Новая конфигурация российской власти

Говорилось о том, что состав правительства будет определен до инаугурации. Потом говорилось, что сразу после инаугурации. Потом назывался срок 15 мая. Сегодня называется срок 22-23 мая. Такого рода переносы представляются признаком достаточно жесткой и серьезной внутренней борьбы. Нам-то представлялось, что все в порядке, что, как говорится, «самодержавие»… А оказывается – ничего подобного, и внутри идет достаточно жесткая и серьезная борьба. То, что Путин не поехал на саммит Большой восьмерки, саммит очень значимый, практически судьбоносный, потому что именно там будет определяться реальная повестка дня саммита Большой двадцатки и приниматься какие-то значимые решения, не говоря уже о его любви к саммитам как таковым. Ему нужно заниматься формированием правительства. У нас в государстве исторически сложилось два клана: «либеральный» и «силовой». После того, как Путин стал президентом, понятно, что всем показалось, что силовой клан выиграл, но теперь мы видим, что он очень здорово начинает проигрывать по мелочам. Прежде всего, либеральная часть оппозиции – это неотъемлемая часть «либерального клана». Грубо говоря, «либеральный клан» един, и та его часть, которая сидит в правительстве, и та его часть, которая бегает по улице с флагами, - это правый и левый кулаки одного и того же клана, той же «штурмовой пехоты» глобального бизнеса. С моей точки зрения, Путин, безусловно, испугался массовых выступлений, он испугался последствий полицейской провокации 6 мая, которая была бесспорной, которая доказана многократно, но результаты этого оказались и для управляющей системы в целом, и для него неожиданными. 

Второй признак того, что «либеральный клан» проявляет себя достаточно сильно, - это вероятное сохранение Шувалова. Все привыкли, что происходит «нулевая смена», что будет правительство без Игорей Ивановичей, и казалось бы, что все нормально и самоочевидно. Но вдруг выясняется, что товарищ Шувалов не будет заниматься освоением Сибири и Дальнего Востока, а будет контролировать исполнение указов президента. По крайней мере, это сильно вероятно. А Шувалов – это один из ключевых элементов именно «либерального» клана.

Если переходить к содержательным мыслям, то, наверное, в правительство в ранге министров войдут близкие Медведеву люди, то есть Тимакова и Дворкович, на какие позиции – остается только гадать. Я не могу вслед за Бисмарком повторить, что «нужно выбрать места, которое не жалко», потому что жалко все министерства. Дворкович может стать начальником аппарата, а Тимакова, может быть, министром культуры или, в конце концов, пресс-секретарем в ранге министра. Может быть, Рогозин станет министром обороны. Вероятно, уйдет Фурсенко, он уже попрощался со всеми. Будут какие-то, безусловно, изменения и дальше, но принципиально важно, что ничего не изменится. Мне это кажется главным результатом того, что мы уже видим и слышим. Вне зависимости от того, будет «Путин 2.0», «Путин 3.0», то есть от того, как это будет обыгрываться официальной пропагандой, у нас есть стратегия, и эта стратегия видна.

С 1 июня закон о бюджетных организациях начинает уничтожать бюджетную сферу как таковую, и Путин не просто так в своих статьях без всякой провокации дважды сказал, что это очень хороший закон. Мы присоединяемся к ВТО, то есть помимо издержек социальных снимаем с общества издержки производственные, потому что ВТО мало совместимо с существованием несырьевого российского сектора. Ну и соответственно будет продолжаться та же самая либеральная политика, что уже четверть века уничтожает нашу страну. 

Что же касается обещаний товарища президента, то, конечно, на официальном уровне они будут выполнены все, в срок, и полностью, но на реальном, поскольку оборонную программу будет выполнять Дмитрий Олегович Рогозин, я думаю, что об этих обещаниях можно забыть, в общем и целом. Социальные расходы нам уже объяснили, как будут выполняться: будут выполняться обещания президента, и эти обещания будут профинансированы за счет сокращения тех направлений социальных расходов, о которых президент забыл упомянуть. 

Ключевая вещь – это то, что происходит с оппозицией, потому что меняющаяся часть – это оппозиция. Мы уже видели 6 мая на Якиманке, что протест становится лево-патриотическим, и либералы сохраняют только внешнее руководство процессом. Либералы вытесняются в гражданскую сферу, и вероятные репрессии, которые мы сейчас увидим, не изменят ситуацию. Принципиальный вопрос – это когда разрушение социально-экономической сферы, осуществляемое руководством страны, приведет к тому, что протест и недовольство перекинется с мегаполисов на, грубо говоря, промышленную зону России. Думаю, что этой осенью этого еще не случится. Думаю, что эта осень – еще время стабильности, когда Россией можно управлять. То есть это произойдет, скорее всего, следующей весной. А этой осенью Владимир Владимирович сможет еще раз съездить на Уралвагонзавод.

