Освобождение Баку и Мамед Эмин Расулзаде

В момент провозглашения 28 мая 1918 года независимость Азербайджана имела в значительной степени декларативный характер. В первую очередь это было связано с тем, что она была провозглашена за пределами Азербайджана. И для наполнения государственной независимости реальным содержанием еще предстояло обеспечить переезд национального правительства из Тифлиса в пределы страны и установить его юрисдикцию над всей территорией Азербайджана, значительная часть которого, включая столицу Баку, в то время находилась под контролем большевистских сил.

Поэтому первоочередной задачей национального правительства было освобождение столицы страны – Баку от большевистско-дашнакских захватчиков. Тем более что в этот период большевистские лидеры всерьез вынашивали планы по отторжению Баку и других прикаспийских территорий Бакинской губернии от Азербайджана с последующим их включением в состав Российской Федерации. Они даже подготовили соответствующее идеологическое обоснование для реализации этого плана. Так, по мнению одного из большевистских лидеров – Иосифа Сталина, в экономическом отношении Бакинский нефтяной район не имел ничего общего с остальной частью Азербайджана. Учитывая господство в марксистской идеологии экономического детерминизма, этим своим высказыванием Сталин фактически отказывался признать Баку и его окрестности составной частью Азербайджана. В этом вопросе с Иосифом Сталиным были солидарны и другие большевистские лидеры, в частности руководитель Бакинского Совета Степан Шаумян.

По существу, речь шла о попытке большевиков не допустить создания на территории Закавказья политического образования под названием Азербайджан, к чему так стремились национальные силы страны во главе с "Мусаватом". Идея отторжения Баку от Азербайджана была выгодна и партии "Дашнакцутюн", поскольку облегчала реализацию ее планов по включению обширных территорий Бакинской и Елисаветпольской губерний в состав будущего армянского государства в Закавказье.

10 июня 1918 года началось наступление армии большевиков на Гянджу. Целью этого наступления было уничтожение зарождающейся азербайджанской государственности и потопление в крови национально-освободительной борьбы азербайджанского народа.

В этой ситуации было очевидно, что для создания национальной государственности и нейтрализации угроз физическому существованию народа азербайджанские тюрки нуждаются в твердой внешней поддержке. А в сложившихся тогда условиях подобной внешней силой могли стать только османы, к которым и обратились азербайджанские представители. Тем более что соглашение, подписанное 4 июня 1918 года между Османской империей и правительством Азербайджана, официально предоставило им подобную возможность. В частности, статья IV данного соглашения позволяла азербайджанским представителям обратиться за военной помощью к Османскому государству "для обеспечения порядка и безопасности в стране".

Правительство Азербайджана не преминуло воспользоваться этой возможностью и с целью освобождения восточной части страны и города Баку от большевистско-дашнакской оккупации, без которого создание национальной государственности не представлялось возможным, обратилось за военной помощью к османским представителям в Батуме. В телеграмме по этому поводу министра иностранных дел Азербайджана Мамед-Гасана Гаджинского руководителю османской делегации в Батуме Халил бею, в частности, говорилось: "Правительство Азербайджанской Республики, объявившее свою независимость и заключившее договор о дружбе с Турцией, терпит большие осложнения внутри страны. Шайки четников, восставшие в большей части территории Азербайджана под знаменем большевиков, захватили в свои руки Баку - центр страны, источник ее богатства и существования, а также всю Бакинскую губернию. Не признавая Азербайджанскую Республику, они разрушают ее основы и подчиняют себе огнем и мечом всех сопротивляющихся им граждан. Сжигают города, грабят и уничтожают мирное население. Кроме Баку, также Шамахы, Куба, Ленкорань и прочие уезды наводнены этими шайками, угрожающими и Гянджинской губернии. Новообразовавшаяся Республика не в силах подавить их, поддерживаемых с севера своими союзниками, а из Персии - английской интригой".[1]

