Ходжалы глазами очевидцев: "Я потеряла мужа, сына и двух братьев"

Ходжалинский геноцид, учиненный армянскими националистами в конце XX века, стал одним из тягчайших преступлений против человечности. Ходжалинцы стали жертвами воевавших против Азербайджанской Республики националистических незаконных вооруженных формирований, нанявших себе в подмогу, в частности, второй батальон бывшего советского мотострелкового 366-го полка под командованием Сейрана Оганяна. В развязывании и затягивании карабахского конфликта были задействованы и внешние силы.

К сожалению, это не единственный пример в мировой истории, когда люди под влиянием абсурдных националистических идей, ставя одну нацию выше другой/других, превращаются в нелюдей. Возможно, распространение документальных свидетельств о противозаконных деяниях, поможет предотвратить новые зверства. "Вестник Кавказа" предлагает ознакомиться с главами из книги "Ходжалы глазами очевидцев", ставшей ценным ресурсом для исследования геноцида и донесения правды о нем до мирового сообщества. У каждого из выживших ходжалинцев своя история.

Участь семьи Фитат Мамедовой трагична и героична - в Ходжалы трагически погибли ее муж, сын, два брата и племянник, а мать подверглась тяжким пыткам в плену. Душевные страдания раздирают Фитат Мамедову, отдаваясь болью в сердце, а годы только точат эту боль. В одном находит она успокоение – не долог тот час, когда наши земли будут освобождены. Это ее заветная мечта и единственная отдушина. Разбитая горем женщина мечтает вернуться в родные места. Даже если это будет последний день в ее жизни, провести бы его в отчем крае, а потом и умереть не горестно. "Ничто, никакое место на земле не заменит Ходжалы, наше возвращение порадует и души усопших, только бы ступить на родную землю", – говорит Фитат Мамедова.

Брата сразило пулей в лоб

Фитат Мамедова родилась в Ходжалы в 1960 году, там и выросла. Их было восемь детей в семье – 6 братьев и 2 сестры. Долгое время члены ее семьи, уцелевшие в той жуткой трагедии, ютились в Нафталане, а ныне проживают в здании, построенном для ходжалинцев в Геранбое. Фитат ханум работает в Геранбойском районном отделении Госслужбы по всеобщей мобилизации и воинскому призыву. Мы побеседовали с ней в ее доме. Ужас Ходжалинского геноцида навсегда запечатлелся на лице этой несчастной женщины. С дрожью в голосе и со слезами на глазах она пересказывает те злополучные со бытия.

– Той ночью я была в агдамской больнице. Мы жили в Гарагая. Моя мать попала в плен, день была заложницей. Вернувшись из плена она сказала, что там перебили всех. Двоих детей своих она видела мертвыми на дороге. Другого моего брата убили в лесу. Они прятались от головорезов за холмом, брат сказал -  бегите, я отвлеку их. Едва он вышел из-за холма, как был сражен пулей в лоб. Моя мать осталась возле убитого сына. В это время подоспел другой мой брат. Он молил маму пойти с ним, обещал вернуться и забрать тело покойного брата, но она была непреклонна. Мама сказала, что не оставит своего мальчика.

При выходе из Ходжалы матери дали ручную гранату, чтобы она могла подорвать себя, только бы не оказаться в плену. Моя несчастная мать спрятала гранату у сердца, и как брат ни просил ее последовать за ним, не поддалась его уговорам. Тогда он потянул маму за руку, и она по неосторожности упала с горы. Ручная граната раздавила ей грудную клетку. Долгое время несчастная женщина мучилась от болей. Сейчас ей 87 лет, но она все еще страдает от этой травмы. Там же их всех взяли в плен…

Оккупанты заживо вырвали сердце моего мужа

Мама рассказывала, что в плену было много наших, среди которых и мой муж Расим. Он шел с другой группой. Мама вспоминала, что его долго пытали, а потом убили – у живого вырвали сердце. Из их группы выжил лишь парень по имени Валех. Там же убили моего брата Васифа. Через сутки после освобождения того самого Валеха, из плена вернулась и мама. Мы расспрашивали ее об увиденном, о судьбе братьев, но она словно онемела от ужаса. Целую неделю мама ходила в окровавленной одежде, отказываясь переодеться. Она все твердила, что ее мальчик умер у нее на руках и одежда окроплена его кровью. Мама сказала, что знает, где лежит тело ее покойного сына, решив самолично забрать его. Неоднократно порывалась она идти, ездила из Нафталана в Агдам. Наконец, дождалась в Агдаме группу, отправлявшуюся за телами убитых ходжалинцев. Ей сказали, что знают, где лежит труп Васифа, попросив остаться. Неимоверными усилиями через несколько дней удалось вытащить тело Васифа.