…Церковь, в силу самой своей природы, как мне представляется, должна быть стабилизатором общества, таким «коллективным психоаналитиком», который помогает людям справиться с имеющимися проблемами. То есть важнейшая функция церкви – это стабилизатор общества. Поскольку русская культура по своей основе и происхождению является культурой православной, и это видно даже по атеистам и даже по тем русским, которые принимают ислам, - у нас роль стабилизатора играет РПЦ. События последнего времени, начиная с того, что представители церкви с восторгом «велись» на провокации, и кончая ожидаемым пикетированием «Золотого петушка» в Большом театре, позволяет сильно опасаться того, что РПЦ из фактора стабилизации общества начинает потихонечку превращаться в фактор его дестабилизации. Это очень сильно тревожит, ничуть не меньше, чем «замечательная» политика нашего формально пока еще светского руководства, хотя мы всех их видим в роли подсвечников в каждый церковный праздник.

За 100 лет впервые кто-то в России выступил на выборах с какой-то программой. Встает очень простой вопрос - почему. На мой взгляд, потому что впервые за много-много лет российских выборов появились люди, желающие прочесть эту программу и спросить кандидата: «А что ты, собственно, делать собираешься?» Я участвовал во многих политических процессах, и помню, что в 1990-е программы писались, но никто и никогда не ожидал, что их кто-то будет читать. Здесь же появились читатели, а не только писатели, и это первая специфика сегодняшней ситуации. Впервые появились люди, которым действительно интересно, что собираются делать, а не только «кто будет главным». И это во многом будет определять личностную и административную конфигурацию власти. Я согласен с уважаемым коллегой Делягиным, существенные вещи не изменятся, но у нас с ним тут знак разный. Он после этого ставить жирный минус, а я уверен, что в России всякие изменения к добру не приводят, по крайней мере, последние 70-80 лет история показывает, что это так. И даже во времена приснопамятного Константина Устиновича Черненко нам казалось, что после него ничего хуже уже не будет. Но мы же сумели! Мы же нашли человека, который смог еще хуже. Поэтому я не стал бы так радоваться изменениям: изменения в России вещь не очень радостная. Поэтому это скорее плюс, что в основе будет стабильность.

Но откуда же появились читатели? На мой взгляд, это результат той самой стабильности. Почему политические документы не читали в политизированные 1990-е? Потому что очень кушать хотелось. 99% очень кушать хотелось, а 1% хотелось забрать все остальное. Сейчас у людей есть силы и время все это читать. И это, на мой взгляд, хорошо. 

Будут ли реализованы? Думаю, что будут. Можно спорить о процентах реализации, потому что, как известно, в России КПД государственного аппарата к 100% никогда не приближался. Но все, что можно сделать с нашей системой управления для реализации этих проектов – это делается. И документы выпущенные это показывают, и административные усилия еще больше. Что это даст? Это вопрос более сложный. Общая дорога ведет на Запад, а на Западе своих проблем хватает, и если нашу теплушку к их поезду прицепить, то большой вопрос, чем эта история закончится. Но хотя бы эту теплушку надо оформить и организовать.

Что же касается оппозиции, то, на мой взгляд, ведь и оппозиция впервые появилась как нечто реально выступающее. Но ведь это тоже реакция тех самых читателей. Согласен, «вожди оппозиции» и «оппозиция» - это разные вещи, причем левый спектр оппозиции в провинции вначале был единственным, потому что наших правых оппозиционеров в провинции не было совсем. Но основная масса оппозиции – это кто? Это в основном студенты, это молодые люди, которые что-то почитали, что-то услышали, что-то для себя решили (на мой взгляд, часто наивно, но решили). Предполагать, что эта оппозиция сыграет какую-то большую роль как таковая, не как некий образ, а как некая политическая сила – думаю, нет оснований. Абаевские походы блестящие подтверждение того, что у оппозиции нет завтрашнего дня. Можно 5, 10 раз собираться, критиковать в России всегда есть что. Но что дальше? Вот этого дальше у оппозиции нет, поэтому если эту оппозицию не трогать – она просто выдохнется. В России есть социальный протест, и при нашем социальном расслоении он неизбежен, но, к счастью для общества, у нас не соединился социальный протест с протестом политическим. А в таком случае никакая оппозиция как именно прямой политический фактор невозможна. 