Глава внешнеполитического ведомства Азербайджана просил османских представителей, "вследствие наличия вышеперечисленных опасностей и согласно соответствующему пункту договора о дружбе между Азербайджанской Республикой и Турцией оказать Азербайджанскому правительству военную поддержку в борьбе за изгнание из страны большевиков".[2] И к чести османской стороны она довольно оперативно,  а самое главное, положительно отреагировала на эту просьбу азербайджанских представителей, приняв принципиальное решение об оказании военной поддержки правительству Азербайджана. Хотя место и время принятия подобного решения точно не установлено, но большинство исследователей склоняется к мысли, что оно было принято в Батуме.[3]

Правда, в османском руководстве прекрасно понимали, что открытая военная поддержка Азербайджана неминуемо вызовет недовольство и протесты Германии, заинтересованной в установлении собственного контроля над Азербайджаном. Поэтому задолго до роспуска Закавказского Сейма и объявления независимости Азербайджана, еще в марте 1918 года, османское руководство приняло решение о создании нового военного формирования под названием "Кавказская исламская армия" для поддержки азербайджанских тюрков. Соответствующая инструкция о формировании армии была подписана военным министром Османской империи Энвер пашой 12 апреля  1918 года. [4] Последующие события на Южном Кавказе, в частности, национально-государственное размежевание трех народов региона, лишь ускорили процесс создания "Кавказской исламской армии".

Особенность этой армии заключалась в том, что укомплектованная османскими и азербайджанскими добровольцами, она формально не входила в военные структуры Османского государства и не подчинялась турецкому командованию. Это давало возможность руководству Османского государства отмежеваться от действий "Кавказской исламской армии" на территории Азербайджана и таким образом избежать напряженности во взаимоотношениях с Германией.

Безусловно, на самом деле костяк "Кавказской исламской армии" составляли регулярные части османской армии, усиленные азербайджанскими добровольцами. К тому же процесс комплектации данной армии находился под личным контролем Энвер паши, который возлагал большие надежды на нее в деле реализации своих планов в отношении Кавказа, и прежде всего Азербайджана.

Неслучайно командующим "Кавказской исламской армией", перед которой была поставлена конкретная задача по освобождению Баку от большевистских и дашнакских оккупантов с последующей его передачей законным владельцам – азербайджанцам, Энвер паша назначил своего сводного брата Нури пашу. По его замыслу, Нури паша должен был стать активным проводником в жизнь его политической программы, предусматривавшей вхождение тюркских народов Кавказа, в первую очередь азербайджанцев, в состав Османской империи.Политическим советником командующего "Кавказской исламской армией" был назначен Ахмед бек Агаоглу.[5]

25 мая 1918 года Нури паша вместе с 300 военными инструкторами прибыл в Гянджу и с большим восторгом был встречен жителями города. Уставшее от хаоса и анархии азербайджанское население жаждало силы, способной восстановить спокойствие и порядок  как в Гяндже, так и во всей стране. И Нури паша оправдал эти надежды гянджинцев, за относительно короткий срок восстановив должный правопорядок в городе. Это создало условия для переезда 16 июня 1918 года правительства Азербайджана из Тифлиса в Гянджу.

По существу, турецкая военная помощь сыграла ключевую роль в защите зарождающейся азербайджанской государственности от посягательств большевистско-дашнакских сил. В отношении тюркских народов Кавказа и Центральной Азии Турция выполняла ту же освободительную миссию, что и Россия на Балканах. Как подчеркивал Мамед Эмин Расулзаде, несмотря на все коллизии азербайджано-турецких отношений, "память о турках в наших сердцах останется такая же, какая осталась в Болгарии о русских героях, пришедших туда для ее освобождения"[6].

Ситуация осложнялась тем, что летом 1918 года многие ведущие государства мира, и в первую очередь Россия, Великобритания и Германия, пытались установить свой контроль над богатейшими нефтяными месторождениями Баку, поскольку "нефть для воюющих сторон была необходима, как вода"[7]. Причем противоречия в этом вопросе имелись не только между Антантой и коалицией центральных держав, но и внутри каждого из этих блоков.

