Диалоги о нашей общей истории -2

Продолжение. Начало см. http://vestikavkaza.ru/analytics/obshestvo/54881.html

 

В последние дни марта в Москве и в Баку прошли мероприятия, посвященные событиям 1918 года, о которых мы говорили в прошлый раз. Вновь история оказалась на острие политических вопросов. Все чаще по самым разным поводам, в том числе, касающихся истории ХХ века, используется термин «геноцид». Но вопрос даже не в определении. Проблема, как мне кажется, гораздо сложнее. История окончательно превратилась в наступательное оружие, с помощью которого политики пытаются решать вопросы из сферы международных отношений.

В качестве наиболее яркого примера я бы привел даже не проблему Карабаха, а ситуацию вокруг Абхазии и Южной Осетии. В 2007–2008 годах, накануне известных событий в Цхинвале, на московских площадках много раз обсуждались вопросы истории осетино-грузинского и грузино-абхазского конфликта. Мне довелось участвовать на площадке Росбалта с докладом по истории южноосетинского конфликта, и уже тогда у меня сложилось впечатление, что журналисты, по большому счету, не вчитываются в аргументы историков. Я поясню. Перечитывая изложения своего доклада в версии СМИ, я все время ловил себя на мысли, что хотел донести совершенно иную идею, но по форме придраться было не к чему. Просто те факты, которые можно интерпретировать по-разному, журналисты линейно подают в системе координат «черное – белое». Наверное, это их право, специфика подачи материала. Но суть самого процесса, достижение исторической истины, теряется.

 

И все-таки я считаю, что мы можем найти определенные точки соприкосновения в решении этой спорной проблемы. Задача на самом деле проста – нужно прекратить все мазать черной краской, рисуя «черный квадрат Малевича». Некоторые наши коллеги-историки очень любят вешать ярлыки, стараясь представить все крайне однотонно, избежать многовариантности, которая, как им кажется, в данном случае была бы неуместной. Поэтому и появляются, к примеру, работы, в которых позиция одной из сторон объявляется чуть ли не истиной в последней инстанции. Поэтому, когда говорят, что история является составной частью формирующейся национальной идеи, то так и хочется спросить - какая история, история как наука или история как предмет определенных политических спекуляций?

 

По этому поводу я бы, кстати, заметил, что известный российский публицист Проханов считает, что история в нынешних условиях не наука, а вообще часть идеологии. Многие в нашей стране разделяют его точку зрения, тем более что существует масса тем, огромное количество вопросов, по которым мы так и не достигли за 20 лет после распада СССР сколько-нибудь приемлемого консенсуса.

Я понимаю, что для Армении и Азербайджана в центре противоречий тема Карабаха, для Армении и Турции – события 1915 года в Османской империи. Но для российского общества самые острые, самые болезненнее сюжеты связаны не с внешним конфликтом, а с внутренним противостоянием, например, вопросы сталинизма, итоги репрессий, характер той политической системы, которая существовала в СССР несколько десятилетий. Мы до сих пор так и не определились, как следует относиться к старому, как его воспринимать.

Вот в Ереване есть Музей памяти жертв геноцида, а у нас каждая попытка установить памятник жертвам репрессий оборачивается громким скандалом, поскольку или коммунисты начинают протестовать, или власть действует по принципу «как бы чего не вышло».

 

Я все-таки остаюсь при своем мнении, что решение вопросов, связанных с нашей общей историей – это не квадратура круга. Со временем можно будет выйти на консенсусную точку зрения, которая не будет означать отход от научности и переход на идеологическую почву, потому как идеологический вектор может меняться, а цель науки – все-таки познание истины. При всем уважении к памяти, даже по мнению представителей армянского народа, проживающих не в Ереване, не всегда оправдана установка памятников, вызывающих лютую ненависть к другому народу; превращение этих памятников в идеологический инструмент для воспитания последующих поколений в духе национализма. Недавно наш товарищ, выросший в Тбилиси, выпускник экономического факультета, этнический армянин, пожелавший воспитать своего сына в столице всех армян, в городе Ереване, узнав о националистической пропаганде, вынужден был забрать оттуда свою семью. Он сказал, что не хочет, чтобы его ребенка, еще не познавшего мир, заразили ядом национализма в отношении целого народа. На самом деле, использование памятников для пропаганды ненависти ведет к постоянному эмоциональному напряжению обоих народов. В конечном счете, соседний народ отвечает теми же методами – к сожалению, зло порождает зло. Именно по этой причине особую актуальность сейчас обретает не эмоциональная, а научная, взвешенная оценка событий недавнего прошлого. Чтобы изъять из лексикона слово «геноцид» в Закавказье первый шаг должны сделать именно представители армянского народа. Но при этом события 1915 года должны быть обязательно беспристрастно изучены международной комиссией, учеными. Использование тех событий в политических играх, соревнование между парламентариями разных стран - кто быстрее признает геноцид – за рамками здравого смысла. Причем политики многих стран, тех же США, плохо представляют себе, где находится Закавказье; история и проблемы региона не представляют для них большого интереса. Не хватит ли оглядываться по сторонам и вести войну с ближайшими соседями? Процветание стран региона - вот главный вопрос для населения Закавказья. Но этот вопрос не решить без уважения истории каждого народа и всего региона, разжиганием конфликтов из-за эфемерных идей. Его можно решить лишь с помощью беспристрастного изучения истории пространства, которое мы считаем своей родиной. Если мы не будем уважать себя, своих соседей, то никто не будет уважать нас. Наоборот, найдутся те, которые захотят еще больше разделить нас и управлять нами.