Экс-начальник КГБ Карабаха:”На встрече с Зорием Балаяном я понял, что это психически больной человек”

На днях проживающая в Ставрополе (РФ) семья Септа отмечала юбилей – 50 лет со дня свадьбы Георгия Ивановича и Ларисы Алексеевны. Обратить внимание на семью Септа, о которой написали многие ставропольские СМИ, меня заставила одна маленькая деталь. «Где-то я уже слышал эту фамилию. Но где?», – лихорадочно крутилось у меня в голове. И вдруг меня осенило: «Как же я мог забыть человека, которого разыскивал много лет? Ведь это тот самый Георгий Септа, многие годы проработавший в структуре госбезопасности Азербайджана, и возглавлявший «карабахский отдел» КГБ Азербайджанской ССР! Я, было, уже потерял надежду его разыскать, а он, оказывается, проживает в Ставрополе».

Что ж, если есть человек, если известны даже мизерные сведения о населенном пункте, в котором он проживает, то в наш век информационных технологий разыскать его не составляет особого труда. Так получилось и на сей раз. Следует отметить, что Георгий Иванович с радостью согласился ответить на все наши вопросы. Более того, беседа у нас получилась на троих, поскольку Лариса Алексеевна охотно дополняла рассказ своего супруга, который, кстати, несмотря на свой возраст – 78 лет – в мельчайших деталях описал события азербайджанского периода своей жизни. Причем, порой переходя на чистейший азербайджанский язык.

Итак, предлагаем вниманию наших читателей эксклюзивное интервью с бывшим начальником отдела КГБ Азербайджанской ССР по Нагорно-Карабахской автономной области (1983 – 1988 г.г.), генерал-майором Георгием Септа.

– Георгий Иванович, расскажите о себе.

– Я родился 16 мая 1939 года в городе Нахчыван. Так что, со всей уверенностью могу сказать: «Mən naxçıvanlıyam!» Мой отец был офицером спецслужб и погиб за неделю до моего рождения. В документах, выданных нашей семье, указывалось, что Иван Септа трагически погиб 10 мая 1939 года при исполнении служебных обязанностей. Он похоронен в Нахчыване.

После гибели отца мама с грудным ребенком на руках выехала в Баку. В документе, выданном ей, партийным, советским и государственным органам предписывалось обеспечить нашу семью жильем и работой. Военком республики выделил машину с водителем, который повез маму выбирать на свое усмотрение квартиру в Баку. Мама просмотрела 8 квартир. Водитель-азербайджанец порекомендовал ей выбрать благоустроенную двухкомнатную квартиру на улице Миркасимова (бывшая 4-я Нагорная). Вскоре маму устроили на работу в военкомат. В последующем она пошла по партийной линии: была секретарем комсомола на фабрике имени Володарского, секретарем комитета комсомола в нефтяной отрасли, работала заведующим орготделом в горкоме комсомола, окончила Высшую партийную школу, а затем долгие годы проработала директором школы N211 в Октябрьском районе (ныне Ясамальский) Баку.

– А вы пошли по стопам отца?

– Не совсем и не сразу. Сначала я был инструктором политотдела по комсомольской работе, закончил Бакинский педагогический институт. После демобилизации из армии был на комсомольской работе в Бакинском горкоме и ЦК ЛКСМ Азербайджана. В 1968 году, после того, как я выступил на пленуме ЦК комсомола Азербайджана, причем, часть выступления была на азербайджанском языке, меня заметил тогдашний председатель КГБ Азербайджанской ССР Гейдар Алиев. Он вызвал меня к себе и спросил, есть ли у меня желание работать в органах госбезопасности, готов ли я пойти по стопам своего отца, которого он хорошо помнил. Вы знаете, меня просто поразил его взгляд, его тон общения. Гейдар Алиевич мог как рентген сканировать стоящего перед ним человека. Он буквально читал мои мысли. Я, естественно, растерялся, и стал говорить, что не был готов к таком предложению, что мне нужно посоветоваться с мамой. Гейдар Алиевич успокоил меня, сказав, что мама не будет против. «Иди и подумай, а завтра скажешь свой ответ. Если захочешь у нас поработать, подойдешь к моему заму Самедову, он тебе все разъяснит», – сказал Гейдар Алиев.

