Белорусские беженцы Первой мировой войны

Кандидат исторических наук, доцент, заместитель декана – ученый секретарь, руководитель лаборатории истории диаспор исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова  Оксана Солопова в ходе Международного круглого стола "Революция 1917 года в России - в истории и историографии стран ближнего зарубежья" представила доклад "Белорусские беженцы Первой мировой войны: формирование национального самосознания в условиях революционных событий 1917 года".

″Первая мировая война - особая веха в судьбе Российского государства, время подвигов русского оружия и национальной катастрофы, которая унесла жизни более 3 млн граждан, обострила социальные противоречия, привела страну к революционным потрясениям и братоубийственной гражданской войне. При этом жертвами Первой мировой войны стали не только павшие в сражениях солдаты, но многие тысячи мирных граждан, которые волею судеб были вынуждены примерить на себя роль беженцев, покинуть свою родную землю и оставить свой дом″, - заявила Оксана Солопова.

В 1915 году при отступлении царской армии с территории Белоруссии поток беженцев и принудительно эвакуированное белорусское население оказалось в центральных губерниях России. ″Жители Гродненской, Могилевской, Витебской губерний были расселены по 21 российской губернии. В том числе в Петрограде, Поволжье, Калужской, Тульской, Московской и других отдаленных от фронта губерниях. Из-за такой рассредоточенности сложно выделить белорусских беженцев в единую группу. Казалось бы, впечатляюще обширная география расселения, но в большинстве своем белорусские беженцы смогли в этих условиях осознать и укрепить свою национальную самобытность. Беженцы и на территории России изначально воспринимались с сочувствием и радушием, в немалой степени и потому, что они восполняли нехватку рабочих рук в губерниях. Но бремя постоя вместе с дворами никто не разделял. Кардинальное решение по назревшим проблемам беженцев правительство затягивало, и местные жители постепенно, но поступательно стали менять свое положительное отношение к беженству на противоположное. Эти изменения шли параллельно с устойчиво демонстрируемым желанием большинства белорусов вернуться к родным местам″, - заявила историк. 

По ее данным, уже весной 1916 года начинается процесс реэвакуации, в том числе и нелегальной, но началом реального возвращения беженцев в Белоруссию можно считать весну 1918 года, причем продолжалась она вплоть до 1923 года. 

″С 1917 года у белорусов появляется возможность документально выделить себя в национальную группу, когда в регистрационные анкеты беженцев вносится, наконец, национальность ”белорус”. В русле национально-освободительного движения народов России после Февральской и Октябрьской революции 1917 года ускорилось развитие белорусского национального движения. Оживилась политическая, культурно-просветительская деятельность среди белорусов - беженцев, рабочих, военных. По инициативе Белорусской народной Громады, которая отстаивала права белорусского народа на государственное самоопределение в составе Российской федеративной республики, в Москве осенью 1917 года было проведено два всероссийских съезда беженцев-белорусов. На первом из них Громада сделала попытку выработать единую тактику для всех белорусских организаций на учредительном собрании, а после Февральской революции организации Белорусской социалистической громады, Национальной левонароднической партии появились в Петрограде, Москве, Казани, Саратове, Калуге, Тамбове и других местах локализации именно белорусских беженцев″, - рассказала Оксана Солопова.

По ее словам, важной особенностью сознания белорусов-беженцев было то, что они являлись не просто этнокультурной группой, проживающей на другой территории и демонстрирующей социально-политическую активность, а в то, что в рамках этой политической активности белорусы демонстрировали собственную национальную волю: ″Именно через стремление к национальному самоопределению в вопросах государственного устройства белорусских земель. А ведь эти люди выражали настроения большого числа одноплеменников. Более миллиона белорусов-беженцев осели в Москве. Роль немногочисленной белорусской интеллигенции максимально возросла. Теперь ее представители ставили цель не только оказания помощи беженцам в решении насущных проблем, но и стремились сориентировать их в  потоке социальных перемен и политических изменений. Политизация беженского движения ярко выразилась в решении включить белорусских кандидатов-беженцев в списки депутатов во Всероссийское учредительное собрание″.

По мнению историка, в таких условиях образ покинутой белорусской земли становится объединяющей основой, которая позволяла прочувствовать право на собственную идентичность, создание национальной перспективы: ″Вопрос ”кто мы”, ранее находившийся на переднем плане национального сознания белорусской интеллигенции, уступает место актуализированным историей вопросами откуда мы пришли” и ″куда хотим вернуться″. ″Беженцев окутали добровольцы из других комитетов… Зависимость белорусов от литовцев, от поляков, от русских, от господ, от их культур привела к тому, что этнологическое национальное Я белорусов к концу этой зависимости, ко времени Февральской революции было настолько слабым, что приходилось убеждать белоруса в том, что он белорус, что отцы и дети его белорусы. В этой фразе принципиальна роль белорусской интеллигенции в становлении белорусского национального самосознания, которая снова была вызвана на сцену жизни белорусской диаспоры России в момент других переломных событий в конце XX века″.