Владикавказ — Тифлис. Маяковский

 

 

 

 

 

Только
     нога
         ступила в Кавказ,
я вспомнил,
   что я —
         грузин.
Эльбрус,
    Казбек.
         И еще —
             как вас?!
На гору
   горы грузи!
Уже
    на мне
        никаких рубах.
Бродягой, —
    один архалух.
Уже
     подо мной
          такой карабах,
что Ройльсу —
     и то б в похвалу.
Было:
     с ордой,
          загорел и носат,
старее
     всего старья,
я влез,
     веков девятнадцать назад,
вот в этот самый
     в Дарьял.
Лезгинщик
     и гитарист душой,

в многовековом поту,
я землю
        прошел
              и возделал мушо̀й
отсюда
       по самый Батум.
От этих дел
     не вспомнят ни зги.
История —
     врун даровитый,
бубнит лишь,
     что были
       царьки да князьки:
Ираклии,
      Нины,
           Давиды.
Стена —
     и то
        знакомая что-то.
В тахтах
    вот этой вот башни —
         я помню:
я вел
     Руставели Шо́той
с царицей
      с Тамарою
           шашни.
А после
    катился,
        костями хрустя,
чтоб в пену
    Тереку врыться.
          Да это что!
Любовный пустяк!
      И лучше
           резвилась царица.
А дальше
     я видел —
         в пробоину скал
вот с этих
     тропиночек узких
            на сакли,
звеня,
     опускались войска
           золотопогонников русских.
Лениво
      от жизни
           взбираясь ввысь,
гитарой
      душу отверз —
«Мхолот шен эртс
        рац, ром чемтвис
Моуция
       маглидган гмертс…»
И утро свободы
      в кровавой росе
сегодня
       встает поодаль.
И вот
     я мечу,
         я, мститель Арсен,
бомбы
     5-го года.
Живились
        в пажах
            князёвы сынки,
а я
       ежедневно
                 и наново
опять вспоминаю
        все синяки

от плеток
       всех Алихановых.
И дальше
    история наша
            хмура̀.
Я вижу
      правящих кучку.
Какие-то люди,
      мутней, чем Кура̀,
           французов чмокают в ручку.
Двадцать,
     а может,
         больше веков
волок
      угнетателей узы я,
чтоб только
       под знаменем большевиков
воскресла
      свободная Грузия.
Да,
    я грузин,
но не старенькой нации,
    забитой
в ущелье в это.
Я —
     равный товарищ
одной Федерации
     грядущего мира Советов.
Еще
    омрачается
день иной
    ужасом
          крови и яри.
Мы бродим,
      мы
           еще
               не вино,
ведь мы еще
     только мадчари.
Я знаю:
      глупость — эдемы и рай!
Но если
     пелось про это,
должно быть,
     Грузию,
          радостный край,
               подразумевали поэты.
Я жду,
      чтоб аэро
             в горы взвились.
Как женщина,
         мною
              лелеема
надежда,
         что в хвост
               со словом «Тифлис»
вобьем
        фабричные клейма.
Грузин я,
         но не кинто озорной,
                   острящий
                       и пьющий после.
Я жду,
        чтоб гудки
              взревели зурной,
где шли
       лишь кинто
                 да ослик.
Я чту
     поэтов грузинских дар,
но ближе
       всех песен в мире,
мне ближе
        всех
             и зурн
                   и гитар
лебедок
        и кранов шаири.
Строй
         во всю трудовую прыть,
                 для стройки
не жаль ломаний!
Если
        даже
              Казбек помешает —
                        срыть!
Все равно
      не видать
                в тумане.