Как свидетельствует донесение М.Э. Расулзаде из Стамбула от 19 июля 1918 года, немцы, являвшиеся союзниками Османской империи в Первой мировой войне, тем не менее активно противодействовали взятию Баку со стороны турецко-азербайджанских сил, аргументируя свою позицию тем, что в этом случае большевики могут сжечь нефтяные промыслы[8]. В этой связи неудивительно, что летом 1918 года за спиной азербайджанского правительства происходил настоящий торг между представителями различных государств, предметом которого являлся Баку с его нефтяными богатствами.

Примером тому являлись переговоры между Россией и Германией, которые велись в течение всего июля и августа 1918 года и завершились 27 августа подписанием дополнительного соглашения к Брест-Литовскому мирному договору. Некоторые положения этого соглашения напрямую касались Азербайджана. Согласно этим положениям Германия взяла на себя обязательство препятствовать пересечению границ Шемахинского и Бакинского уездов вооруженными силами третьей державы. Очевидно, что речь шла о турецких войсках, в то время задействованных в Азербайджане для освобождения Бакинской губернии от большевистско-дашнакских сил. Взамен за эту "услугу" Россия должна была поставлять Германии ежемесячно четвертую часть всей добываемой в Баку нефти[9].

Практическая значимость этого соглашения была равна нулю, поскольку в момент его подписания большевистская Россия уже не контролировала Баку, а Германия не обладала в регионе сколько-нибудь серьезной военной силой, а также необходимыми рычагами, чтобы приостановить продвижение турецко-азербайджанских войск к Баку. Тем не менее в связи с подписанием данного соглашения 12 сентября 1918 года М.Э. Расулзаде в качестве главы азербайджанской делегации в Стамбуле вручил посланнику германского правительства в Турции графу Вальдбургу ноту, в которой выражался протест против признания Германией суверенитета России над городом Баку, "естественной столицей, интеллектуальным, экономическим и политическим центром Азербайджана"[10].

В ноте подчеркивалось, что "азербайджанский народ, пользуясь правом, которое было провозглашено русской революцией и подтверждено русским правительством в Брест-Литовске, а именно правом самоопределения, сбросил вековое иго и провозгласил свою независимость в твердой уверенности, что сможет рассчитывать на симпатии Четверного Согласия"[11].

В ноте с исторической, географической, культурной, экономической и этнографической точек зрения обосновывалась принадлежность Баку к Азербайджану. До сведения германского посла доводился и тот факт, что Баку "с незапамятных времен являлся крупным центром азербайджанских тюрков и был аннексирован Россией лишь в 1813 году"[12].

Отмечая значимость Баку для независимого существования Азербайджана, М.Э. Расулзаде писал: "Все политические, экономические и общественные институты, духовные учреждения, школы и благотворительные общества, культурные центры, мусульманские типографии - все сконцентрировано в Баку, который одновременно является центром объединения всей нашей интеллигенции. Это центр, объединяющий все материальные и нравственные силы, способные создать независимость страны"[13].

Как отмечалось в ноте, "этот вопрос является для Азербайджана не просто проблемой территориального приращения, а скорее условием жизнеспособности страны", в то время как для других государств, претендующих на Баку, город представляет лишь экономический интерес. При этом от имени азербайджанского правительства М.Э. Расулзаде гарантировал обеспечение "коммерческих и экономических интересов тех стран, которые будут поддерживать с нами дружеские отношения, в особенности интересов такой великой промышленной державы, как Германия". В конце документа выражалась "твердая надежда" на то, что данная позиция азербайджанского правительства и права азербайджанцев "на этот город будут серьезно приняты во внимание императорским германским правительством"[14].

Безусловно, М.Э. Расулзаде прекрасно осознавал, что подобными дипломатическими демаршами вряд ли удастся решить проблему Баку в пользу Азербайджана. Поэтому в своем письме министру иностранных дел Азербайджана Мамед-Гасану Гаджинскому от 6 сентября 1918 года он подчеркивал, что "вопрос Баку зависит только от силы. Если Баку не будет взят – все кончено. Прощай Азербайджан"[15]. Он нисколько не сомневался в том, что "величайшим и достойнейшим ответом" на русско-германское соглашение от 27 августа 1918 года может стать только "взятие Баку"[16].

