На Кавказе. Есенин

 

 

 

 

 

 

          Издревле русский наш Парнас

          Тянуло к незнакомым станам,

          И больше всех лишь ты, Кавказ,

          Звенел загадочным туманом.

 

          Здесь Пушкин в чувственном огне

          Слагал душой своей опальной:

          "Не пой, красавица, при мне

          Ты песен Грузии печальной".

 

          И Лермонтов, тоску леча,

          Нам рассказал про Азамата,

          Как он за лошадь Казбича

          Давал сестру заместо злата.

 

          За грусть и желчь в своем лице

          Кипенья желтых рек достоин,

          Он, как поэт и офицер,

          Был пулей друга успокоен.

 

          И Грибоедов здесь зарыт,

          Как наша дань персидской хмари,

          В подножии большой горы

          Он спит под плач зурны и тари.

 

          А ныне я в твою безгладь

          Пришел, не ведая причины:

          Родной ли прах здесь обрыдать

          Иль подсмотреть свой час кончины!

 

          Мне все равно!  Я полон дум

          О них, ушедших и великих.

          Их исцелял гортанный шум

          Твоих долин и речек диких.

 

          Они бежали от врагов

          И от друзей сюда бежали,

          Чтоб только слышать звон шагов

          Да видеть с гор глухие дали.

 

          И я от тех же зол и бед

          Бежал, навек простясь с богемой,

          Зане созрел во мне поэт

          С большой эпическою темой.

 

          Мне мил стихов российский жар.

          Есть Маяковский, есть и кроме,

          Но он, их главный штабс-маляр,

          Поет о пробках в Моссельпроме.

 

          И Клюев, ладожский дьячок,

          Его стихи как телогрейка,

          Но я их вслух вчера прочел -

          И в клетке сдохла канарейка.

 

          Других уж нечего считать,

          Они под хладным солнцем зреют.

          Бумаги даже замарать

          И то, как надо, не умеют.

 

          Прости, Кавказ, что я о них

          Тебе промолвил ненароком,

          Ты научи мой русский стих

          Кизиловым струиться соком.

 

          Чтоб, воротясь опять в Москву,

          Я мог прекраснейшей поэмой

          Забыть ненужную тоску

          И не дружить вовек с богемой.

 

          И чтоб одно в моей стране

          Я мог твердить в свой час прощальный:

          "Не пой, красавица, при мне

          Ты песен Грузии печальной".