Российская историческая наука в XXI веке

 
Круглый стол на тему: «Российская историческая наука в XXI веке».
 

Андрей Сахаров, председатель НС РАН, член-корреспондент РАН
 
В 90-е годы, после событий 1991 г, наступил так называемый не только общественный социально-политический реванш в стране, но и наступил реванш, в известной степени, научный. Это было время, когда появилась масса работ, причём я не скажу, что это были работы профессиональные - это были работы полупрофессиональные, это была публицистика, это были люди так называемого интеллектуального труда, люди СМИ, которые практически постарались зачеркнуть, опрокинуть всё, что было создано в области исторической науки в советское время, со всеми атрибутами, со всеми идеями, со всеми персоналиями и т. д.

Может быть, вы со мной не согласитесь, но я думаю, что это можно вполне назвать научным реваншем революционной поры, которая, однако, к моему удивлению и к моей радости, не затронула практически исторической науки. Историческая наука осталась, я бы сказал, вне этого реванша. И я помню эти годы, когда очень многие упрекали историков, в том числе и сотрудников нашего института: а вы что сидите, а вы что молчите, почему вы не выступаете? Почему вы не клеймите? Почему вы не пересматриваете, почему вы то, почему вы сё? Но дело всё в том, что учёных втянуть в политическую полемику вот такого порядка очень сложно, поскольку учёный работает в библиотеке, в архиве, он работает за столом, он доверяет, прежде всего, не политическим сентенциям, он доверяет прежде всего фактам, он доверяет источнику. И вот я думаю, что 90-е годы – это был период накопления сил, переориентации, переосмысления, новых подходов, когда научные работники, историки, очень осторожно подходили к этим оценкам и очень постепенно переходили к переоценке ценностей прошлой советской эпохи. И, в конце концов, я думаю, что в 90-е годы и в начале XXI века и состоялась как раз вот эта самая переоценка, но очень осторожная, очень аккуратная, на базе огромного количества опубликованных источниковых материалов и на базе очень аккуратного, очень спокойного, вдумчивого подхода к различного рода эпохам, периодам, людям и т. д.

Я думаю, что тот, кто говорит сегодня, что, собственно говоря, ничего не было, ничего не состоялось, я думаю, что всё это не совсем правильно. Возьмём, к примеру, методологию. Какую методологию мы имели до событий 1989-1991 гг.? Мы имели чётко выраженную методологию, это вы все знаете, мы все исповедовали эту методологию, марксистско-ленинскую, классовую, социально-экономические ориентиры были здесь основными, политические, классовые моменты выходили на передний план. В 90-е гг. и в начале XXI в. эти ориентиры практически отступили в прошлое, стали реликтом исторической науки. Правда, не для всех, не во всём, не по всем периодам, но, тем не менее, эти постулаты марксистско-ленинские, прежде всего в их сталинском выражении, в кратко-курсовском выражении, они стали реликтами, отступили на второй план. Это было самым главным, самым важным достижением методологическим 90-х и начала XXI в.

На первый план вышли проблемы цивилизационные. Сейчас очень многие говорят о сочетании цивилизационного фактора, цивилизационных критериев в понимании истории и критериев формационных. Наверное, в конце концов в 90-е гг. и в начале XXI века эти критерии заняли своё место в нашем научном творчестве. Сейчас только ленивый не говорит о цивилизационных проблемах, которые являются критерием для понимания общества как в древности, в Средние века, так и в новое, новейшее время. Но я хочу сказать, что говорить-то говорят, но что такое цивилизационные критерии, как цивилизационные критерии применяются к пониманию истории – об этом люди имеют весьма смутное представление. Всё дело в том, что в 90-е как раз в серии публикаций, журнальных публикаций, дискуссионных материалов, спорных каких-то статей, как раз это всё было определено, высказано, как раз вышло на страницах нашей печати, когда говорилось о том, что цивилизационные критерии – это критерии, которые намного шире, важнее, глубже, масштабнее формационных моментов: это и территориальные вопросы, это и этнические проблемы, это и ментальность народа, это и бытовые отношения, культурно-бытовые отношения в обществе, когда действительно появляется возможность оценить эпоху с точки зрения крупных, больших, масштабных каких-то сдвигов в общественном сознании, и т. д. Вот недавно была опубликована статья, она как бы подводит итог этим размышлениям и этим спорам: статья, которая недавно была опубликована в «Вопросах истории»: о том, что такое эпоха, что такое цивилизация, как применятся эти критерии к нашей эпохе. На первый план выносятся проблемы, связанные с технологией, с технологическими моментами: это промышленные перевороты конца XVII-XVIII века, потом конца XIX века, потом компьютерная революция XX века; эти основополагающие технологические сдвиги влияют на все сферы общества. Мы не можем писать уже историю России без обращения к региональной истории. Мы не можем уже писать историю нашей страны без того, чтобы привлекать историю Якутии многотомную, историю Удмуртии, историю Мордовии, историю Дагестана. Всё это было создано в 90-е гг. И во многих отношениях вот эти работы, основанные на местном материале, местных источниках, диктуют понимание не только региональной истории, но и общероссийской истории.

