Почему России и США тяжело понять поведение друг друга?

Неожиданный ракетный удар, нанесенный администрацией Трампа по Сирии,  вызвал больше вопросов, чем дал ответов - и наиболее острые из них связаны с будущим отношений между США и Россией. Свою версию их перспектив выдвигает The Conversation в материале Why Russia and the US struggle to understand each other’s behaviour

Кремль ответил на американскую атаку, приостановив соглашение 2015 года о ”безопасных полетах”, которое поддерживалось совместно с ВВС США. Этот шаг увеличивает риск непреднамеренного столкновения между вооруженными силами обеих стран и угрожает превратить борьбу против ИГИЛ (запрещена в России) в балансирование на грани. Когда [госсекретарь США Рекс] Тиллерсон покидал Москву, будущее соглашения все еще оставалось неясным. Россия разместила фрегат в Восточном Средиземноморье и опубликовала совместное заявление с Ираном и Хезбаллой, где речь шла об военном ответе на любые подобные действия США в будущем.

Россия не отказалась от Асада, как некоторые преждевременно заявляли в последние несколько дней (и даже лет), а наоборот, похоже, удвоила свою поддержку его режиму. Сам Владимир Путин обвинил администрацию Трампа в подготовке дальнейших ударов по Сирии на основе ”провокаций”, организованных антисададскими силами, прежде чем наложил вето на резолюцию Совета безопасности ООН, призывающую сирийское правительство сотрудничать с любым международным расследованием по поводу атаки с применением химического оружия на прошлой неделе. 

Это разочарует тех, кто предполагал, что Кремль может отказаться от Асада, но никого не должен удивляться - Россия последовательно отвергала любые формы смены режима на Ближнем Востоке, помня о катастрофе, охватившей Ливию после свержения Каддафи. На недавней пресс-конференции с Тиллерсоном, российский министр иностранных дел Сергей Лавров сказал: ”Мы уже проходили настойчивость в устранении или свержении диктатора или тоталитарного лидера. Мы очень хорошо знаем, даже слишком хорошо, что происходит, когда вы это делаете”. 

Сейчас Владимир Путин создает образ человека, восстанавливающего статус великой державы, противостоящей западному либеральному консенсусу. Отказаться от Асада в данный момент означало бы поддаться давлению Запада, и его внутренняя аудитория расценила бы этот шаг как национальное унижение.

Делать выбор для Путина - непростая задача. Дома он считает себя воплощением российской мужественности и восстановленного международного статуса страны. Но за границей роль России более сложная: иногда Кремль выступает как великий борец против либеральной гегемонии Запада в многополярном мире, но также легко присваивает западные идеи - гуманитарную интервенцию, войну с терроризмом - для оправдания вмешательств в рамках и за пределами иногда плохо определенной сферы влияния.

Эти действия поддерживают укоренившееся видение ”национальных интересов” России, которое господствует в течение полутора десятилетий. Согласно этому мировоззрению, международное право и институты являются инструментами для великих держав в великой игре. Кремль не соглашается на экспансивные, либеральные интерпретации ”мирового порядка”, исповедуемого западными государствами, и он также не верит, что сами западные державы в действительности их поддерживают. 

Это делает понимание Россией мотивов Трампа еще более важным.

 

Чтение сигналов

Возможно, удар Трампа по аэродрому Асада был импульсом - после увиденных фотографий страдающих детей, а также увещеваний его дочери-советника Иванки, которые побудили его к действию. Излишне говорить, что такая импульсивность сопряжена с множеством опасностей. Фактически, можно утверждать, что неспособность Трампа четко обозначить свои намерения в предыдущие недели спровоцировала химическую атаку. Поняв,  что смена режима теперь не обсуждается, Асад пошел на смертельный риск. Ответ Трампа был неожиданным и необъявленным.

Подобные недоразумения достаточно опасны в сирийском контексте. В более широком смысле российско-американских отношений они могут привести к войне между двумя великими державами.

Трамп пытается оставить свой след, принимая на себя роль антиОбамы, человека действия, не имеющего времени для бесконечного многостороннего наблюдения. Удары также отвлекают внимание от хаоса и набирающих обороты скандалов вокруг его короткого президентства. Но они также могут быть истолкованы в качестве сигнала как союзникам, так и противникам, одновременно проявлением решимости и демонстрацией непредсказуемости - само по себе сдерживающее средство. Был ли этот сигнал преднамеренным или нет, но Кремлю знаком подобный стиль.

Именно поэтому закулисные дискуссии о визите Тиллерсона в Москву вдвойне важны. Если Тиллерсон заявил, что атака была актом проницательной политики власти, представленным как сентиментальная импульсивность, он подтвердил вероятную интерпретацию Кремля. Это сделало бы текущий невероятно напряженный момент чуть менее нестабильным, поскольку две силы, по крайней мере, разделили бы систему отсчета для действий друг друга.

Но если Кремль понимает поведение Трампа не лучше, чем до визита Тиллерсона, российско-американские отношения могут приблизиться к опасной пропасти.