Анализируя происходящие процессы, связанные с попытками различных государств установить свой контроль над нефтяными месторождениями Баку, он настоятельно требовал от азербайджанского правительства "любыми средствами, любыми путями в ближайшее время освободить Баку"[17]. Так, в своем послании от 6 августа 1918 года М.Э. Расулзаде, обращаясь к своим соратникам, в частности, писал: "Во что бы то ни стало Вы должны взять Баку. Чтобы всех поставить перед лицом свершившегося факта. Тогда события приобретут совершенно другой оборот. Большевики могут угрожать сопротивлением, но я полагаю, что они не будут воевать, поскольку в настоящее время они заняты внутренними распрями"[18].

Примечательно, что М.Э. Расулзаде советовал освободить Баку азербайджанскими силами. Он считал, что "движение в сторону Баку обязательно должно быть от имени Азербайджана, город должен быть освобожден азербайджанским правительством. В противном случае возможны затруднения"[19]. В этой связи он призывал азербайджанских руководителей "наряду с проявлением политической инициативы изо всех сил стараться и в организации военного дела"[20].

Правда, все это отнюдь не означало, что М.Э. Расулзаде недооценивает значимость турецкой военной помощи или же вообще отказывается от нее. Наоборот, во время нахождения в Стамбуле М.Э. Расулзаде пытался добиться усиления турецкого военного присутствия в Азербайджане, неоднократно поднимая этот вопрос перед представителями правительства Османской империи. Но одновременно он указывал членам азербайджанского правительства, что "нельзя все наши проблемы разрешить с помощью турецких войск". Как истинный патриот своей родины М.Э. Расулзаде мечтал о создании сильной современной армии в Азербайджане, способной защищать суверенитет страны. Поэтому он предлагал национальному правительству в кратчайшие сроки издать закон о всеобщей воинской обязанности: "Пусть начнется набор, а то ожидать всего от "анатолийского мамедчика" (имеются в виду турецкие солдаты. - А.Б.) будет неправильно... Население думает, что все наши вопросы разрешаются войсками, прибывающими из Анатолии"[21].

Он был встревожен тем фактом, что первая попытка Нури паши собрать азербайджанских добровольцев с целью освобождения Баку фактически провалилась, поскольку на этот призыв, по сведениям Энвер паши, откликнулись только 36 человек. По этой причине М.Э. Расулзаде предлагал объявить всеобщую воинскую повинность и призвать в армию "всех от 20 до 25-летнего возраста". При этом он отмечал, что при встречах с иностранными дипломатами в Стамбуле все они начинают разговор с вопроса: "Начали ли организовывать войско? Этот вопрос интересует всех: друзей, врагов, политиков, население. Этот вопрос – всем вопросам начало"[22]. В этой связи он предлагал незамедлительно учредить военное министерство.