Есть такая точка зрения, что главное, что дали 90-е, это источники, а больше ничего там и не было, всё остальное – ерунда. Источники – да, источников поиздавали действ много. Я полагаю, что издание источников различного рода центрами, университетами, Росархивом, фондом «Демократия», архивом ФСБ, это было колоссальное совершенно, прорывное явление в нашей науке, и я бы сказал даже - в мировой науке. Издание источников и на основании их создание новых работ привело к тому, что российская наука не только стала мировой наукой в полном смысле этого слова, не только стала вровень с мировой наукой, она превзошла. Исходя из того, что она была близка к этим источникам, к этим российским источникам, она превзошла во многих отношениях мировые подходы к нашей собственной истории. Это признавали очень многие историки, которые приезжали к нам сюда и с удивлением листали тома эти колоссальных изданий, которые их действительно шокировали как учёных. Я помню Хоскинга – англичанина-академика, Свака, венгра, помню французов, которые спрашивали: «Как вам это всё удалось сделать за последние годы?»

А России это удалось сделать за последние годы. И я считаю, что и Росархив, и архив ФСБ, с которыми мы сотрудничали и сотрудничаем очень много и очень успешно, в этом отношении совершили действительно прорывные шаги. Но я хочу сказать о «Лубянке», об этом десятитомнике, хочу сказать о проекте «Власть и общество: российская провинция», о прекрасных томах, их десять томов, которые изданы в Нижнем Новгороде, в Екатеринбурге, в Челябинске, можно сказать о фонде «Демократия». Многие будут морщиться, улыбаться, но когда я смотрю на эти двадцать томов фонда «Демократия», огромное количество источников, порой плохо обработанных, плохо прокомментированных, но они изданы, они есть, они существуют, ими можно пользоваться. Я помню, когда Яковлев отчитывался по этим томам на президиуме РАН, то полемика очень была жёсткой, его упрекали в недоброкачественности обработки, публикаций и комментирования этих источников. Он это признавал, он говорил так: «Я хотел это сделать быстро, я хотел это издать, в конце концов, пока была возможность». Такая возможность была. Вопрос другой: есть ли сегодня такая возможность? Это уже вопрос философский. Но фонд «Демократия» это сделать успел. Материалы ГУЛАГа, которые были изданы во многих краях и областях, они сегодня стоят на полках; работы, связанные с рассекречиванием и публикацией архивов ЦК Политбюро; по Гражданской войне – Колчак, материалы дела были изданы; Данилов, «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК ОГПО НКВД» - это всё 90-е, это всё начало XXI века. «Письма во власть», «Зимняя война», совершенно по-новому освещающая советско-финскую войну, том феноменальный, который вызвал действительно всплеск огромного интереса к этой проблеме, Россия и Финляндия. Всё это источники, которые являются частью общего нашего исторического фронта, исторического прорывного инновационного дела.
 
Вторым пунктом нашей сегодняшней программы является программа, связанная с единением народов. Я думаю, что это тоже тесно связано вот с этими общими инновационными подходами в нашей истории, о которых я говорил до этого, не полностью, конечно, и фрагментарно, но, тем не менее, о многом упомянул. И вот эта линия единая народная, 1612 года, 1812 года, 1942 года, эта линия, которая сегодня выходит на первый план в наших инновационных подходах, думаю, что вот эти все даты, и дата Смутного времени, и дата 1812 г, и даты, связанные с войной, они, конечно, составляют общую инновационную ткань нашей современной историографии.


Валерий Авидзба, директор Абхазского института гуманитарных исследований имени Д. Гулиа, профессор

22 июня 1941 года - бесспорно, эта дата стала и остаётся одной из самых скорбных дней всего человечества. Хотя Вторая Мировая война берёт своё начало с более ранней даты, 1 сентября 1939 года, однако именно 22 июня 1941 года началась самая разрушительная в истории, учитывая количество жертв и вовлечённых в неё стран и народов, война, которая справедливо получила название Великой Отечественной.
 