Главной проблемой для России сейчас может стать провинциализм, который ей навязывают извне и который она почему-то начинает принимать. У России появляется воля и смысл только тогда, когда она пытается решать глобальные проблемы. Когда сегодня пытаются все силовые поля российской политики перенаправить в сторону обсуждении вчерашней прогулки по Бульварному кольцу, это не просто смешно, это опасно. Россия сейчас может выйти из внутреннего «закольцовывания» только одним способом – начав принимать активное и даже ключевое участие в мировых делах. Но на самом деле количество противоречий, которые накопились в мировой экономике, мировой политике такого, что есть двери, которые открывать нужно, и которые открыть силой не получится, и значит нужны некие ключи. Эти ключи есть у нас. Мы одна из тех цивилизаций, которая не нуждается в том, чтобы идти за потерявшим силы Западом или интеллектуально немощным Востоком, потому что имеет свои рецепты соединения воли и интеллекта, духовного и так называемого мирского. У нас есть потрясающий исторический опыт, который может стать тем самым ключом, который откроет двери, наглухо закрытые перед всеми известными нам попытками разрешить мировые противоречия. Нам нужно, наконец, поставить перед собой серьезные глобальные цели, которые ставить многим не хочется, потому что люди, отвыкшие от стратегического мышления, привыкли 20 лет заниматься мелкими и, по сути, провинциальными вопросами. Нам нужно не просто вступать в ВТО, а с самого начала подумать о том, как поучаствовать в проблеме распределения власти в ВТО, а это старая проблема, проблема, в которой слова России очень многие ждут. Ждут участия в тех возможностях влияния на принятие решений, которые узурпированы странами-донорами (в данном случае имеются в виду страны Запада). Нужно попытаться эту систему оспорить вместе с большинством населения Земли. Участие в международных организациях, параметры вмешательства, в том числе и военного, в жизнь других стран, легитимность этого вмешательства, его идеологические предпосылки – все это области, в которых сегодня ждут потенциально сильного российского вмешательства. Нам нужно сейчас не бояться это влияние обозначить, не бояться стать центром Евразии, о чем было сказано президентом в момент церемонии вступления в должность. Нам не нужно бояться бросить вызов той же Западной Европе, сказать, что Европа сегодня – это не Париж, Лондон и Брюссель, а Москва, Киев и Минск. Именно они наследуют той традиции, которая создала Европу, то есть традиции соединения римского права и христианского нравственного идеала, то есть традиция Юстиниана и Константина, без которой Европа потеряет себя. Значит, мы должны попробовать перенести центр Европы из самопровозглашенного центра, в центр, который имеет некий потенциал легитимности.

Это все может звучать как отвлеченные идеи, но как только это будет выражено в конкретных политических действиях, в России все изменится, в России появится воля. Воля, которой сегодня не хватает именно потому, что не хватает конкретных политических задач. Борьба Поклонной с Болотной - это не настоящая задача, так же как и борьба с известной группой, которая устроила некое действо в Храме Христа спасителя. Я понимаю, что на самом деле и религиозный, и политический дискурс, дебаты, концентрируются у нас сегодня вокруг достаточно смешных, подкинутых и очевидно навязанных тем. Но это не значит, что от этих тем нужно отказываться, нам предложили высказаться – давайте будем высказываться, пытаясь из несерьезного разговора сделать серьезный разговор, в котором у многих из нас есть, что сказать. 

Церковь в большинстве своем – это не священнослужители, это миряне. Это главы государств, и не только России, это политики, предприниматели, публицисты, интеллектуалы, рабочие и крестьяне. Церковь – это не Град Китеж, который «лучше б не всплывал», как скажут некоторые, или который «когда-то всплывет», как скажут другие, «когда-нибудь пригодится». Церковь, конечно, это место, где утешают людей, но это одновременно и место, где пробуждают народную совесть, где стремятся пробудить волю людей к жизни и к действию. Человек плохой христианин, если он только молится – это путь избранных, путь монашествующих и отшельников, и даже встав на этот путь, они в конце жизни приходили к учительству, то есть к объяснению людям, как жить. Поэтому Церковь, состоящая из духовенства, монашествующих и мирян должна быть везде, должна говорить обо всем и это как раз ее естественная роль в обществе. Она не должна быть органом власти, я принципиально выступаю против этого все 20 лет, которые занимаюсь работой над социальными делами РПЦ. Церковь не должна быть частью государственного организма, у нее не должно быть властных полномочий, собственных силовых структур, но она не должна быть и заключенной в гетто, в котором люди говорят о чем-то отличном от вещей, волнующих большинство народа. Поэтому церковь будет говорить и о состоянии общества, и об общественной нравственности, и о законах, обсуждать их с нравственной точки зрения, и об экономике и политике.

