанное Львом Троцким в 1914 году и повторявшееся им в годы гражданской войны: «Теперь рабочий класс на деле учится презирать эту легальность, то есть буржуазную легальность, и насильственно разрушать ее». Первые декреты советской власти, ожидая, что так называемое буржуазное право уже начнет отмирать, не раз оперировали понятием «революционное правосознание» и ставили его выше «законов свергнутых правительств». А при вынесении уголовных приговоров суды порой руководствовались и таким источником права, как «социалистическая совесть».
Да и в более поздние времена роль законов нередко играли подзаконные акты, а ЦК и Совет народных комиссаров своими решениями напрямую вносили поправки в законодательные акты и даже в кодексы.
Надо признать, что в послевоенный советский период отечественное право сделало значительный шаг вперед – как в плане юридической техники, так и общей стройности законодательства. Однако, находясь, по сути, в условиях государственной идеологии, немало правильных юридических положений оставались просто декларациями.
Вся наша история убеждает нас, что только правовое государство гарантирует эффективное развитие и достойное будущее. Отсюда и особые требования к современному парламенту, который просто обязан повышать качество своей работы, чтобы соответствовать все возрастающим ожиданиям общества. А для этого необходимо опираться и на наш собственный исторический опыт».
Как оказалось, волнует светская история и православную церковь. В патетико-философском ключе об этом заявил патриарх Московский и всея Руси Кирилл: «Любое строительство начинается с проекта, а еще ранее – с самого общего видения того, что, собственно, собираешься строить, с воображения, с создания образа. Иногда это происходит на уровне фантазии, иногда – на уровне мечты, но любому проекту предшествует эта мечта или эта фантазия, этот образ, который порой возникает чисто интуитивно. Созидание будущего предполагает реализацию этого образа. Как кажется, сегодня одна из проблем нашей общественной жизни – это как раз отсутствие такого образа будущего. Люди охотно выражают свое недовольство настоящим, но им гораздо труднее сформулировать, куда они хотели бы прийти от нынешнего состояния дел, какую страну хотели бы построить. Конечно, у многих профессиональных сообществ есть конкретные цели и задачи – проложить дороги, построить города, повысить уровень сельскохозяйственного производства, вообще развить экономику. Но речь идет не об отдельных отраслях и даже не только о внешнем обустройстве жизни страны. Речь идет об образе этой страны, которую мы должны и хотим построить.
Известный афоризм гласит, что понимание того, куда нам надо идти, проистекает из знания о том, откуда мы пришли в данную точку. Только так путь человека или нации обретает шанс оказаться похожим на вектор, а не на сложную ломаную кривую. Другими словами, достойное будущее может быть создано только на прочном историческом фундаменте, и в этом смысле история – это не только наука о прошлом, это что-то более важное, потому что без знания истории, без осознания того, что есть исторический фундамент бытия, невозможно возводить здание. А вот попытки разрушить все до основания, в том числе и сломать традицию, а потом на этих обломках строить новый мир, не приводят ни к чему хорошему и ставят нацию на грань духовной катастрофы. Свидетельство тому – история России XX века.
Поэтому так важно, что сегодня мы обращаем наши взоры к истории российской государственности. В основании любого общественного устройства находится некая система взглядов, философия, которая задает место человека в мироздании, определяет его отношения с вечностью, его обязательства по отношению к ближним, к другим людям. Фундамент европейской цивилизации, частью которой является Россия, зиждется на двух краеугольных камнях: на греко-римской традиции философского осмысления мира и на библейском Откровении. Творческий синтез того и другого мы находим у раннехристианских писателей, трудившихся в течение первого тысячелетия, а некоторые из них и в Средние века продолжали ту же традицию. Эти писатели, которых мы называем святыми отцами, выразили это в некоем синтезе, именуемом святоотеческим синтезом. Этот синтез соединял античные знания, античную науку и богословское ведение, основанное на Божественном Откровении. Этот синтез поддерживался системой образования Римской империи, как Западной, так и Восточной ее части – Византии. Именно православие и распространяемые им ученость и книжность включили Русь, а затем и Россию, в культурную традицию империи ромеев. Являясь преемниками Византии, мы вместе с тем на протяжении веков стремились бережно сохранять свою славянскую самобытность. Цивилизация, фундамент которой был заложен гением и трудами святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, и сегодня жизнеспособно соединяет европейской интеллектуальное и культурное наследие с православной духовностью и славянским мироощущением.