Великая Отечественная война была важнейшей и решающей частью Второй мировой, поскольку она защитила не только независимость СССР, но и внесла решающий вклад в освобождение народов Европы от фашизма. По официальным данным, в этой крупнейшей в истории войне участвовало 72 государства и свыше 80% населения мира, а военные действия охватили территорию 70 государств.
 
Казалось, уроки этой войны будут незыблемы, однако, как показывает реальность, желающих переписать историю, сместить её акценты и, самое главное, очернить победителей, то есть народ и страну, благодаря которым был уничтожен фашизм, предостаточно. Это есть не что иное, как близорукое вытирание ног о прошлое. Отсюда – война с памятниками, демонстрация бывших нацистов под видом национально-государственного возрождения и ревизия истории, наблюдающаяся в некоторых новых странах бывшего СССР, странах Восточной Европы и Запада.

Такое отношение к собственной истории и истории вообще может иметь очень плохие последствия: ведь победа над фашизмом, как пишет профессор Митяева, «была одержана страшной ценой: страна потеряла 8,5 млн. бойцов и командиров, 19,5 млн. мирного населения, то есть погибли 25% жителей оккупированных районов, то есть каждый четвёртый. Из 5,5 млн. угнанных в Германию погибли 3,4 млн. Наши солдаты гибли на чужой земле, спасая мир от фашизма. Страны, в которых они гибли, сами освободиться от фашистской оккупации были не в состоянии. Цена освободительной миссии в Великой Отечественной войне – около 1,5 млн. убитых и 3 млн. раненых советских солдат» (конец цитаты). Все без исключения народы СССР внесли свой вклад в победу в этой священной войне и понесли большие людские потери. Стало быть, нужно было бы хранить память об отцах, дедах и прадедах, а не подвергать сомнению их подвиг. На простом человеческом языке недостойное отношение к заслугам и памяти своих предков называется ничем иным, как измена.

В победу в Великой Отечественной войне внесла свою лепту и Абхазия. В ней участвовало свыше 55 тысяч человек разных национальностей. Погибло 17 тыс. человек, в том числе около 6 тыс. этнических абхазов.

А теперь о том, каково состояние исторической науки в Абхазии сегодня. Говоря о ней, нельзя не сказать о том, что после развала СССР Абхазия на себе испытала тяготы войны, результатом которых, помимо разрушенной инфраструктуры, были целенаправленно уничтоженные очаги науки и культуры. Так, 22 октября 1992 года были сожжены Абхазский государственный архив и Абхазский институт языка, литературы и истории имени Гулиа. Ясно, что эти потери значительно затруднили научные исследования. С удовлетворением и благодарностью хочу отметить, что на нашу беду откликнулись многие учёные, научные учреждения и вузы, которые безвозмездно передавали книги, оказывали помощь в выявлении ценных материалов по истории и культуре Абхазии.
 
Валерий Солдатенко, директор Украинского института национальной памяти, д. и. н., член-корреспондент Национальной академии Украины
 
В поиске новой, собственной национальной истории наблюдается отказ от концепции Великой Отечественной войны, якобы одного из крупнейших коммунистических мифов, и замена его концепцией Второй мировой войны. Причём эта концепция выстраивается таким образом, что украинский народ, Украина стали жертвой. Они были не столько участниками войны, сколько с обеих сторон стали полем битвы, на котором разворачивались сражения, и неизвестно, с какой стороны ещё их ждали худшие варианты развития событий.
 
И вот такого рода национальная история, она приводит к тому, что снимаются те вопросы, которые в России звучат вроде бы более-менее стабильно в отношении, скажем, к партизанскому движению. У нас движение сопротивления в ином плане пытаются трактовать, вот, скажем, роль Организации украинских националистов, Украинской повстанческой армии, проблема коллаборационизма вообще, касающаяся украинцев. Иногда доходят до того, и это на серьёзном уровне, на уровне академических институтов, когда даже в дискуссиях, в которых приходится принимать участие – даже немцы начинают недоумевать, почему так происходит. Они привыкли, что им кто-то там помогал, есть силы, на которые они явно указывают как на те, с которыми надо бы разделить ответственность за то, что случилось, в конце концов. Ну, а другая постановка вопроса – скажем, о том, что до этого у нас в природе не было вообще – запутывает взгляд на эти события.
 
Василий Христофоров, руководитель Центра публикации документов по истории России XX в. в ИРИ РАН, д. ю. н.

Главным направлением, позволившем нам говорить об инновационном прорыве в исторической науке, я считаю, стало широкое международное сотрудничество с историками многих стран. Ни для кого не секрет, что одни и те же события в истории историками и внутри России, и тем более за рубежом могут трактоваться совершенно по-разному, совершенно с разных точек зрения. И здесь, на мой взгляд, задача историков – проводя совместные исследования с привлечением широкого круга репрезентативных документов, искать объективную истину.