Глядя на тело покойного, казалось, будто брат вовсе не умер, а спит. Оказывается, мама уложила тело погибшего сына под кустом на горном склоне, там было заснежено и морозно. Брат "перепоручил" его Всевышнему, поклявшись вернуться за своим покойником. Народная мудрость гласит, что если труп отдан на волю Всевышнего, то тело покойного сохраняется как есть.

Мама сняла окровавленную одежду лишь после того, как предали земле тело ее сына.

Их могилы остались на захваченных землях

Труп еще одного брата Фитат ханум доставили 2 марта, похоронили его на следующий же день. А тело ее покойного супруга Расима привезли 19 марта. Он погребен в Агдаме.

– Мы предали земле наших покойников, но их могилы остались на оккупированных землях. До оккупации я каждый день ездила из Нафталана в Агдам на автобусе, посещая родные могилы. В Агдаме жила семья деверя, поэтому мы решили похоронить мужа там.

Как разметало их в Ходжалы, так и погребены они в разных местах. И Агдам оккупирован…

– Нам даже некуда пойти выплакаться, могилы наших родных остались на захваченных землях… Погода тогда неистовствовала, словно небо и земля оплакивали покойных. Был лютый мороз, хотя в предшествовавшие годы мы в это время занимались посевом. В плену мой брат Васиф сказал матери: "Нас не выпустят и, даже если растерзают на твоих глазах, не подавай виду, не кричи, не плачь, принесут мясо наше – ешь, только не выдай себя. Иначе тебя будут пытать у нас на глазах, наша честь будет поругана, наше сердце разорвется".

Васиф поручил своих детей маме. Вспоминая слова покойного сына, мама не может найти себе покоя. При виде его детей, она не знает, как им угодить, ведь сын доверил их ей... В плену захватчики спросили моего мужа, кто стрелял из установки "Алазань". Муж ответил, что расскажет, если отпустят женщин. Так отпустили одну группу пленных, в которой оказалась и мама. Муж сказал, что это мы стреляли из "Алазани". Оккупанты долго пытали мужчин, в итоге убив их. Я видела стершиеся до крови пятки моего покойного супруга. Их гнали босиком, заставляя преодолевать огромные расстояния. А его руки… Я ужаснулась, вытащив их из-под одеяла, в которое был завернут труп. Они были насквозь пробиты пулями. Кровь запеклась на ранах…

Мой двухлетний сын умер от отравляющих газов

Фитат ханум рассказывает, в какой тревоге пребывали они все четыре года, предшествовавших той злополучной ночи.

– Оккупанты осаждали Ходжалы со всех сторон. Ночью они вели массированные обстрелы, наводя на людей ужас. Вот так мы держались четыре года. Как-то ночью они запустили снаряды, после разрыва которых несколько дней пахло порохом.  Мой двухлетний сын отравился этими ядовитыми газами и умер. После смерти супруга у меня родилась дочь. Я нарекла ее Нишаной, что означает "оказавшаяся под прицелом", – с горечью рассказывает Фитат ханум.

Тяжело вздохнув, женщина продолжила:

– У брата был 17-летний сын. На свои сбережения он купил военную форму и облачился в нее. Мы сказали, сынок, сними эту форму, ведь ты еще школьник. Как ни упрашивали, все без толку. Тогда его отец был на заработках в России. Сын хотел исполнить долг отца перед Родиной. Он упорствовал, и нам пришлось сдаться под натиском его упрямства. Согласившись на его участие в военных действиях, мы просили лишь об одном – не надевать военную форму. Но уговоры не возымели действия. Эта форма впоследствии сослужила ему плохую службу, ведь оккупанты жестоко расправлялись с нашими военными. В его теле мы обнаружили 17 пулевых ранений! Мама рассказывала, что в плену с ней была ее кузина Нэнэш, семью которой вырезали националисты. Никто из четырех мужчин их семьи живым так и не вернулся

… С наступлением февраля кровь стынет в наших жилах. Не осталось даже могил, куда мы могли бы пойти и выплакаться, – говорит Фитат ханум.

…Нам пришлось прервать беседу, так как женщине стало не по себе от горестных воспоминаний…