Ходжалы глазами очевидцев: "Оккупанты стерли Ходжалы с лица земли, желая замести следы своих преступных деяний"

Ходжалинский геноцид, учиненный армянскими националистами в конце XX века, стал одним из тягчайших преступлений против человечности. Ходжалинцы стали жертвами воевавших против Азербайджанской Республики националистических незаконных вооруженных формирований, нанявших себе в подмогу, в частности, второй батальон бывшего советского мотострелкового 366-го полка под командованием Сейрана Оганяна. В развязывании и затягивании карабахского конфликта были задействованы и внешние силы.

К сожалению, это не единственный пример в мировой истории, когда люди под влиянием абсурдных националистических идей, ставя одну нацию выше другой/других, превращаются в нелюдей. Возможно, распространение документальных свидетельств о противозаконных деяниях, поможет предотвратить новые зверства. "Вестник Кавказа" предлагает ознакомиться с главами из книги "Ходжалы глазами очевидцев", ставшей ценным ресурсом для исследования геноцида и донесения правды о нем до мирового сообщества. У каждого из выживших ходжалинцев своя история.

Мы знаем его по душераздирающей фотохронике Ходжалинского геноцида. Вспоминая о 26‑дневных ужасах, пережитых в плену, перенесенных пытках, он словно заново переживает эту боль и страдания. Наш собеседник – командир поста сил самообороны Ходжалы Гусейнага Гулиев, попавший в ту страшную ночь в плен вместе с матерью, женой и двумя малолетними сыновьями.

Поведанное Гусейнагой, ставшим свидетелем и жертвой бесчеловечного преступления, вновь свидетельствует о том, что ни один человек, ни одна нация за всю мировую историю не пережили бесчинств, совершенных в отношении азербайджанского народа, горестных испытаний, выпавших на долю его стариков, детей, женщин и молодых. Пусть весь мир вновь услышит о том  вандализме!

26 февраля, 26‑я зима, 26‑дневный плен – траурные метки в летописи его судьбы

– Я родился в Ходжалы в 1966 году. Число "26" стало судьбоносным для меня. 26 февраля на 26-м пороге моей жизни город Ходжалы, в котором я родился и вырос, был стерт с лица земли. Я был единственным сыном в семье, рос баловнем. Женился. У меня подрастали близнецы – два полуторогодовалых мальчика. В ту пору единственного сына в семье не забирали на фронт, но я сам вызвался защищать родную землю, не мог сидеть сложа руки.

Вскоре Гусейнага Гулиев проявил себя в рядах сил самообороны Ходжалы под командованием Тофика Гусейнова, был назначен командиром поста. Дни напролет я проводил на посту. Семья жила у матери. Тогда было дано указание не вывозить семьи из Ходжалы, чтобы не сеять панику среди населения, и чтобы ни один боец не покинул свой пост. 25 февраля я дежурил на посту. Вдруг раздался грохот артиллерии. Начался штурм Ходжалы. Спустя два‐три часа обрушился град пуль, мы не могли даже высунуться из окопа. В основном это были трассирующие пули.

В верхней части Ходжалы для турок‐месхетинцев, нашедших прибежище в Азербайджане после Ферганских событий, было построено около 200 домов. Спустя час не прекращавшегося обстрела от них не осталось и щепки. Дома были охвачены огнем. Люди бежали. Разве могут винтовки противостоять танкам и бронетранспортерам?! Пришлось отступать. Дома я никого не застал, сказали, что семья ушла вместе с остальными. Я нашел маму и жену с детьми у села. Я был вооружен, в запасе были пули и гранаты. Вдруг разнеслась весть о том, что оккупанты открыли коридор для ходжалинцев, по которому можно перебраться в Агдам. Разум подсказывал, что это западня. Будучи военным, я сразу раскусил происки врага. Если головорезы такие "мягкосердечные", то почему ранее не оповестили о возможности вывода семей из Ходжалы?! Нас хотели загнать в ловушку. Поэтому мы двинулись в направлении леса.

В тот день Ходжалы, словно, прокляли. Снег сыпал как из ведра. Дойдя до реки Гаргар, я с малышами на руках перебрался на берег. Люди разделились на две группы, одна из которых пошла в направлении армянского села. Как я ни уговаривал их не идти туда, все без толку. Знал ведь, что это очередная уловка. Оккупанты хотели перебить всех до единого, чтобы не осталось свидетелей Ходжалинского геноцида. Был отдан приказ уничтожить…

Я бросился со скалы, чтобы не попасть в плен

Завязалась перестрелка. Оставив детей, я ринулся вперед. Половина наших погибла, несколько человек сбросилось с горы. Оккупанты подстерегали нас повсюду. Куда бы мы ни шли, натыкались на них. Боеприпасы были на исходе. Только мы двинулись вперед, как националисты окружили гражданское население. Сказали, бросайте оружие. Я не собирался сдаваться, знал, что все равно убьют. И потом, для меня, как военнослужащего, сдаться в плен было равносильно предательству Родины.

Оружие я, разумеется, не бросил. Напротив была небольшая скала. Трое оккупантов стояли перед нами. Я сказал пожилому дяде Мухаммеду, мол, не высовывайся, убьют, но он не послушал. Едва высунув голову, он упал, как подкошенный. Труп скатился с горы. Оккупанты думали, что он здесь один. Я вышел из‐за скалы, убил одного из них, другие попрятались. Не глядя вниз, я бросился со скалы, казавшейся низкой, но выжить мне удалось исключительно благодаря сугробам. Скала оказалась довольно высокой. Немного постояв, я направился в сторону леса.

Вдруг что‐то разорвалось неподалеку, и я потерял сознание. Очнувшись, следов крови я не обнаружил, только ноги нещадно болели. Оказывается, их пробило осколками. С трудом поднявшись, я собрался было идти, но оккупанты, заприметив меня, открыли огонь...