Выполняя свои обязательства по двустороннему договору от 4 июня 1918 года, Турция незамедлительно направила 5-ю дивизию в Азербайджан. Части дивизии двумя группами, каждая с численностью по 3 тыс. штыков, продвинулись в сторону Газаха. Первая группа прибыла в Газах 11 июня, а вторая - 12 июня. Другими словами, первые части турецкой армии общей численностью 6 тыс. человек вошли в пределы Азербайджана уже после начала большевистского наступления на Гянджу. К тому же следует учесть, что линия фронта проходила далеко от Газаха и по этой причине турецкие силы еще не были в состоянии вступить в бой с наступающими частями Бакинского Совета. Да и по своей численности отряды Красной Армии почти в три раза превосходили турок, что исключало возможность любых наступательных операций. В отличие от азербайджанских сил, большевики к началу июня уже полностью закончили свои приготовления для реализации плана захвата Гянджи, что подтверждается историческими документами. Так, 24 мая 1918 года, то есть еще до распада Закавказской Федерации и образования Азербайджанской республики, Степан Шаумян в письме, адресованном СНК РСФСР, сообщал о военных планах Бакинского Совета следующее: "Нужно торопиться в Гянджу, чтобы там, а затем и дальше, вызвать восстание армян... Если это восстание не произойдет и турки успеют закрепить за собой Грузию и Тифлис, тогда мы будем совершенно изолированы и нам придется оборонять только Апшеронский полуостров". А в письме, отправленном 7 июня 1918 года Ленину и  Сталину тот же  Шаумян признавался в том, что "последнюю неделю они были заняты лихорадочной подготовкой похода на Гянджу". Задачам большевистского наступления полностью соответствовал и национальный состав красноармейского корпуса, специально сформированного для наступления на позиции азербайджанских национальных сил. В своем письме наркому по военно-морским делам РСФСР зам. наркома по военно-морским делам Бакинского Совнаркома Б. Шеболдаев признается в том, что корпус, на три четверти состоявший из армянских добровольцев, находился под командованием дашнакских офицеров. В частности, командиром корпуса был бывший царский полковник Казаров, а начальником штаба Аветисов.

Таким образом, факты свидетельствуют о том, что первыми наступательные операции на фронте начали не азербайджанские силы, а большевики. Лишь через два дня после начала наступления отрядов Бакинского Совета на Гянджу, 12 июня 1918 года азербайджанское правительство вынуждено было в полном соответствии с международным правом обратиться за дополнительной военной помощью к Турции. Правительство Турции немедленно удовлетворило просьбу Азербайджанской Республики и к 25 июню основные силы турецких войск прибыли в Азербайджан. До прихода турецких войск натиск врага приходилось сдерживать воинским частям Азербайджанской Республики. Следует отметить, что несмотря на более чем трехкратное численное превосходство дашнакско-большевистских сил, азербайджанские добровольцы храбро сражались и сорвали попытку неприятеля молниеносным ударом захватить Гянджу. За две недели упорных боев силам Бакинского Совета так и не удалось войти в пределы Гянджинской губернии. Они смогли лишь занять Кюрдамир и вплотную подойти к Геокчаю. Значение этого относительного успеха национальных сил особенно возрастало в свете очень высокого мнения С. Г. Шаумяна относительно боеспособности своей армии. Так, 23 июня 1918 года он информировал В. И. Ленина; "...мы направили в сторону Гянджи армию в 12-13 тыс. чел. Общее впечатление от армии людей, сведущих в военном деле, что это не обычная "советская" армия - в лучшем случае партизанские отряды, а настоящее регулярное войско. Все товарищи, приезжающие из России, выражают восторги, знакомясь с нею".

Хотя Cтепан  Шаумян считал, что "эта армия ведет себя великолепно" в отношении местного населения, а Г. Корганов даже утверждал, что азербайджанцы "ждут Красную Армию, как освободителя", но реальная действительность оказалась удручающей для большевистских вождей Бакинского Совета. В этом отношении истинное положение дел отражали слова сына Шаумяна Сурена: "Благодаря своим реквизициям, презрительному отношению и постоянным расстрелам под предлогом шпионажа в пользу противника, но в действительности диктуемым ненавистью к азербайджанцам, они [армянские командиры советских войск] могли вызвать только отрицательное отношение к Советской власти. Поэтому теперь можно сделать вывод, что наступление, начатое Красной Армией, было ошибкой". Состояние запуганного до смерти большевистским террором азербайджанского крестьянства лучше всего характеризует слова одного из делегатов I съезда крестьян Бакинского уезда, открывшегося 26 мая 1918 года. Он заявил, что азербайджанские крестьяне "готовы идти за Советской властью, но пусть их не убивают". В этой связи неудивительно, что отношение азербайджанского населения к наступающим частям Красной Армии было крайне враждебным, что сыграло немалую роль в провале их операции в гянджинском направлении. Пытаясь нейтрализовать антибольшевистские настроения азербайджанских крестьян и привлечь хотя бы часть из них на свою сторону, Бакинский СНК 18 июня 1918 года издал декрет о социализации земли в Закавказье и Дагестанской области. Декрет предусматривал немедленное изъятие без выкупа " земель из владений беков, ханов, помещиков, меликов, князей, их доверенных и нетрудовых арендаторов в пользование трудового земледельческого населения". Однако эти расчеты Степана  Шаумяна не оправдались и азербайджанское крестьянство не только не поддержало наступление большевиков на Гянджу, но и с оружием в руках выступило против Бакинского Совета, что и предрешило его судьбу.