Правительство будет техническим, а не политическим. Это можно понять уже сейчас по тому, что назначен явно технический премьер-министр. Я в данном случае не согласна со многими моими единомышленниками по оппозиции, которые склонны приписывать Медведеву чуть ли не либеральное фронтменство. Мне кажется, что правительство под его руководством будет техническим и крайне слабым. Вполне возможно, что разделят несколько ведомств, которые сейчас представляются некими мега-ведомствами. Вполне возможно, что многие действующие министры либо сохранят свои посты, либо возглавят какие-то части от этих разделяемых министерств, включая и тех лиц, на которых у общества идиосинкразия. Есть так называемее «министры-аллергены», и я допускаю, что они сохранятся в будущем правительстве в том или ином качестве. То есть каких-то принципиальных политических новостей я не жду. Именно поэтому интересно, наверно, поговорить не о фамилиях и каких-то персональных назначениях, а о тенденциях, которые нас ожидают. Прежде всего, мне кажется, что слабость грядущего правительства связана как с внутренними, так и с внешними факторами, потому что нас ожидает новый виток мирового экономического кризиса, который календарно выпадет как раз на осенне-зимний период. С точки зрения развития нашей внутренней экономической ситуации, нас ожидает летнее повышение тарифов и изменение экономической конъюнктуры в эту сторону. И уже первые состоявшиеся шаги новой власти говорят о том, что никакого концептуального пересмотра экономической политики нас не ждет: по-прежнему закручивание социальных гаек, ликвидация социальных достижений преференций.

Главная проблема это то, что власть не решает и не ставит перед собой долгосрочных задач. Идет решение коротких оперативных задач, нет идеологии, кроме «обогащайтесь», нет единой политической линии, которая проводила бы какой-то стратегический курс. И эта ситуация в России продолжает оставаться такой же. Эта болезнь оказалась свойственна и оппозиции. Никакая, ни либеральная, ни не либеральная оппозиция тоже не ставит перед собой стратегических задач, и поэтому та оппозиция, которая сегодня представлена на Чистых прудах, загоняет себя в некий культурно-этнографический заповедник. Не выдвигая политической воли, политического действия, не формируя политическую повестку дня и не навязывая ее власти, а занимая позицию сосуществования с действующим режимом – это некий аналог движения хиппи получается, это культурно-этнографический заповедник, но никак не сила для политического действия. Похоже, оппозицию успешно вытесняют вот в этот феномен.

Три фундаментальные вещи, три фундаментальных перелома у нас случилось, которые обусловили и то, что было в декабре, и то, что есть сейчас, и то, что будет в ближайшее время.

Первое. Перестала работать нефтяная модель экономики. Цены на нефть в прошлом году выросли на 40%, но экономический рост не ускорился, реальные доходы населения снизились, включая богатейшую часть российского общества.

Второе. Тот самый средний класс, который начал потреблять и который купил себе простую бытовую технику, вслед за хлебом и зрелищами захотел справедливости. И выяснилось, что поскольку «Бобик» нефтяной экономики сдох, им ничего, кроме дубинок ОМОНа, предложить не могут. Запрос общества к государству резко вырос по объективным причинам, а государство из-за кризиса нефтяной экономики лишилось возможности давать ему то, что давало еще в 2010 году.

Третье. Внутренний кризис системы госуправления, когда чиновники, правильно восприняв идею о том, что ничего, кроме как обогащаться, от них не нужно, работать перестали. В этой ситуации протест – да, конечно, очень жалкий и смешной, и сейчас, если начнутся репрессии, начнут давать реальные сроки, то его будет еще меньше. Но мы увидели глубочайший разлад внутри самой системы государства. Что случилось на Болотной площади? Всего лишь линию ОМОНа передвинули на 200 метров вперед, всего лишь раз в 5 сократили пространство для проведения митинга, прекрасно зная, что людей пришло раз в 10 больше, чем ожидали – и все. Кто были провокаторы в толпе, учитывая тотальную видеосъемку друг друга? Если их не нашли за неделю, то, извините, это представители тех или иных специальных структур, потому что если бы это были люди, которых кто-то хотел бы найти, то их нашли бы сразу. Это глубочайший внутренний кризис власти, а оппозиция – это просто массовка, которая в какой-то момент может снести режиссера.