На следующий день я пришел и сообщил, что готов к работе в КГБ. По распоряжению Гейдара Алиева, мне присвоили звание старшего лейтенанта и назначили заместителем начальника первого отделения пятого отдела (отдел по борьбе с идеологическими диверсиями). Потом я работал начальником второго отделения пятого отдела, курировал вопросы культуры и искусства. В последующем меня назначили начальником отдела кадров КГБ Азербайджанской ССР. В начале 80-х годов, с учетом моих знаний (я все-таки рос в «Арменикенде») тогдашний первый секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР Кямран Багиров направил меня начальником отдела КГБ Азербайджана по НКАО.

– Какая ситуация была на тот момент в области? Замечали ли вы подготовку к сепаратистскому восстанию?

– Для начала хочу сказать, что в отделе КГБ по НКАО работали один азербайджанец, я, белорус и еще один русский из Вологодской области. Все остальные сотрудники отдела были армянами. В зону нашей компетенции входили сама НКАО, Кельбаджар и Лачин.

Брожение среди армян в Карабахе началось задолго до моего там появления. Карабахские армяне ездили учиться в армянские вузы, а потом возвращались в Карабах уже основательно «подкованными». Конечно, ко мне поступала определенная информация, которой я незамедлительно делился сначала с Баку, а потом с Москвой, с центральным аппаратом КГБ СССР. Но никакой реакции на мои тревожные сигналы не было.

Здесь в наш разговор вступила супруга Георгия Ивановича – Лариса Алексеевна, которая преподавала в 1983-1988 годах в Степанакертском пединституте.

– В Степанакерте (Ханкенди – ред.) мы жили в доме прямо над квартирой Бориса Кеворкова – тогдашнего первого секретаря обкома. Жена у него была азербайджанка. Хочу сказать, что приехавшие в Степанакерт из Баку армяне были более лояльными к азербайджанцам, чем карабахские армяне.

Я преподавала русский язык на филологическим факультете. Наши студентки – армянки были очень словоохотливыми девочками и все разговоры, подслушанные ими на кухне у родителей, пересказывали потом мне. Естественно, что потом я это все пересказывала Георгию Ивановичу. Так вот, примерно с 1985 года девочки начали рассказывать, что, мол, их родители воодушевились избранием Михаила Горбачева генсеком ЦК КПСС. По их словам, еще со времен Сталина они просили Москву передать Карабах от Азербайджана к Армении. Однако ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев никак не реагировали на их мольбы. Так было до 1985 года, и особенно до того, пока чета Горбачевых не съездила в США, где Раису Максимовну армянская диаспора Америки одарила бриллиантами.

«Лариса Алексеевна, Сталин, Хрущев и Брежнев отказывали нам, а вот Раиса Максимовна отреагировала положительно. Скоро вопрос Карабаха будет решен», – рассказывали мне студентки.

Понимаете, они даже не говорили, что, мол, Горбачев нам поможет. Нет, они говорили именно о Раисе Максимовне, что она их стена и защита в вопросе Карабаха. Мне тогда казалось, что это просто бабские разговоры. Ну как можно таким образом менять границы республик? Последующие события показали, что это были не простые разговоры или сплетни.

– Лариса Алексеевна, все знали, что ваш супруг – главный чекист области, назначенный из Баку. Как к вам стали относиться студенты и педагогический состав после начала сепаратистского движения?

– Вы знаете, меня еще побаивались. Хуже всего пришлось моей дочери Инне (ныне кандидат медицинских наук и вот уже 14 лет руководит отделением функциональной диагностики и УЗИ в Ставропольской краевой клинической больнице). Нас, конечно, местные армяне не любили, но открыто в нашу сторону не плевались, побаиваясь должности моего мужа. Но в школе над дочкой издевались как могли. Учитель по химии просто издевался над ней, искусственно занижал оценки. А мы хотели, чтобы она пошла учиться в медицинский институт. В Баку дочка училась в школе N 47, и по химии у нее были отличные оценки. В конце концов, не выдержав издевательств, она попросила перевести ее в другую школу. Закончила она школу N 8 в Степанакерте. Медаль за отличную учебу ей не дали, и из Карабаха она уехала обиженной. Зато без особых проблем поступила в Бакинский мединститут.