Решающая битва между отрядами Бакинского совета и турецко-азербайджанскими силами произошла под Геокчаем и продолжалась четыре дня - с 27 июня по 1 июля 1918 года. Национальные силы в ожесточенном сражении со штыковой атакой разгромив вооруженные отряды Бакинского Совета, приостановили их продвижение к Гяндже. После этого сражения стратегическая инициатива на фронте полностью перешла в руки национальных сил. 10 июля ими был освобожден Кюрдамир, а 20 июля - Шамахы. Продолжая наступление, турецко-азербайджанские силы к 30 июлю вышли к окрестностям Баку, находясь на расстоянии 15-16 км. от города. Поражения на фронте обострили до предела взаимоотношения большевиков с их политическими партнерами по Бакинскому Совету. Дашнаки, эсеры и меньшевики, видя безысходность положения и стремясь любыми средствами помещать освобождению Баку национальными силами, решили обратиться за помощью к англичанам. Под давлением представителей этих партий 25 июня 1918 г. Бакинский Совет принял резолюцию о приглашении английских войск. Сразу же после объявления итогов голосования по этой резолюции Степан Шаумян выступил с весьма красноречивым заявлением. Он, в частности, сказал: "Поскольку за эту резолюцию голосовали дашнакцаканы, которые вчера на своей партийной конференции решили, что признают власть и российскую, и бакинскую, какая она есть, и никаких изменений не потерпят, они голосовали по недомыслию. Что касается правых эсеров и меньшевиков, то они были всегда врагами Советской власти". Примечательность этих высказываний Шаумяна заключается в его особо трогательном отношении к дашнакам. По логике Шаумяна выходит, что в отличие от эсер и меньшевиков, уже априори являющихся врагами Советской власти, дашнаки были чуть ли не несмышлеными детьми и проголосовали за приглашение англичан лишь по случайному недоразумению. Как бы то ни было, данное решение Бакинского Совета привело к отставке 31 июля большевистского бакинского Совнаркома и власть в городе перешла в руки т. н. "Диктатуры Центрокаспия и Президиума Временного Исполнительного комитета Совета", состоящей из меньшевиков, эсеров и дашнаков. Впрочем, новая бакинская власть с завидной целеустремленностью продолжила антиазербайджанскую линию своего предшественника - Бакинского Совнаркома.

Однако ни новые бакинские власти, ни их английские союзники не были уже в состоянии помещать неминуемому освобождению Баку национальными силами. Не помогли и закулисные интриги кремлевских вождей с германскими представителями с целью сохранения Баку в своих руках. Успехи турецко-азербайджанских войск и их приближение к Баку вызвали недовольство Германии, весьма заинтересованной в бакинской нефти. В ответ на требование большевиков приостановить наступление на Баку Германия заявила, что "против Баку действуют какие-то банды, а не регулярные германо-турецкие войска". Вместе с тем правительство Германии было не прочь воспользоваться обстоятельствами и предложило большевикам использовать свое влияние на Турцию для предотвращения захвата Баку национальными силами, потребовав взамен поставок бакинской нефти. О предложении германской стороны 8 июля 1918 года Сталин известил Степана  Шаумяна. В его письме были определены основные цели большевистской политики в Закавказье в контексте российско-германских отношений:

"1. Общая наша политика в вопросе о Закавказье состоит в том, чтобы заставить немцев официально признать грузинский, армянский и азербайджанский вопросы внутренними для России вопросами, в разрешении которых немцы не должны участвовать. Именно поэтому мы не признаем независимости Грузии, признанной Германией. 