Несколько примеров приведу. Ни для кого не секрет, что в России и в Польше совершенно по-разному трактуются события советско-польской войны 1920 года, события сентября 1939 года, Катыньские события до сих пор иногда трактуются по-разному, Варшавское восстание. Так вот, благодаря нашему сотрудничеству с польскими коллегами нам удалось издать три сборника документов: это «Польское подполье на территории Западной Украины – Западной Белоруссии 1939 года», «Депортация польского населения с территории Западной Украины – Западной Белоруссии 1940 года» и «Варшавское восстание». Три, казалось бы, такие темы, по которым, первоначально казалось, невозможно договориться. Мы не договаривались. Мы совместно работали, опубликовали сборник документов с хорошим научным комментарием, с хорошим предисловием, где нашли общие точки зрения.

Или звучавшая здесь уже в выступлении Андрея Николаевича такая сложная тема для российских и финских историков, как Зимняя война 1939 – 1940 гг. Что касается начала войны, причин Зимней войны, то тоже существует много разных суждений, много расхождений в трактовке у российских и у финских историков. Совместно с финскими историками мы издали сборник документов, вот он на экране как раз предоставлен, посвящённый Зимней войне: исследования, документы и комментарии. Там и научные статьи, и уникальные документы из центрального архива ФСБ, а также из финских архивов.

Сотрудничая с историками из Германии, мы также публикуем различные документы и самостоятельно, и вместе. Я хотел бы назвать несколько сборников. Это в первую очередь «Генералы и офицеры Вермахта рассказывают»: это протоколы допросов генералов и офицеров Вермахта, которые после войны оказались в тюрьме НКВД на Лубянке. В процессе их допросов им ставились разные вопросы, в том числе, то, что интересно для историков, о том, как Германия готовилась к войне, как Вермахт готовился к войне. Уникальный с нашей точки зрения и получивший уже положительную оценку за границей – это сборник документов «Тайная дипломатия Третьего Рейха». Так получилось, что практически одновременно велась работа по сходным темам и в России, и в Германии. Мы готовили сборник документов, основанный на протоколах допросов и собственноручных показаниях дипломатов Третьего Рейха, которые до войны работали в разных странах, во время войны участвовали в войне с Советским Союзом и после войны оказались на Лубянке. В это же самое время в Германии по аналогичной теме велось исследование немецких документов, и вышло два вот таких издания, одно в России, другое в Германии, связанных с дипломатией Третьего Рейха.

Ещё одной страны коснусь, не могу пройти мимо, это мой любимый Афганистан. Открытие архивов ЦК КПСС, архивов ФСБ позволило нам взглянуть на историю советско-афганских отношений не только в начале XX века, но и на советское присутствие в Афганистане в конце 70-х – 80-х гг. Это позволило нам опубликовать ряд статей и документов, связанных с советским присутствием в Афганистане.

Что же мы видим, и какой вывод мы можем сделать, изучив советское присутствие в Афганистане и нахождение там сейчас американских войск, сил НАТО? Американцев история ничему не учит. Они идут нашим же путём, повторяют наши же ошибки и, грубо говоря, наступают на те же грабли. Они ввели войска, так же, как Советский Союз, заняли ряд крупных городов, проводят операции по территории Афганистана, освобождая какие-то регионы от талибов, от противоборствующей стороны. Через некоторое время войска уходят, и эти территории опять переходят под контроль талибов, точно так же было и в период советского присутствия.

Американцы пытаются создать мощную афганскую армию, как они говорят, сформировать политическую элиту, создать органы внутренних дел и безопасности, чтобы они могли самостоятельно удерживать власть – Карзай или тот, кто будет его преемником после выборов, так как у Карзая уже второй срок заканчивается. Насколько им удастся – мы посмотрим. Но, во всяком случае, по времени пребывания сил НАТО и сил США они уже значительно превысили период пребывания советских войск, по численности они почти в два раза, войска НАТО, превышают численность советских войск в Афганистане, но обстановка на сегодняшний день – она гораздо сложнее той обстановки, которая была в конце 80-х гг., когда находились в Афганистане советские войска или когда советские войска даже вышли из Афганистана. Даже по Кабулу советские представители – не только по Кабулу, но и по окрестностям – ездили без всякой охраны. А сейчас даже по Кабулу российские представители, которые находятся там, без охраны ездить не могут - обстановка настолько сложная и опасная.