Армяне мне жаловались, что, мол, магазины в Степанакерте пустые. А я им отвечала: а что, разве в Баку все полки магазинов ломятся от товаров? Талонная система же везде. Георгию Ивановичу в таких условиях было крайне трудно работать. Он ведь докладывал “наверх” о процессах в области. Помню, как-то мои студентки принесли мне книгу “Очаг” Зория Балаяна. Мол, Лариса Алексеевна, почитайте, такая хорошая книга. Всю ночь Георгий Иванович ее читал, а наутро в спешном порядке он с этой книгой поехал в Баку, чтобы довести до своего руководства опасность, которую таил в себе «труд» Балаяна. В последующим, когда уже начались все эти события, было поздно что-то предпринимать, поскольку они там в области все озверели, почувствовав, что за ними горой стоит Раиса Горбачева. Она взяла на себя большой грех. Нельзя было вообще этот вопрос трогать.

– Георгий Иванович, как вы боролись с армянским сепаратизмом в области?

– Вы знаете, когда все уже заварилось, бороться было поздно. Вернусь потом к вашему вопросу, а сейчас расскажу, что когда Кямран Багиров приехал наводить порядок в области, он уволил все руководство обкома, в том числе Кеворкова и председателя облисполкома. Было уволено все бюро обкома, Багиров не тронул только меня. Это указывает на то, что в Баку мне доверяли. Но почему тогда не принимали меры по моим сигналам, по моим аналитическим запискам? Я вообще не встречал понимания ни со стороны КГБ Азербайджана, ни со стороны КГБ СССР. Они делали вид, что принимают к сведению, и все, дальше этого дело не шло. Я же все расписал в своих докладных записках, нужно было лишь принимать решения. Но их не принимали. А когда нарыв лопнул, Москва прислала в Карабах кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Петра Николаевича Демичева, который, выступая перед разъяренной толпой в Степанакерте, взял и ляпнул, что, мол, он никак не может понять, чего не поделили между собой два мусульманских народа – армяне и азербайджанцы.

Как-то я поехал в Ереван на встречу с Зорием Балаяном. Буду откровенен: главным мутильщиком в области был именно Зорий Балаян. На встрече он мне открыто заявил, что мечтает об Армении «от моря до моря», что Баку это армянский город. Это психически больной человек. У них болезнь такая – создать «Великую Армению». Азербайджанский Кельбаджар зачем нужен был армянам? Из-за золота. Вот так и остальные районы.

– А что бы вы предприняли для искоренения армянского сепаратизма в Карабахе, если бы у вас была такая возможность?

– По численности армянское население в Карабахе преобладало над азербайджанским. Большинство азербайджанцев было только в Шуше. Плюс Ходжалы был населен азербайджанцами. Значит, нужно было менять демографический состав области, увеличивая постепенно азербайджанское население. Я не говорю, что армян нужно было изгонять из своих домов. Ни в коем случае. Но увеличивать численность азербайджанцев в области нужно было.

Хочу также особо подчеркнуть, что никакого притеснения армян в Азербайджане не было. Взять, к примеру, бакинских армян. Их ведь никто не притеснял. Армяне были секретарями райкомов партии в Баку, занимали хорошие посты в ЦК и Совете министров Азербайджана. В Карабахе тоже занимали руководящие посты. Разве это притеснение? Почему же до сих пор бакинские армяне с теплотой вспоминают свою жизнь в Баку? Если бы человека притесняли по национальному признаку, вряд ли бы он скучал по прошлой жизни.

– Когда вас отозвали из Карабаха?

– В марте 1988 года. Я был назначен начальником 7 отдела (наружное наблюдение) КГБ Азербайджана. В 1990 году я переехал в Ставрополь.

– Бывали ли вы в Азербайджане после 1990 года?

– Увы, нет. Хотя в Нахчыване, повторюсь, похоронен мой отец. Вы знаете, я вам такую вещь скажу. Когда все эти события начинались в Карабахе, нужен был Гейдар Алиев. Но он тогда был в опале у Горбачева. Я до сих пор с огромным уважением отношусь к Гейдару Алиевичу. Моя семья безмерно благодарна ему за то, что он помог нам в жизни. Я всегда говорил и буду говорить, что Гейдар Алиев был нашим аксакалом и невероятно порядочным человеком.