Избив до смерти, они швырнули меня в костер

Очнувшись, я понял, что оказался в плену, кругом были оккупанты. Меня куда‐то приволокли, сказав, что захватили военного. Ранее меня спрашивали, не военный ли, но я все отрицал, солгав, что рабочий, потому, мол, и надел эту одежду. Мне не поверили. 5‐6 человек зверски избили меня до потери сознания. Пришел в себя только под утро. Я был на свиноводческой ферме. Моя семья и тесть оказались рядом. Военной куртки на мне уже не было. Оказалось, ее скинул с меня тесть.

До смерти избив и решив, что я умер, меня бросили в костер. Тесть вытащил меня из огня. Мои конечности обгорели. Наутро меня опять забрали, начались расспросы: "Глава исполнительной власти Эльман Мамедов в Ходжалы?", "Алиф Гаджиев тоже был с вами?". Я отвечал, что не знаком с ними, не видел их, все твердил, что рабочий, потому, мол, и надел военную форму. Я и не знал, что оккупанты пустились на поиски этих людей. Их не было ни среди пленных, ни среди убитых. После пыток меня бросили на лед, прижигали тело.

Ежедневно я подвергался многочасовым пыткам. Я не знал, утро ли, вечер ли, дни напролет проходили в мучениях. От боли меркло в глазах. Меня избивали камнями и арматурой, после чего я долго не мог прийти в себя. Во дворе оккупанты устроили ледовую площадку для пыток. Обагрив кровью мое тело, они швырнули меня на лед. Боль от ударов ничто по сравнению с адскими страданиями от прижигания кровоточащих ран льдом. Мне казалось, что тело режут на куски. Я изворачивался как мог, но тело беспощадно жгло. Фашисты насмехались надо мной – стояли в сторонке и смеялись. Они отбирали молодых, более‐менее здоровых людей, и отрубали им головы на могилах отцов и братьев. Так увели моего 17‐летнего шурина, до сих пор о нем нет никаких вестей. Как‐то и меня в составе группы пленных хотели отдать на растерзание, но я оказался не нужен, поскольку был уже полумертв. Челюсть, нос, ребра, пальцы моих ног были сломаны, на теле не осталось живого места.

Ежедневно молодые пленники‑азербайджанцы приносились в "жертву"

Как‐то тесть сказал, что обменивают военнопленных, предложив сообщить и обо мне, но я наотрез отказался. Разумеется, это была очередная уловка. Оккупанты специально пустили такой слух, чтобы разузнать, есть ли среди пленных военнослужащие, а потом, пытая, выведать военную тайну и убить. После моих слов тесть расплакался и больше не говорил об этом. Ежедневно молодые пленники‐азербайджанцы приносились в "жертву". Из молодых остались только я и Фаик. Однажды оккупанты выволокли Фаика и изрешетили его тело 32 пулями.

Некий Эдик зашел и искоса взглянул на меня. Подойдя поближе, он сунул дуло автомата мне в рот, да так, что я проглотил язык, зубы посыпались один за другим. Кровь хлестала из моего тела. Он приказал вытащить меня во двор, сказал, что пристрелит. Когда мы вышли, Фаик уже был при смерти. Рядом стояло 5‐6 вооруженных фашистов.

Я попросил разрешения прислонить его к стене, чтобы он мог отдать Богу душу. Мне разрешили. Ко мне подошел один оккупант с винтовкой. Я выхватил из рук винтовку, но тут же получил удар арматурой по голове и потерял сознание.

После этого меня вновь жестоко избили, но я уже ничего не чувствовал. Эдик велел отрезать мне голову. Двое поволокли меня, но по дороге решив, что я умер, бросили в снегу. Потом кто‐то перенес мое тело туда, где содержались заложники.

Не приди мама в морг, я бы умер там

На 26‐й день моего пребывания в плену кто‐то справился обо мне. Ответить не было сил. Спустя некоторое время эти люди пришли еще раз. Сказали, пусть отзовется Гусейнага, его хотят выменять. Я был не в состоянии поднять руку. Стоявшие рядом указали на меня. Они махнули рукой, видимо, посчитав, что мне недолго осталось. Главное, чтобы дожил до обмена, – видимо, подумали они. Так меня обменяли.

В Агдаме я не смог пройти и 20 метров, рухнув на землю без сил. Люди подумали, что я умер, и повезли меня в агдамский морг. Как и полагается, накрыли простыней. В морге меня нашли мама и дядя. Дядя приподнял простыню и, узнав меня, вновь накинул ее, разрыдавшись. Вдруг мои зрачки ощутили свет, но я был настолько обессилен, что не мог вымолвить и слова. Тут мама выкрикнула: "Мой сынок жив, он жив, он дышит!" Дядя поднес руку к моему носу и понял, что я дышу. Меня сразу же повезли в Баку. В больнице сказали, что жить мне осталось недолго. Солнце припекло так, что распухли голова и тело, я ничего не видел.

Но Всевышний даровал мне вторую жизнь. С божьей милостью, вернулись мои жена и дети, моя семья была благополучно выменяна. То, что довелось испытать мне, я не встречал ни в одном, даже самом чудовищном по своей жестокости фильме. Каждый день я превозмогаю боль. Даже по прошествии стольких лет, я все еще прохожу лечение. Точно знаю – оккупанты стерли Ходжалы с лица Земли, желая замести следы своих преступных деяний и истребить всех очевидцев совершенного ими геноцида. Но им не удалось сломить славных сынов Азербайджана. Содеянное зло не должно остаться безнаказанным. Я верю в то, что моя мечта осуществится благодаря принципиальной политике верховного главнокомандующего, президента Ильхама Алиева.