Между тем, когда нам говорят о европейском пути развития, как правило, имеют в виду подражание и воспроизводство западных политических культурных моделей. Подражание, копирование всегда уступает подлиннику, так как в нем отсутствует оригинальное начало. Институт власти возник в мире, в обществе, подверженном греху, для сохранения этого общества, для того, чтобы люди были способны жить сообща, чтобы разнонаправленные интересы не разрушали возможности людей солидарно трудиться, в том числе и для достижения общего блага. Поэтому четкая и совершенно определенная поддержка церковью института государственной власти не означает оценок, которые каждый представитель церкви может иметь в отношении тех или иных политических деятелей, государственных деятелей. Но при этом всякий раз необходимо понимать, что сохранение института власти является залогом процветания общества. Если 95% населения в соответствии со всеми легальными демократическими процедурами проголосуют за истребление остальных пяти, то это все равно будет беззаконие, потому что закон, запрещающий отнимать невинную жизнь, установлен не государством и не людьми вообще, и никакие национальные, международные и человеческие институты не могут его отменить.
Задача государства – опираясь на Богом данный нравственный закон, таким образом интерпретировать его в соответствии с местом, временем, культурой, чтобы нравственное начало через действие законодательства укреплялось в жизни личности и общества. Представление о государстве как о божественном установлении, священном институте, защищающем высшую правду и справедливость, глубоко укоренено в сознании нашего народа. Как писал наш современник, а для многих из вас, наверное, и коллега, замечательный философ, политолог и публицист Александр Сергеевич Панарин, идентичность русских людей скреплял православный идеал Священного Царства, основанный на высшей правде и жертвенном служении вере.
К сожалению, ныне, как и раньше, мы сталкиваемся с совершенно иными подходами к закону. Сегодня закон нередко провозглашает полную человеческую автономию, неограниченный произвол в установлении тех норм, которые в данный момент законодатели сочтут удобными. Отрицание права на жизнь за младенцем в утробе матери, умерщвление стариков и больных, которые, по мнению некоторых современных мыслителей, обязаны умереть, чтобы не перетягивать на себя ресурс общества, попытки пересмотреть определение такого фундаментального для человеческой природы института, как брак, - все это отражает глубокий сдвиг в восприятии мира и человека, сдвиг, который христиане находят разрушительным и опасным. Все можно разрушить и потом заново отстроить, но если разрушается Богом данный нравственный закон, если он удаляется из общественных отношений, то люди перестают быть способными организовываться в общества, любые общества – будь то семья, трудовой коллектив или государство. Рассматривая отношения церкви и государства в наши дни, мне хотелось бы развести идеалы, которые для церкви являются неизменными, и реалии, которые отражают именно нынешнюю ситуацию. Россия – одна из самых секуляризованных европейских стран. То, что в других странах Старого Света практически является само собой разумеющимся, как, например, кафедры теологии в вузах, капелланы в армии, выходные дни в большие религиозные праздники, обучение религии в школах и многое другое, в частности, касающееся проявлений религиозной культуры, в нашу жизнь входит с трудом и под зубовный скрежет тех, кто представляет себе светское государство исключительно в виде государства атеистического, исключающего присутствие религии в общественных процессах. Но время атеистической диктатуры, надеемся, прошло. Присутствие церкви в публичной сфере – это совершенно нормальное для общества явление. Церковь и государство – разные установления. Церковь есть добровольное сообщество, которое обращается к своим членам с пастырским словом, рассчитывая на их добровольное послушание. Государство объемлет всех жителей страны, имея власть принуждать к исполнению своих законов, в том числе и силой. Церковь не стремится к государственной власти, не собирается усваивать себе государственных функций. Более того, она не стремится к государственному статусу, которым обладают церкви большинства в ряде европейских стран. Требовать от церкви, чтобы она не сливалась с государством, значит ломиться в открытую дверь. Однако часто за этими требованиями стоит другое – попытки заставить церковь отказаться от ее пастырской ответственности за своих членов, а православных людей – от их гражданских прав и обязанностей. Члены церкви являются также гражданами государства и членами общества. Они призваны руководствоваться в исполнении своих гражданских обязанностей христианской совестью. Это относится и к рядовым гражданам, и к тем, кто занимает ответственные посты в государстве. Вместе с тем, православные граждане, каждый на своем месте, призваны сотрудничать с людьми иных религиозных убеждений и взглядов – в поддержание мира и справедливости, и в этом отношении Россия – одна из самых продвинутых стран мира, потому что традиция межрелигиозного мира в нынешних непростых условиях поддерживается не только религиозными лидерами, но и абсолютным большинством верующих людей. Церковь не формирует органы государственного управления и не издает государственных законов. Она формирует души людей, призванные к братскому служению друг другу и к общему благу. Она утверждает непреложность нравственного закона, на котором только и может быть воздвигнуто справедливое общество и государство. Она свидетельствует о царстве духа. Как пишет Бердяев, «никогда не сможет полностью вместиться Церковь в царство кесаря, поскольку вечна и стремится к бесконечности»».