Анкара-Баку-Тегеран: экзамен на зрелость сдан

Резко возникшая напряженность во внутриполитической ситуации в Иране, за которой последние дни внимательно следили все мировые СМИ и политики, спала до нуля. Смены теократического режима, на которую открыто надеялись в Вашингтоне и Тель-Авиве, так и не произошло. Многочисленные "твиты поддержки" и заявления президента США Дональда Трампа и его ближайших соратников не возымели действия – скорее, наоборот, стали "медвежьей услугой" для протестующих в Иране. Согласно данным министерства внутренних дел ИРИ, всего в акциях протеста по стране приняло участие чуть более 40 тысяч человек.

Несколько сотен участников протестов были арестованы, свыше 20 было убито в ходе столкновений с иранскими силовиками. О том, какие внутриполитические последствия будут иметь прошедшие массовые беспорядки и митинги судить еще рано. Но в том, что без последствий не обойдется, сомневаться не приходится, равно как и  в том, что конкурирующие группы внутри иранских элит в максимальной степени постараются использовать протесты для усиления собственных политических позиций в стране и ослабления позиций соперников. 

Причинами довольно быстрого затухания протестного запала, помимо репрессивных действий сильного государственного аппарата, стало отсутствие сколько-нибудь внятной повестки протестного движения, которая нашла бы отклик повсеместно в стране. Например, борьба с коррупцией, о которой говорилось на митингах – при всей важности, является довольно избитым и весьма эфемерным требованием. Особенно в Иране, где коррупция, как и во многих других восточных мусульманских обществах, остается привычным, повсеместным и, более того, вполне толерируемым явлением. Без привязки к конкретному крупному коррупционному скандалу, который потряс бы все иранское общество, обращение к подобным лозунгам малоэффективно с точки зрения мобилизации масс.

Прекращение финансирования "Хамаса", "Хезболлы" или же военной кампании в Сирии на фоне нерешенности социально-экономических проблем в самом Иране – бесспорно, политически более продуманное требование. Однако в условиях закрытости информации о выделяемых под эти цели средствах, когда иранское общество, как и весь мир, имеет очень смутное представление о реальных масштабах финансирования, сложно выдвигать какие-либо предметные обвинения. К тому же, действия Ирана в Сирии оправданы с точки зрения продвижения его региональных интересов, и подобную позицию в ИРИ разделяют многие.

Наконец, как минимум, часть демонстрантов выступала за то, чтобы полностью сменить действующий религиозный режим в Иране. Но при этом протестующие не предлагали никакой альтернативной модели, разве что, некоторые призывали к возвращению к монархии. Однако иранцы едва ли забыли, что при шахской власти простому народу в Иране также жилось далеко не сладко, пропасть между богатыми и бедными была огромной, а коррупция в разросшемся на бешеных нефтяных доходах государственном аппарате, на содержании которого находились десятки тысяч американских советников (число одних лишь военных советников составляло 30 тысяч), достигала чудовищных размеров.

Примечательно, что иранские азербайджанцы, составляющие по оценке экс-министра иностранных дел ИРИ Али Акбара Салехи, порядка 40% населения страны, полностью проигнорировали акции протеста. В населенных преимущественно азербайджанцами провинциях Ирана не было зафиксировано ни одного протеста. Даже в таком традиционно "революционном" городе, как Тебриз, было абсолютно спокойно. При этом иранские азербайджанцы являются политически активной группой населения. Они неоднократно демонстрировали свою способность мобилизоваться, когда речь заходит об ущемлении их прав и достоинства. Достаточно вспомнить массовые протесты 2006 года из-за оскорбившей их национальные чувства карикатуры в газете "Иран", или же протесты азербайджанцев в 2015 году после эфира передачи Fitileh на государственном телеканале IRIB, в которой также были задеты национальные чувства азербайджанцев. В обоих случаях протестующие добились своего – журналисты были уволены и даже арестованы, газета и телепередача были закрыты. Почему же в этот раз азербайджанское население Ирана не присоединилось к протестам? На наш взгляд, этому способствовали несколько факторов.

С высокой долей вероятности можно предположить, что антисистемное политическое движение, фактически отказывающееся от ставки на шиитский ислам в качестве краеугольного объединяющего элемента иранского общества, будет опираться на идеи персидского национализма и паниранизма. Когда они были возведены в ранг государственной идеологии во время правления династии Пехлеви, азербайджанцы, наравне с другими не титульными нациями, наказывались даже за разговоры в университете на родном языке. Губернатор провинции Азербайджан в 1930-е годы, Абдулла Мустофи не скрывал, например, что целью его политики было предотвращение употребления тюркского языка. О том, чтобы в стране издавались газеты и журналы на азербайджанском языке, а в университетах действовали факультеты азербайджанского языка, как это происходит сейчас в ИРИ, не могло идти и речи.  Не в последнюю очередь по этой причине Исламская революция была широко поддержана национальными меньшинствами Ирана и, в первую очередь, азербайджанцами, вставшими в авангарде революционного движения. Так, в населенном азербайджанцами Тебризе в феврале 1978 года прошел самый массовый протест против власти шаха.

На сегодняшний день значительная часть иранского духовенства – этнические азербайджанцы. Они широко интегрированы в правящую элиту страны. Сам  верховный аятолла Али Хаменеи является этническим азербайджанцем, и на встречах с государственными делегациями из Азербайджана он часто переходит на родной язык. Недавно в социальных сетях широкое распространение получило видео разговора верховного лидера Ирана с семьей иранских азербайджанцев. Узнав, что пятилетний ребенок в семье не знает тюркского языка, Хаменеи заявил: "Фарси учат в школе и на улице. Вы у себя дома учите его тюркскому языку. Пусть знает оба языка". Ситуация с правами нацменьшинств в современном Иране также не беспроблемна, однако национальная политика при династии Пехлеви была несравнимо менее либеральной.

Свою положительную роль в настроениях иранских азербайджанцев, очевидно, также сыграли Турция и Азербайджан, занявшие лояльную ИРИ позицию во время недавних протестов. Пресс-секретарь МИД АР Хикмет Гаджиев выразил надежду, что события будут протекать в мирном русле и в соответствии с законодательством Ирана. Последнее уточнение является косвенным осуждением беспорядков. Турция выступила "против провокаций" в Иране, а президент Эрдоган даже лично выразил свою поддержку Хасану Рухани, обвинив при этом президента США Трампа и премьер-министра Нетаньяху в поддержке иранских протестующих.

В самом деле, у Баку и Анкары есть целый ряд причин, чтобы быть заинтересованными в сохранении стабильности в Иране. Для Турции Иран остается ключевым партнером в сфере противодействия усилившемуся курдскому фактору в Ираке и Сирии. Баку, серьезно укрепивший за последние четыре года фундамент двусторонних политических и экономических отношений с Тегераном, намерен развивать их дальше. В частности, Азербайджан заинтересован в скорейшей реализации регионального проекта "Север-Юг" в сотрудничестве с Россией и Ираном. Помимо этого, Азербайджану крайне важна стабильность на своей южной и самой протяженной государственной границе, а также судьба десятков миллионов иранских азербайджанцев.

Реакция на прошедшие в Иране протесты, не поддержанные ни азербайджанцами внутри Ирана, ни двумя соседствующими с Ираном тюркскими государствами региона – Турцией и Азербайджаном – стала ярким свидетельством растущего политического доверия между странами и народами региона. Можно сказать, что в такой ситуации регион прошел "экзамен на зрелость", и это станет хорошим подспорьем для дальнейшего развития регионального сотрудничества и взаимного доверия.