2. Возможно, что нам придется уступить немцам в вопросе о Грузии, но уступку такую мы в конце дадим лишь при условии признания немцами невмешательства Германии в дела Армении и Азербайджана.

3. Немцы, соглашаясь оставить за нами Баку, просят уделить некоторое количество нефти на эквивалент. Мы эту "просьбу", конечно, можем удовлетворить".

Переговоры между Россией и Германией по данному вопросу продолжались в течение всего июля и августа 1918 года и завершились 27 августа подписанием дополнительного договора к Брест-Литовскому мирному соглашению. Часть договора, посвященная Азербайджану, содержала следующие положения: "1) Германия будет препятствовать пересечению границ Шамахинского и Бакинского уездов какой бы то ни было третьей державой; 2) Россия будет поставлять Германии либо четвертую часть всей добываемой в Баку нефти, либо определенное ее количество ежемесячно". Впрочем, практическая значимость данного договора была равна нулю.

Тем не менее в связи с подписанием данного договора Мамед Эмин Расулзаде все еще находившийся в Стамбуле 12 сентября 1918 года вручил германскому послу в Турции графу Вальдбургу меморандум, в котором выражался протест против признания Германией суверенитета России над "естественной столицей Азербайджана и его политическим, экономическим и культурным центром". В меморандуме обосновывались исторические права азербайджанцев на Баку и отмечалось, что "этот вопрос является для Азербайджана не просто проблемой территориального приращения, а скорее условием жизнеспособности страны".

15 сентября 1918 года объединенные турецко-азербайджанские сапы освободили Баку от сил т. н. "Диктатуры Центрокаспия". 17 сентября Азербайджанское правительство во главе с Фатали Ханом Хойским прибыло из Гянджи в Баку. В первую годовщину освобождения Баку газета "Азербайджан" писала: "Если дату 28 мая мы считаем официальным днем провозглашения нашей независимости, то день 15 сентября - день вступления азербайджанских войск и Азербайджанского правительства в Баку, можно считать днем закладки фундамента и главных основ государственного организма". В этом отношении освобождение Баку стало одним из важных этапов на пути достижения конечной цели национального движения - построения независимого Азербайджанского государства.

[1] Государственный архив Азербайджанской Республики (ГААР). Ф.. 970. Оп. 1. Д. 1. Л. 47.

[2] Там же.

[3]Kurat Akdes Nimat. Türkiye ve Rusya. S. 527.

[4] Birinci Dünya Harbinde Türk Harbi. Kafkas Cephesi, III Ordu Harekatı. Cilt: 2. Ankara, 1993. S. 554.

[5]Kurat Akdes Nimat. Türkiye ve Rusya. S. 531.

[6] Азербайджан. 1919. 12 февраля.

[7]ГА АР. Ф. 894. Оп. 10. Д. 31. Л. 2.

[8] ГА АР. Ф. 894. Оп. 10. Д. 31. Л. 2.

[9] Балаев А. Азербайджанское национальное движение в 1917-1918 гг. С. 226. 

[10]ГА АР. Ф. 970. Оп. 1. Д. 16. Л. 3.

[11] Там же.

[12] Там же.

[13] Там же. Л. 4. 

[14] ГА АР. Ф. 970. Оп. 1. Д. 16. Л. 3. 

[15] ГА АР. Ф. 894. Оп. 10. Д. 154. Л. 16.

[16] Там же. Д. 31. Л. 29.

[17] Там же. Д. 154. Л. 9.

[18] Там же. Д. 31. Л. 19.

[19] Там же.  Д. 154. Л. 9.

[20] ГА АР. Ф. 894. Оп. 10. Д. 154. Л. 15. 

[21] Там же. Л. 4-5.

[22] Там же. Л. 5.