Протесты в Иране: анализ причин

В Иране не стихают массовые акции протеста, охватившие в последние дни Тегеран и другие крупные города страны. В некоторых случаях они вылились в жесткие столкновения протестующих с иранскими силовиками. На момент написания данной статьи в результате противостояния между демонстрантами и силами правопорядка, согласно официальным данным, погибли уже 13 человек. Вечером 1 января иранский телеканал IRIB сообщил об убийстве полицейского в Неджефабаде в результате огня, предположительно, открытого из охотничьего ружья одним из участников беспорядков. Отметим, что ранее Корпус стражей исламской революции пригрозил демонстрантам «железным кулаком», если протесты не вернутся в мирное русло.

Подобный поворот во внутриполитический жизни Ирана и столь резкая эскалация стала неожиданностью для многих наблюдателей, которые проводят параллели между нынешними протестами и массовыми акциями оппозиционного «Зеленого движения» Мир-Хосейна Мусави в 2009 году. Однако, в отличие от демонстраций 2009 года, спровоцированных недовольством результатами выборов президента в рамках существующего государственного устройства, сегодня недовольные своим экономическим положением протестующие выступают против самого теократического режима. То есть речь идет не о традиционной борьбе «реформаторов» с «консерваторами» внутри системы, а о зарождающемся на фоне недовольства социально-экономической ситуацией в стране внесистемном движении.

Как пишет агентство «Анадолу», «участники акций ранее вложили инвестиции в более чем 6 тыс местных компаний, которые вскоре разорились. Таким образом, свои деньги потеряли несколько миллионов человек. Государственные и правительственные структуры тогда не придали значения этим протестам. Большинство участников массовых акций протеста, охвативших сегодня Иран - это люди, потерявшие свои деньги. Но в этот раз к ним присоединились и малоимущие граждане, и оппозиционные политические группы. Большинство из разорившихся финансовых компаний принадлежало сторонникам лагеря консерваторов. В этой связи судьба вложенных средств остается неизвестной».

Иранское правительство, в свою очередь, говорит о роли «иностранных агентов»  в начавшихся беспорядках. Конечно, заявления о происках внешних врагов, коих у Ирана предостаточно, можно было бы расценить лишь как привычный политический ход, предназначенный для консолидации внутренних сил перед лицом внешней угрозы. Однако в контексте новой стратегии США по противодействию Ирану, объявленной президентом Дональдом Трампом в октябре 2017 года, соглашения аналогичной направленности между Вашингтоном и Тель-Авивом, а также активном трехстороннем взаимодействии в борьбе с растущим региональным влиянием Тегерана в треугольнике США-Израиль-Саудовская Аравия сбрасывать со счетов версию о внешнем влиянии было бы неверно. 

Впрочем, даже если допустить фактор попыток оказания влияния на ситуацию в Иране извне, без наличия благодатной почвы для протестов в самом государстве они не имели бы эффекта. То, что среди населения ИРИ была и сохраняется серьезная неудовлетворенность экономической ситуацией в стране, не новость. Однако летом 2015 года страна достигла серьезного прорыва на международной арене, заключив т. н. «ядерную сделку» со странами «шестерки» (США, Франция, Великобритания, Германия, Китай, Россия), что повлекло за собой отмену международных санкций против ИРИ. Тегеран активно привлекает прямые зарубежные инвестиции, в том числе, европейские – казалось бы, в подобной ситуации у недовольной части населения должны были появиться основания начать смотреть в будущее с оптимизмом.

Но, вероятно, именно в завышенных ожиданиях иранцев от прихода к власти президента Хасана Рухани и наличии общественного запроса на положительный эффект от «ядерной сделки» в повседневной жизни граждан в краткосрочной перспективе и кроется причина протестов. Начиная с 2016 года, когда атомное соглашение с Ираном вступило в силу, экономика страны начала постепенно восстанавливаться – но далеко не так быстро, чтобы иранцы успели почувствовать реальные изменения в повседневной жизни. Если верить данным МВФ, темпы роста ВВП страны в 2016 и 2017 годах составили 4,5% и 4,1% соответственно. В то  же время, рост инфляции за прошедшие два года составил примерно по 10%. Согласно проведенному персидской службой BBC исследованию, за последние 10 лет население страны обеднело примерно на 15%.

Как отмечал в интервью NZZ немецкий эксперт Али Фатоллах-Неджад еще до начала протестов в Иране, многие предвыборные обещания Хасана Рухани оказались популистскими. «Состав сформированного им кабинета противоречит любой воле к реформам. Несмотря на то, что некоторые санкции в результате сделки были смягчены,  экономические дивиденды от этого сегодня достаются элите. Среди бедного и среднего класса заметно отрезвление, недовольство ситуацией затягивает все более широкие круги населения». По оценке Фатоллах-Неджада, запланированный на 2018 год бюджет также не предполагает каких-либо подвижек для населения, в то время как средства для КСИР будут значительно увеличены.

Позиция, занятая администрацией президента США Дональда Трампа в отношении Ирана также не способствуют активному притоку европейского капитала в страну – европейские банки не рискуют финансировать заключаемые с Ираном сделки, опасаясь впасть в немилость американского Министерства финансов, ревностно следящего за исполнением так и оставшихся в силе американских санкционных предписаний. Более того, страхи инвесторов подстегивает последовательное введение Белым Домом новых односторонних санкций против ряда иранских компаний в феврале и Корпуса стражей исламской революции в октябре прошлого года – особенно с учетом тесной «интегрированности» КСИР в иранскую экономику. Нацеленная на фактический подрыв «ядерной сделки» политика американского президента и его команды, в определенной степени, приносит свои плоды, поскольку она поддерживает неопределенность в настроениях инвесторов и банкиров относительно ведения бизнеса в Иране и его кредитования.

Примечательно, что вышедшие на улицу иранцы скандируют требования к правительству отказаться от излишнего внимания к внешнеполитическим задачам («Не Газа, не Ливан, моя жизнь – Иран») в пользу решения социально-экономических проблем собственного населения. В самом деле, поддержка военных формирований за пределами Ирана и участие в сирийской кампании ложится довольно тяжелым грузом на иранский бюджет. Согласно оценке Стаффана де Мистуры, спецпредставителя ООН по Сирии, на поддержку режима Башара Асада Иран ежегодно выделяет от $6 млрд до $35 млрд. Оценка, конечно, весьма размытая, но даже ее нижний предел означает трату иранским правительством внушительной суммы на своего сирийского союзника.  

В любом случае, нынешние протесты станут серьезной проверкой на запас прочности действующей с 1979 года политической системы Ирана. Без сомнения, данные события, вне зависимости от дальнейшей динамики их развития, окажут ощутимое влияние на сложившийся внутриполитический баланс в иранском государстве. В случае, если «железный кулак» КСИР окажется несоразмерно жестким, то нельзя также исключать и пересмотра странами ЕС отношений с ИРИ под нажимом Вашингтона и правозащитников. Сейчас многое зависит от того, удастся ли иранскому руководству на данном этапе быстро, эффективно и без применения несоразмерного насилия раздробить зародившееся, пока еще довольно хаотичное протестное движение, отделив радикальных противников существующего государственного строя от тех, чей протест носит в большей степени социально-экономический характер.